Яна стояла в коридоре, скрестив руки на груди, и с философской тоской наблюдала, как колесики чемодана оставляют грязные, мокрые следы на её новеньком кварц-виниле. «Венский дуб», сорок третий класс износостойкости, между прочим. Укладывали месяц назад, мастер — золото, каждый стык вымерял, как ювелир. А теперь по этому произведению строительного искусства бодро катился Игорь, а за ним — шлейф ноябрьской слякоти и радужных надежд на светлое будущее.
— Ну, мать, принимай постояльца! — Игорь, мужчина сорока шести лет, в меру упитанный и не в меру жизнерадостный, с грохотом опустил чемодан. — Теперь заживем! Я там еще в машине коробку с инструментами оставил и спиннинг. Спиннинг куда? Может, на балкон?
Яна вздохнула. Ей сорок четыре. За плечами — один развод, выплата ипотеки, которую она гасила с яростью берсерка, и должность главного бухгалтера в крупной торговой фирме. Она любила тишину, порядок и запах дорогого кондиционера для белья. Игорь же любил футбол, жареную картошку и рассуждать о геополитике, лежа на диване.
Они встречались полгода. В конфетно-букетный период Игорь был галантен: дарил цветы (правда, по акции), водил в кино (на утренние сеансы) и мастерски чинил краны. Когда у него закончилась аренда съемной «однушки» на окраине, вопрос о совместном проживании встал ребром. Точнее, его поставил Игорь, мягко намекнув, что «глупо платить чужому дяде, когда у нас любовь».
Яна, женщина опытная и битая жизнью, колебалась. Но женское сердце — орган странный: оно верит в чудеса даже тогда, когда мозг кричит «SOS».
— Спиннинг — на балкон, — сказала она ровно. — А грязь за собой подтереть. Тряпка в ведре, ведро в ванной.
Игорь застыл с улыбкой, которая начала медленно сползать, как плохо приклеенные обои.
— Янчик, ну ты чего? Я ж с дороги, устал. Потом уберем. Давай лучше чайку? Или а лучше бы чего покрепче за новоселье? М?
— Игорь, — Яна говорила тем тоном, которым обычно сообщала директорам о налоговой проверке. — У нас в квартире правило номер один: наследил — убери сразу. Грязь имеет свойство засыхать и въедаться. А этот пол мне слишком дорого стоил, чтобы я смотрела, как он умирает под реагентами с твоих ботинок.
Игорь крякнул, но тряпку взял. Правда, возил ею так, словно делал одолжение всему человечеству. Яна смотрела и думала: «А не совершаю ли я ошибку, сопоставимую с покупкой валюты на пике курса?»
Первая неделя прошла под эгидой «притирки». Это красивое слово означало, что Яна молча скрипела зубами, а Игорь активно осваивал территорию.
Квартира у Яны была двухкомнатная, выстраданная. Ремонт она делала «для себя»: светлые стены, минимум мебели, никаких пылесборников. Игорь внес в этот стерильный рай нотку хаоса. Его носки, свернутые в улитки, обнаруживались под журнальным столиком. Зубная паста в тюбике теперь выглядела так, будто её пытали. А на кухонной столешнице (искусственный камень, белый мрамор!) регулярно оставались круги от чайных кружек.
Но главным камнем преткновения стала еда...
Игорь любил поесть. Нет, не так. Игорь любил жрать. Основательно, с добавкой и хлебушком.
В среду Яна вернулась с работы поздно. Отчетный период, глаза красные, ноги гудят. Мечтала она только об одном: съесть паровую котлетку из индейки, которую приготовила вчера, принять душ и упасть лицом в подушку.
Открыв холодильник, она замерла. Кастрюля стояла на месте. Но внутри было пусто. Девственно чисто. Даже соус хлебом вымакан.
— Игорь! — позвала она.
Жених появился из комнаты, почесывая живот под растянутой футболкой.
— О, пришла? А я думаю, где ты ходишь. Есть охота, сил нет.
— И поэтому ты сожрал пять котлет? Пять, Игорь! Это мне на три дня было!
— Да ладно тебе, — махнул он рукой. — Что там есть-то? Индейка — это ж воздух. Я даже не заметил. Ты, кстати, завтра борща свари. Нормального, на косточке. А то эти диетические изыски — не для мужика.
Яна закрыла холодильник. Очень медленно.
— Игорь, а ты продукты купил? Я список писала.
— Ой, забыл, — он хлопнул себя по лбу. — Голова дырявая. Да и денег пока нет, зарплату задерживают. Ты же знаешь, у нас в конторе сейчас туго.
