Темнота в парке была не просто отсутствием света, она была густой и вязкой, как смола. Она затекала в узкие аллеи, прятала очертания скамеек и стволы старых кленов. Воздух пах сырой землей, опавшей листвой и далекой, едва уловимой прохладой реки. Под ногами хрустел гравий, ровный, мерный звук, нарушавший лишь редким шелестом падающих листьев.
Лиза шла рядом с Артемом, чувствуя тепло его ладони, крепко сжимавшей ее пальцы. Это тепло было якорем, единственной точкой опоры в этом зыбком мире теней. На ней был легкая ветровка, но внезапный порыв ветра заставил вздрогнуть, не от холода, а от чего-то смутного, что повисло в воздухе вместе с туманом, начинавшим стелиться по земле.
— Замерзла? — голос парня был тихим, но в тишине парка показался неожиданно громким.
— Немного. Давай уже пойдем к выходу, — она прижалась к его плечу, стараясь идти в ногу с его широким шагом.
— Уже идем, принцесса.
Он улыбнулся, и в скупом свете далекого фонаря Лиза увидела знакомые лучики у глаз — те самые, что появлялись, когда он был спокоен и счастлив. Артем всегда казался ей незыблемым. Он занимался боксом с университетских лет, и его плечи, широкая спина, уверенная походка, все дышало силой, которой она безоговорочно доверяла. Эта уверенность была коконом, в котором она чувствовала себя в безопасности даже в самом сердце ночного города.
Хруст гравия внезапно стал громче, множился, распадался на несколько несинхронных звуков. Лиза насторожилась, инстинктивно замедлив шаг. Из темноты, из-за поворота аллеи, ведущей к полуразрушенной ротонде, возникли трое. Они шли не просто рядом — они заполняли собой всю тропинку, раскачиваясь на ходу, и от них волной накатил тяжелый запах перегара, дешевого табака и агрессии.
— Опа, народ, — протянул тот, что был впереди, низкорослый и коренастый, в спортивных штанах и капюшоне, надвинутом на лоб. Голос у него был сиплый, с хрипотцой. — Куда так спешите, голубки?
Лиза почувствовала, как рука Артема чуть сильнее сжала ее пальцы. Не от страха, а скорее как сигнал: «Молчи, будь за мной». Она пыталась сделать шаг назад, но ноги будто вросли в землю.
— Гуляем, — сказал Артем спокойно, даже буднично. Он попытался обойти группу, сместившись к краю дорожки, но трое синхронно расступились, блокируя путь.
— А чего не здороваемся? — уже другой парень, высокий, тощий, с хищным лицом, положил руку Артему на грудь. — Некультурно.
— Руку убери, — голос Артема обрел жесткость. Такой голос Лиза слышала у него редко.
— Ого, как заговорил, — засмеялся третий, самый молодой на вид, с глупой ухмылкой. Его внимание переключилось на Лизу. Он преувеличенно медленно оглядел ее с ног до головы. — А девчонка-то ничего. Скучаешь, красотка? Может, с нами повеселее будет?
Холодная волна страха подкатила к горлу Лизы. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный звук. Ее мир, состоявший из тепла Артеминой руки и тишины парка, треснул с оглушительным грохотом.
— Тебе сказали — отвали, — Артем резким движением сбросил руку с своей груди и шагнул вперед, заслоняя Лизу собой полностью. Его спина стала стеной. — Лиза, отойди к фонарю.
Она попятилась, спотыкаясь. Ноги не слушались. Вдалеке, за прудом, мелькали огоньки, там была набережная, там были люди. Можно было крикнуть, нужно было крикнуть. Но горло сжалось мертвой хваткой. Мысли скакали, обрывочные и панические: «Сейчас он всё уладит… Артем сильный… Он сейчас с ними поговорит… Они уйдут…»
— Ах ты, мpазь! — просипел коренастый, и его лицо, освещенное желтым светом одинокого фонаря, исказилось злобой. Одним молниеносным движением он ударил Артема по щеке.
