Лена Степанова стояла у окна своей трёхкомнатной квартиры в панельной девятиэтажке, заложив руки за спину, и смотрела на двор, где желтели клёны. Осень подбиралась незаметно, как и старость. Её пальцы нервно перебирали складки старенького халата, а в ушах всё ещё стоял голос бывшей невестки, Карины. Голос резкий, пронзительный, полный холодной ярости.
— Мне посадить вашего сына в тюрьму или как?
Слова висели в воздухе тяжёлым, отравленным маревом. Лена закрыла глаза, пытаясь отогнать накатившуюся волну тошноты. Всё пошло не так с самого начала. Нет, ещё раньше, когда её сын, Денис, впервые привёл домой яркую, стремительную девушку с хищным блеском в карих глазах.
Денис был тихим, трудолюбивым парнем, выросшим без отца. Его отец, Игорь, ушёл, когда мальчику было пять, оставив после себя только фотографию в альбоме да привычку Лены вздрагивать от звонка в дверь. Денис вырос с пониманием, что мужчина должен быть опорой, добытчиком, скалой. И он старался. Учился на слесаря, работал на заводе, потом устроился ещё и грузчиком на склад, чтобы скопить на свою машину. Звёзд с неба не хватал, да и не пытался. Его мир был простым и понятным: честный труд, чистая совесть, крепкая семья. Мечтательностью он не страдал.
Карина же была полной его противоположностью. Дочь мелкого чиновника, она с детства привыкла считать, что мир обязан ей улыбаться. Она окончила курсы визажистов, но работать по специальности не спешила. Зачем, если можно найти мужчину, который обеспечит красивую жизнь? Она любила говорить о брендах, курортах, ресторанах. Её разговоры были усыпаны словечками «престижно», «статусно», «не комильфо». Денис казался ей перспективным — крепкий, работящий, без вредных привычек, явно влюблённый и, что важно, готовый ради неё на всё. Она, видимо, разглядела в нём нераскрытый потенциал, спящего бизнес-тигра, которого разбудит своим влиянием.
— Мам, — говорил Денис тогда, сияя, как медный грош, — она такая… современная. У неё планы. Говорит, я могу больше, чем просто гайки крутить. Что у меня руки золотые и головой думать умею.
Лена молчала, кусая губу. Она видела, как Карина смотрит на её сына, не с нежностью, а с холодной оценкой, как на проект. Она пыталась как-то намекнуть, осторожно, чтобы не обидеть.
— Дениска, каждый человек, как дерево. Клён не станет яблоней, как ни старайся. Ты хороший, надёжный, но не всем дано быть олигархами.
— Да брось ты, мам! — отмахивался сын. — Она верит в меня! Это так здорово, когда в тебя верят.
Свадьбу сыграли скромную, но Карина настояла на дорогом платье и фотографе из столицы. Молодые поселились в её двушке, доставшейся от бабушки. Квартира была старой, но в центре. Карина сразу затеяла ремонт. Денис, светясь от счастья, вложил в него все свои скромные накопления отложенные на машину, на будущее. Он сам шпаклевал, красил, клал плитку в ванной. Он строил гнездо.
Лена помнила, как заходила туда после ремонта. Всё блестело новизной, пахло краской и деревом. Карина, развалившись на новом диване, командовала:
— Денис, принеси мне воды. Не из-под крана, там бутылка в холодильнике.
Он покорно шёл. Лене хотелось вскрикнуть: «Да встань ты сама!» Но она молчала. Она была всего лишь свекровью.
Карина не работала. Сначала потому что нужно было обустроить быт. Потом, потому что забеременела. Родилась Алёна.
Денис, уже работавший на двух работах, загорелся с новой силой. Он таскал мешки, металлические заготовки, падал с ног от усталости, но дома его ждал не ужин и ласка, а список требований: нужно купить коляску премиум-класса, нужен детский развивающий комплекс, нужна новая шуба Карине, ведь она «не может ходить, как замарашка, после родов».
— Денис, — говорила она, глядя на мужа свысока, когда он, обессиленный, засыпал за столом над тарелкой супа, — ты что, совсем амбиций не имеешь? Вон, Петрович, твой бывший коллега по цеху, уже свой гаражный кооператив открыл. А ты? Ты и дальше собираешься чужие железки таскать?
Он молчал, опустив голову. Его любовь и преданность медленно, капля за каплей, превращались в чувство вины. Он был виноват, что не мог осыпать жену бриллиантами. Виноват, что его зарплаты хватало только на еду, памперсы и выплаты по кредитам, которые Карина брала на «необходимые вещи».