Яна знала про «туго». Игорь работал менеджером по продажам чего-то очень нужного, но, видимо, никому не интересного. Зарплата у него была «серая», с постоянными задержками и штрафами.
— То есть, ты съел мою еду, новую не купил, и теперь требуешь борща? — уточнила Яна.
— Ну мы же семья! — возмутился Игорь, включая режим «обиженный ребенок». — Что за счеты? Сегодня ты кормишь, завтра я мамонта принесу.
— Мамонты вымерли, Игорь. А курятина в «Пятерочке» подорожала на двадцать процентов.
В тот вечер Игорь ужинал пустыми макаронами и обиженным молчанием. Яна пила кефир и думала о том, что одиночество — это не наказание, а эксклюзивный курорт, на который не всех пускают.
К концу месяца назрел финансовый вопрос. Яна, как истинный бухгалтер, любила ясность в цифрах. Она села за кухонный стол, вооружилась калькулятором и платежками.
— Игорь, иди сюда. Будем бюджет верстать.
Игорь пришел неохотно, оторвавшись от просмотра ролика «Как сделать тандыр из старой покрышки».
— Ян, ну ты опять? Скучная ты женщина. Нет в тебе полета.
— Полет стоит денег, — отрезала Яна. — Смотри. Коммуналка — семь тысяч. Интернет — пятьсот. Продукты — мы в этом месяце проели двадцать пять. Бытовая химия, проезд, непредвиденные расходы... Итого сорок тысяч. Это только база.
— И?
— Не «и», а половину на стол. Двадцать тысяч с тебя.
Игорь округлил глаза, как будто Яна предложила ему продать почку.
— Ты что, с ума сошла? Я же говорил, у меня трудности! И потом, квартира твоя, почему я должен за коммуналку платить? Я тут не прописан!
Яна сняла очки и потерла переносицу.
— Игорь, ты моешься? Воду льешь. Свет жжешь. Гаджета у тебя три штуки заряжаются. Ты живешь здесь, значит, амортизируешь помещение.
— Какое слово-то мерзкое — «амортизируешь»! — скривился он. — Мы же люди, а не основные средства! Я думал, у нас любовь, а ты мне счет выставляешь, как в гостинице?
— В гостинице, дорогой мой, за такой сервис с тебя бы взяли в три раза больше. И там завтраки включены, а не «свари борщ».
Игорь вскочил, нервно заходил по кухне (линолеум под столом жалобно скрипнул).
— Ты меркантильная! Все бабы сейчас такие. Только деньги в глазах. А то, что я кран на кухне подтянул? Это ничего не стоит?
— Кран тек полгода назад. Ты его подтянул, потому что он тебя капаньем бесил. А продукты ты ешь каждый день. В общем так. Либо мы скидываемся, либо переходим на раздельное питание. Твоя полка в холодильнике нижняя.
Игорь обиделся смертельно. Три дня он демонстративно покупал себе «Доширак» и плавленые сырки, поедая их с видом мученика, которого морят голодом злые буржуи. Запах дешевой лапши со специями въедался в шторы. Яна терпела. Она знала: долго он не продержится.
Развязка наступила в субботу. Яна уехала к маме на дачу — помочь закрыть сезон, выкопать последние гладиолусы. Игоря звала, но у того «внезапно разболелась спина».
— Ты езжай, Янчик, я отлежусь. Мне покой нужен.
Яна вернулась вечером в воскресенье. Усталая, с мешком антоновки и банкой соленых огурцов от мамы.
Открыв дверь своим ключом, она услышала странные звуки. Смех, звон бокалов и какой-то невнятный гул.
В прихожей стояли чужие ботинки. Грязные, стоптанные, сорок пятого размера. Рядом валялась женская сумочка с дешевыми стразами.
Сердце у Яны пропустило удар. Неужели? Измена? Прямо здесь, на её кварц-виниле?
Она прошла в гостиную.
Картина маслом: «Приплыли».
За её журнальным столиком, на её белом ковре, сидел Игорь и какой-то мужик с лицом, не обезображенным интеллектом. Рядом, на подлокотнике дивана, мостилась дама неопределенного возраста с ярко-фиолетовыми волосами.
На столе — батарея пивных бутылок, гора креветочных шкурок (прямо на столешнице!), чипсы, рассыпанные по ковру. Дым стоял коромыслом, хотя Яна категорически запрещала курить в квартире.
— О, хозяйка явилась! — гаркнул гость. — Игорян, твоя благоверная пришла! Штрафную ей!
