Людмила выслушала ее в кафе.
— Милочка, не делай этого. Слишком рискованно закладывать единственное жилье.
Подруга говорила тихо, но каждое слово било как молоток.
— Я видела таких мужчин в своей практике. Сначала изолируют от друзей, потом сажают на финансовую иглу.
— Людмила, ты не понимаешь. Артем строит империю, а я — его жена. Мы команда.
— Какая команда? Ты работаешь, он тратит. Ты рискуешь квартирой, он — ничем.
Но Мила уже решила. Бизнес-план выглядел убедительно, цифры складывались в красивую картину роста. А главное, Артем нуждался в ее поддержке.
В банке кредитный специалист объяснял условия монотонным голосом. Процентная ставка — 14,5%, срок — пять лет, ежемесячный платеж — 85 тысяч рублей. Залог — квартира на Чернышевского.
— Если не сможете выплачивать, жилье уйдет банку, — предупредил менеджер. — Понимаете риски?
Мила кивнула и поставила подпись в документах. Чернила высыхали медленно, как слезы на морозе.
Ремонт превратил их жизнь в ад. Перфораторы с семи утра, пыль в каждой щели, рабочие в грязных ботинках топтались по коврам. Артем уехал в командировку в Петербург на неделю, оставив Милу разбираться с прорабом и соседскими жалобами.
Временно поселились у Стеллы в ее двухкомнатной хрущевке. Спали на матрасах в спальне свекрови, умывались по очереди в крошечной ванной.
— Нечего вам в гостинице деньги тратить, — сказал Артем. — А ты и потерпеть можешь, да, любовь моя?
Стелла встретила их с каменным лицом пушкинской няни. Первый же вечер превратился в урок хороших манер.
— Мила, вы неправильно складываете полотенца. У нас в семье другие традиции.
Она показывала, как нужно сворачивать махровую ткань втрое, а не вчетверо, как делала Мила.
— Зачем так громко разговариваете по телефону? Интеллигентные люди говорят тише. Ваши родители... Ну, это понятно, простые люди. Но вы-то должны тянуться вверх.
Каждый день приносил новую порцию наставлений: как держать чашку, как садиться на стул, как правильно есть мясо. Мила превращалась в ученицу курсов хороших манер, которые никогда не заканчивались.
Через полтора месяца ремонт закончился. Квартира выглядела как картинка из журнала «Элитное жилье»: мраморные подоконники, венецианская штукатурка, хрустальная люстра под потолком. Артем ходил по комнатам, как генерал по отвоеванной территории.
Но что-то изменилось в нем самом. Задерживался на работе до ночи, прятал телефон, отвечал на звонки в другой комнате. На вопросы отмахивался.
— Важные переговоры, ты не поймешь.
Первый платеж по кредиту пришел в мае. 85 тысяч рублей — почти две ее зарплаты.
Артем пообещал перевести деньги, но не перевёл.
Потом извинился, сказал про задержку оплаты от заказчика. Второй платёж Мила внесла сама, сняв деньги с депозита. Третий — продав золотые серьги, подарок мамы на совершеннолетие.
— Артем, ты обещал погасить кредит. Я больше не могу одна тянуть такие платежи.
— Не переживай, дорогая. Бизнес — это волны. Сейчас спад, потом подъём. Потерпи немного.
Он покупал новые костюмы, дорогие часы, ужинал в ресторанах. А Мила покупала хлеб на развес и макароны по акции.
Тошнота по утрам становилась всё сильнее. Сначала списывала на стресс, но когда началась задержка, купила тест в ближайшей аптеке. Две полоски проявились сразу — яркие и однозначные.
Мила сидела на краю ванны, держа пластиковую полоску. Радость смешивалась с ужасом: как растить ребёнка в такой ситуации? Некоторые годами не могут забеременеть от любящих мужей, а ей — вот на пожалуйста, в самый неподходящий момент.
В выходные разбирала бабушкины вещи в старом комоде. Планировала выбросить старые платья и документы, освободить место для детских вещей. В нижнем ящике, за пожелтевшими фотографиями, нащупала что-то твёрдое.
Шкатулка из карельской берёзы, потемневшая от времени. Внутри, завёрнутые в шёлковую тряпочку, лежали украшения: золотые серьги с изумрудами, антикварное кольцо с сапфиром, брошь в виде бабочки с мелким жемчугом. Между ними — сложенная вчетверо записка, написанная дрожащим почерком химическим карандашом.
«Милочка, эти драгоценности достались мне от немецкой семьи Штайнбергов, которых я спасла в 1943 году, когда наши их хотели расстрелять за шпионаж.