Артем двинулся вперед. Не для драки — для защиты. Он толкнул того, что был ближе, пытаясь создать пространство, отбросить их от Лизы. Но они были слишком пьяны и им хотелось драться. Высокий вцепился в его куртку сбоку, коренастый налетел спереди, а третий, с ухмылкой, зашел сзади.
Лиза видела, как лицо Артема, всегда такое ясное и твердое, на миг исказилось. Он рванулся, пытаясь вырваться, один его кулак все же нашел цель — высокий крякнул и отшатнулся, хватаясь за нос. Но их было трое, а он один. Коренастый, с диким воплем, бросился ему в ноги.
Артем пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и в этот момент тот, что был сзади, ударил. Тяжело, по почкам. Странный, глухой звук удара по телу. Артем выгнулся, и воздух вырвался из его легких со стоном.
— Артем! — наконец закричала Лиза визгливым голосом.
Она сделала шаг вперед, но тут ее взгляд упал на лицо высокого парня. Он вытирал кровь с носа, и в его глазах не было ничего человеческого. Только азарт хищника, почуявшего жертву. Этот взгляд остановил ее, как пинок. Она испугалась уже за себя.
Они сгрудились вокруг Артема. Коренастый, сидя на нем верхом, бил его кулаками по лицу. Глухие, влажные звуки. Высокий пинал ногой в бок, в живот. Третий просто стоял и смеялся, потом тоже присоединился, лягая лежачего ногой в бедро, в плечо.
Лиза не видела лица Артема. Она видела только его спину, судорожно вздрагивающую от ударов, его руки, беспомощно обхватившие голову и его кроссовки. Один шнурок развязался и белой петлей болтался на грязном асфальте. Эта белая петля стала последней каплей в море ее ужаса. Её сильный, красивый, непобедимый Артем лежал и его пинали, как мешок.
Им нужны были не деньги, не что-то еще. Им нужно было чувство власти над тем, кто сильнее, кто чище, кто просто шел рядом с девушкой, держа её за руку. Им нужна была грязь и они её создавали, топча сапогами и подошвами то, что за секунду до этого было её целым миром.
Кричать? Вдали мелькали огоньки, там голоса людей. Достаточно громко крикнуть… Но её диафрагму сдавил стальной обруч. В голове гудел один-единственный навязчивый звук, ритмичный и чудовищный: тук-тук-тук… тук-тук-тук… Это звук ударов ногами по живому телу. И на его фоне голос, тихий и четкий, её собственный голос из какой-то глубины: «УБЕГАТЬ. НУЖНО УБЕГАТЬ. СЕЙЧАС».
Это не было решением, это был инстинкт, древний и неоспоримый, пересиливший всё: и любовь, и стыд, и разум.
Ноги сами понесли Лизу. Сначала шаг, потом другой, быстрее, еще быстрее. Она бежала, не оглядываясь, спотыкаясь о невидимые кочки, хватая ртом холодный, колкий воздух. Звуки драки, хрипы, ругань — всё это осталось позади, превратившись в невнятный гул. Она бежала по аллее, мимо темных кленов, которые теперь казались не стражами, а насмешливыми свидетелями позора Артема.
А Лиза бежала к огням набережной, к людям, к спасению. Но от чего? Она уже была спасена, ее не тронули и не собирались
Дом. Ключ дрожал в руках, не попадая в замочную скважину. Наконец щелчок, дверь распахнулась, и она ввалилась в прихожую, прислонилась к холодной стене и сползла на пол. Тело била мелкая дрожь, зубы стучали. Плакать? Нет. Слез не было. Была только сухая, разрывающая грудь икота и все тот же звук в ушах: тук-тук-тук…
Она доползла до дивана, зарылась лицом в подушку, пытаясь заглушить внутренний голос. Перед глазами стояла та белая, болтающаяся петля от шнурка и его вздрагивающая спина.
«Он мертв. Они его убили. А я убежала, я его бросила».