Игорь вскочил, суетливо пытаясь прикрыть собой гору мусора. Вид у него был виноватый, но бравирующий.
— Яна, познакомься, это Виталик, друг армейский, проездом у нас! И Люся, его... коллега. Мы тут немного посидели...
Яна медленно поставила пакет с яблоками на пол. Внутри у неё стало холодно и очень спокойно. Точка кипения была пройдена. Теперь наступила ледяная ясность.
— Посидели, значит, — сказала она тихо.
— Ян, ну не начинай, — заныл Игорь, чувствуя неладное. — Ребята сейчас уйдут. Мы просто футбол смотрели. Ты же на даче была...
— А я думала, у тебя спина болит. Видимо, пиво — лучшее лекарство от радикулита.
Она подошла к столу. Фиолетовая Люся с интересом разглядывала Яну, жуя жвачку.
— А вы, женщина, ножки с дивана уберите, — сказала Яна. — Диван итальянский, обивка деликатная. Ваших каблуков не вынесет.
Люся фыркнула, но ноги убрала.
— Игорек, она у тебя строгая. Как училка.
Яна повернулась к жениху.
— Игорь. У тебя десять минут.
— На что? — не понял тот.
— На сборы. Чтобы через десять минут ни тебя, ни твоих друзей, ни твоего спиннинга здесь не было.
Повисшая тишина была плотнее, чем туман в Лондоне.
— Ты меня выгоняешь? — голос Игоря дрогнул. — Из-за друзей? Из-за пива? Ян, ты чего? Мы же семья!
— Мы не семья, Игорь. Семья — это когда уважают друг друга и чужой труд. А ты — квартирант. Причем неплатежеспособный, хамоватый и неряшливый. Я терпела носки. Я терпела твоё нытье про деньги. Но устраивать шалман в моем доме, пока я на даче горбачусь? Нет, дорогой. Боливар не вынесет двоих, особенно если один из них — паразит.
— Да кому ты нужна будешь в свои сорок пять! — заорал вдруг Игорь, поняв, что терять нечего. — Синий чулок! Сухарь! Я в эту хату душу вкладывал!
— Ты в эту хату вкладывал только грязь и пустые обещания. Время пошло. Девять минут.
Виталик и Люся, почуяв жареное, начали потихоньку собираться.
— Игорян, мы, наверное, пойдем... Ты звони, если что.
Игорь метался по квартире, швыряя вещи в чемодан. Он пытался хлопнуть дверью шкафа, но доводчики (немецкая фурнитура!) не позволили этого сделать. Дверца закрылась плавно и бесшумно, что взбесило его еще больше.
— Я уйду! — кричал он из коридора, натягивая ботинки. — Но ты пожалеешь! Ты одна сгниешь в этой своей стерильной коробке! Тебе даже стакан воды никто не подаст!
— Я поставлю кулер у кровати, — невозмутимо ответила Яна, прислонившись к косяку. — Ключи на тумбочку.
Игорь швырнул ключи. Они звякнули о стекло, оставив царапину. Яна поморщилась, но промолчала.
Дверь захлопнулась.
Яна осталась одна. В квартире пахло перегаром и дешевыми духами. Ковер был засыпан чипсами. На столешнице — жирные пятна.
Первым делом она открыла все окна. Свежий, морозный осенний воздух ворвался в комнаты, выгоняя дух «семейного счастья».
Потом она взяла мусорный мешок и сгребла со стола всё: бутылки, шкурки, остатки чипсов. Прошлась пылесосом. Включила робот-мойщик окон (подарок себе на прошлый день рождения).
Через час квартира снова сияла.
Яна заварила себе чай с мятой. Достала из тайника плитку дорогого горького шоколада. Села в кресло, положила ноги на пуфик.
Тишина. Благословенная тишина. Никто не бубнит телевизором, никто не чавкает, никто не спрашивает: «А где у нас чистые трусы?».
Телефон пиликнул. Сообщение от Игоря: «Может, погорячились? Я у мамы, тут диван неудобный. Давай поговорим?»
Яна усмехнулась. «Кухонная философия» гласит: если лошадь сдохла — слезь. А если лошадь оказалась ослом, который хочет ехать на тебе — сбрось его на первом же повороте.
Она нажала кнопку «Заблокировать».
Посмотрела на свой идеальный пол. Ни пятнышка.
— Ну что, — сказала она вслух сама себе. — Заживем?
И квартира, казалось, согласно скрипнула в ответ свежим паркетом: «Конечно, заживем. По своим правилам»...