Они оказались простыми беженцами с детьми. Перед смертью госпожа Штайнберг попросила передать украшения их детям, если я их найду. Искала после войны, но след потерялся в лагерях.
Если будет совсем тяжело — продай, но помни: это не просто золото, это чья-то жизнь.
Твоя бабушка Вера».
Мила перечитывала записку, чувствуя, как дрожат руки. Украшения стоили, наверное, несколько сотен тысяч рублей — достаточно, чтобы закрыть кредит. Но имела ли она право распоряжаться чужой судьбой? Серьги лежали на ладони, тяжёлые и холодные. Где-то в мире, возможно, жили потомки семьи Штайнбергов, не знающие, что их прабабушка спрятала последние ценности в чужой стране у чужой женщины, которая спасла им жизнь.
Мила закрыла шкатулку, спрятала в самый дальний угол шкафа. Некоторые решения нельзя принимать с горяча. Особенно когда речь идёт не только о деньгах, но и о человеческой памяти.
Но кредитная петля затягивалась всё туже, а время шло неумолимо вперёд. Начался август.
Запах чужих духов на воротнике рубашки она почувствовала сразу. Тяжёлый, сладкий, ничего общего с её скромным эфирным маслом. Мила стояла у стиральной машины, сортируя бельё, когда аромат ударил в ноздри, как пощёчина от мужа.
Артем объяснил встречами с деловыми партнёрами, где одна дама переборщила с парфюмом в лифте. Через неделю в его машине она обнаружила липучку для волос — длинную, светлую, явно женскую. У самой Милы была короткая стрижка каре, тёмно-русые волосы до плеч.
Артем посмеялся: клиентка ехала посмотреть объект, растрепалась. Счёта из ресторана «Турандот» на двоих лежали в кармане пиджака, как улика преступления. Мила помнила каждый свой поход в дорогие рестораны — их было немного за год брака. В «Турандоте» они не ужинали ни разу.
К сентябрю подозрения окрепли настолько, что спать рядом с мужем стало невыносимо. Каждое его прикосновение отзывалось тошнотой — и не только от беременности. Мила лежала ночами, слушая его дыхание, и думала: кто этот человек рядом с ней?
Решение пришло в субботнее утро, когда Артем уехал на дачу к приятелю. Мила стояла у двери его кабинета пятнадцать минут, собираясь с духом. Обыскивать вещи мужа казалось унизительным, но жить в неведении стало хуже.
В письменном столе, в нижнем ящике под деловыми бумагами, лежала папка с фотографиями. Снимки, как из глянцевого журнала: Артем обнимает роскошную блондинку на фоне яхты. Целует её в ресторане при свечах.
Лежит с ней на пляже в Турции.
На обороте одной фотографии — почерк с завитушками:
«Моему единственному Тёме. С любовью, Алёночка».
Руки дрожали, когда Мила листала снимки. Некоторые датированы прошлым летом, ещё до их свадьбы. Значит, он изменял с самого начала. Их медовый месяц в Сочи, его нежность, признания в любви — всё было ложью.
Глубже в папке лежали чеки из ювелирного салона «Эстет». Золотые серьги с бриллиантами, 300 тысяч рублей. Дата — неделя назад.
Мила никаких украшений не получала. Зато теперь знала, кому они предназначались.
Банковские выписки оказались самым болезненным открытием. Никаких финансовых проблем у «Мастер Плюса» не было. Наоборот, обороты росли, счета пополнялись регулярными суммами. Артем лгал про кризис, про задержки платежей, про необходимость кредита. Он просто хотел, чтобы жена рискнула единственным жильём ради его комфорта.
Мила сидела на полу кабинета, окружённая доказательствами предательства, и чувствовала, как внутри что-то окончательно ломается. Не сердце — то давно трещало по швам. Ломались иллюзии, вера в людей, возможность счастья.
— Я же ему доверяла, а оказалась сижу в розовых очках.
Внутри всё трепетало от боли и тревоги.
— Что же нам теперь делать, малыш?
Людмила выслушала её в своём офисе, не перебивая. Семейный психолог умела молчать, когда нужно было дать человеку выговориться. Мила рассказывала сухо, перечисляя факты, как следователь на допросе.
— Это неуважительное отношение, дорогая, — сказала Людмила, когда подруга замолчала. — Нормальное? Нет. Ты не сходишь с ума, он действительно тебя обманывает.
— Но я беременна, Людмила. Как разводиться в таком положении?
— Ребёнку нужна сильная мать, а не жертва нытья. Бери себя в руки. Лучше одна, но в безопасности, чем в семье с тираном.