Часы тянулись, как густая смола. Она не включала свет, лежала в темноте, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. К стуку лифта, к шагам на лестнице. Ничего.
Потом, уже не в силах терпеть, она схватила телефон. Его страница ВКонтакте. Артем был «онлайн»! Сейчас, минуту назад.
Значит, жив, его не убили! Стучащее сердце на миг замерло, а потом рванулось с новой, болезненной силой, но уже от другого чувства — дикого, всепоглощающего стыда. Он жив и он видел, как она убежала.
Пальцы летали по экрану, набирая и стирая сообщения.
— Артем… Милый… Боже, прости меня, я… Я не знаю, что на меня нашло. Я испугалась до смерти. Ты жив? Цел? Где ты? Позвони, пожалуйста, я умоляю.
Отправлено. Состояние «онлайн» сохранялось еще пять минут. Ответа не было. Потом статус сменился на «был в сети 5 минут назад».
Она писала снова и снова. Ночь превратилась в бесконечный, мучительный диалог с молчанием.
— Я хотела позвать людей, я видела огни, но у меня голос пропал… Мне казалось, если я крикну, они и ко мне…
— Ты меня ненавидишь? Скажи хоть что-то.
— Я не могла помочь, Артем! Чем я могла помочь? Встать между ними? Меня бы тоже повалили! Я бы только всё усугубила!
— Ответь. Просто дай знать, что ты в порядке. Я с ума сойду.
Утро пришло серое и невеселое. Сообщения всё так же висели без ответа. На одно, отправленное около полудня, пришла синяя галочка «прочитано». И всё.
Это было хуже, чем игнорирование. Это было осознанное, молчаливое решение не отвечать. Прочитал и отложил.
Лиза пыталась звонить, абонент был недоступен. Потом Артем просто не брал трубку.
Она сидела на том же диване, уставившись в стену, и в голове, сквозь гул стыда и отчаяния, пробивалась новая, ядовитая мысль. Она начала с оправдания, а превратилась в горькое, обидное непонимание.
«Чем я могла помочь?» — этот вопрос крутился в голове с навязчивой частотой. — «Броситься на них? Меня бы избили, может, и изна.силовали. И ему бы от этого стало легче? Нет. Позвать на помощь? Так далеко… Кто бы услышал? Кто бы пришел? Они бы разбежались, а мы с ним остались бы вдвоем в этом парке, и он бы видел мой ужас, мое унижение… Я спасла себя. Я должна была спасти себя! А он… он же сильный. Он же должен понимать! Он же сам сказал «отойди»!»
Но тут же всплывало воспоминание. Не лицо, а его кроссовок. Белая петля, беспомощность. И её ноги, уносящие её прочь от этого.
Через два дня пришло сообщение. Короткое и сухое, как щепка.
— Лиза не мне пиши больше и не звони. Между нами всё кончено. И не потому что меня побили, а потому что ты сбежала и даже не оглянулась.
Она вцепилась в телефон, пальцы дрожали.
— Что значит «не оглянулась»? Ты хотел, чтобы я наблюдала, как тебя убивают? Чем бы это помогло? Объясни! Ты же взрослый мужчина! Ты же должен понимать, что я не виновата! Я девушка, я испугалась!
Прочитано. Молчание.
— Ты меня наказываешь? За что? За то, что я не героиня фильма? За то, что выжила? Ты хочешь, чтобы я лежала в больнице, чтобы тебе было легче? Эгоист!
Отчаяние перерастало в злость от несправедливости. Она искала виноватых везде: в тех подонках, в темноте парка, в самом Артеме. В его силе, которая оказалась мифом. В его ожиданиях, о которых она не знала. Она строила в голове диалоги, спорила с ним, доказывала свою правоту. «А что я должна была сделать? Скажи! Конкретно!»
Но ответа не было. Был только шрам на её душе и призрак белого шнурка на асфальте. И тишина. Глухая, беспросветная, в которой тонули все её крики и оправдания. Он ушел, забрав с собой ее покой.