Людмила объясняла, какое психологическое насилие оказывал её муж: изоляция от друзей, финансовая зависимость, постоянная критика для подрыва самооценки. Мила узнавала свою жизнь в каждом пункте.
— Подавай на развод немедленно. Пока не поздно.
В это же время в кафе «Пушкин» на Тверской, за столиком у окна, сидели две женщины. Одна — элегантная дама в годах, в жемчужном ожерелье, — другая — эффектная блондинка в дизайнерском костюме. Это была Стелла Демидова. Она нервно помешивала кофе серебряной ложечкой.
И любовница Артема. Они обсуждали что-то за столом.
Пенсия преподавателя музыки — восемнадцать тысяч рублей. Коммунальные платежи съедали половину, лекарства — ещё треть. Оставшихся денег хватало на хлеб и дешёвые макароны, говорила Стелла.
— Алёна, милая, ты уверена, что это сработает?
Стелла говорила тихо, оглядываясь по сторонам. Алёна Светлова, тридцать пять лет, владелица сети салонов красоты «Афродита», улыбнулась хищно. Под маской успешной бизнес-леди скрывалась опытная мошенница. Салоны красоты служили прикрытием для отмывания денег через покупку элитной недвижимости.
— Стелла Георгиевна, план простой. Квартира в центре, дорогой ремонт — идеальный объект для наших целей. Если девчонка такая сердобольная, заставим её поверить, что Артем при смерти. Выманим из дома, заберём документы. А там дело техники — переоформить на подставное лицо.
Алёна положила на стол конверт с деньгами. Пятьсот тысяч за услугу. Неплохо для пенсионерки.
Стелла смотрела на конверт, как кролик на удава. Деньги могли решить все её проблемы — и с лекарствами, и с ремонтом в квартире, и с долгами по коммуналке.
— А если она не поверит? Если догадается?
— Не догадается. Женщины в положении доверчивы и сентиментальны. Скажешь, что он просил прощения, хотел увидеть жену перед смертью. Материнский инстинкт сделает своё дело.
Но у них была проблема, о которой Стелла не знала. Артем действительно влез в серьёзные долги к людям, которые не шутили. Его фирма «Мастер Плюс» стала прикрытием для отмывания криминальных денег, и теперь партнёры требовали свою долю — всё настойчивее. Артем становился нервным, агрессивным. Начал пить — сначала по вечерам, потом и днём. Алёна видела, как он теряет контроль, и это её пугало. Нужно было действовать быстро, пока он окончательно не сорвался.
Заявление о разводе Мила подала в понедельник. Артем получил повестку в среду и взбесился. Домой пришёл пьяный, орал, угрожал, требовал отозвать заявление.
— Ты никуда от меня не денешься. Я тебя на улице оставлю!
— Квартира моя, получена по наследству до брака, — спокойно отвечала Мила. — Суд это подтвердит.
Судебное заседание назначили на декабрь. Артем пришёл с дорогим адвокатом, пытался доказать, что квартира — совместно нажитое имущество. Но документы были чёткими: наследство оформлено за два года до свадьбы.
Кредит признали общим долгом, поскольку он был оформлен в браке. Но Артём категорически отказался его выплачивать.
«Пусть сама разбирается. Это её прихоть, не моя».
Судья зачитал решение монотонным голосом: брак расторгнуть, имущество не делить, алиментные обязательства определить отдельно.
На выходе из зала Артём догнал Милу у лифта. Лицо его искажала злость, глаза налились кровью.
— Посмотрим, как ты будешь жить без меня. Никто мне больше не нужен — ни ты, ни твой выводок.
Мила почувствовала страх.
Значит, он знал о беременности. Откуда? Следил за ней? Подкупил врача?
Но виду не подала. Выпрямилась во весь рост, посмотрела ему в глаза.
— Прощай, Артём.
Лифт закрылся, увозя её прочь от человека, который два года притворялся любящим мужем. Мила положила руку на живот, где под сердцем росла новая жизнь. Ребёнок, который никогда не узнает отца. Но узнает мать, которая не сдалась.
Во дворе шёл первый снег. Крупные хлопья падали на асфальт и таяли, не оставляя следа. Мила стояла под снегопадом и чувствовала, как с каждой снежинкой уходит прошлое — болезненное, но необходимое очищение.
Теперь предстояло самое трудное — начать жизнь заново. Одной, с ребёнком под сердцем и долгами на шее. Но уже без лжи, без унижений, без страха. Только правда, какой бы горькой она ни была.
продолжение следует