Через два года родилась вторая дочь, Софийка. Денис превратился в тень. Он исчезал из дома в шесть утра и возвращался в десять вечера. Глаза ввалились, в плечах появилась привычная сутулость обременённого человека. Лена, приезжавшая иногда посидеть с внучками, видела, как он смотрит на маленькую Софийку, спящую в кроватке, — с такой нежностью, что у неё сердце обрывалось.
— Сынок, — шептала она ему однажды на кухне, пока Карина смотрела сериал в гостиной, — ты сломаешься. Так нельзя.
— А как можно, мам? — глухо спросил он, не отрывая взгляда от кружки. — Дети ни в чём не виноваты.
Карина же хорошела и расцветала на фоне его угасания. Она занималась собой, ходила на фитнес, в солярий, завела инстаграм, где выставляла фото с фильтрами: счастливая мама в идеальном интерьере. Про мужа ни слова, как будто его не существовало. А если и упоминала, то уничижительно «мой трудяга», «мой сизый голубок».
Ссоры стали нормой. Карина кричала, что прогадала, что все подруги замужем за настоящими мужчинами, а не за неудачниками. Денис сначала пытался оправдываться, потом молчал, потом начинал кричать в ответ, захлёбываясь обидой и бессилием. Потом мирились ненадолго.
Лена видела разлад в семье сына, но была бессильна. Карина не давала ей видеться с внучками, если та пыталась вступиться за сына. «Не лезьте в нашу семью, у вас-то самой муж сбежал, чему вы можете научить?»
Когда Софийке исполнилось два года, терпение Карины, или её расчет, лопнуло окончательно. Однажды вечером она устроила скандал, какого ещё не было. Лена узнала подробности позже, от Дениса, который пришёл к ней ночью, раздавленный.
— Она сказала… — его голос срывался, — сказала, что я нищеброд. Что квартира её, и я тут никто. Что мои жалкие вложения в ремонт, это плата за её молодость и красоту. Вышвырнула мой чемодан на лестничную площадку.
Он плакал, сидя на кухне матери, крупными, неловкими слёзами мужчины, которого сломали. Умолял Карину не рушить семью, клялся, что будет больше стараться, найдёт третью работу. Но её решение было окончательным.
Развод был быстрым и унизительным. Карина, пользуясь тем, что дети были прописаны с ней, а Денис в суде отмалчивался, выиграла всё. Дети, квартира. Алименты — половина его дохода. Денис остался на улице. Вернее, вернулся к матери, в свою старую комнату с плакатами рок-групп на стенах.
То, что случилось потом, Лена называла «черными днями». Денис не просто впал в депрессию, он в неё рухнул, как в глубокий колодец. Его уволили с работы, потому что начал пить. Сначала по вечерам, потом с утра. Он лежал на диване, уставившись в потолок, и молчал часами. Потом начинал говорить бессвязно, гневно, о несправедливости, предательстве, о детях, которых у него украли.
Лена боролась за сына, как львица. Таскала его к бесплатным психологам, выливала водку в раковину, часами сидела рядом, держа его за руку, повторяя, как мантру: «Дениска, она не стоит этого. Дети вырастут, они поймут. Ты должен жить».
Выкарабкался он медленно и мучительно. Помог случайный знакомый, который предложил работу вахтовым методом на севере, монтажником на буровых. Далёко, тяжело, но деньги хорошие но главное, это бегство. Побег от самого себя.
— Уеду, мам. Накоплю денег, алименты… буду платить. Может, жизнь и наладится.
Он уехал. Сначала звонил часто, потом реже. Присылал деньги, но очень нерегулярно. Лена знала, что сын по прежнему не платит не алименты. Часть заработанного он пропивал в суровых вахтовых посёлках, часть тратил на что-то другое. Он мстил Карине, лишая её ожидаемых денег, мстил миру, который позволил так с ним обойтись. Глупая месть, от которой страдали его собственные дети.
Карина, конечно, не стала ждать. Через пару месяцев после отъезда Дениса у неё появился новый мужчина. Его звали Артём. Он был кричаще одетым, с манерами хозяина жизни, и торговал чем-то на рынке.
Он быстро въехал в двушку Карины.
Лена узнавала об этом от редких общих знакомых, которые передавали с придыханием: «А твоя бывшая невестка не теряется! Мужика нового завела и дети его уже папой называют».
Это било Дениса в самое сердце. Когда Лена, осторожно, передала ему эту новость по телефону, на той стороне повисла долгая пауза.
— Пусть, — проскрежетал он наконец. — Пусть зовут. У меня всё равно ничего нет. И детей у меня нет.
— Денис, так нельзя! — умоляла Лена. — Ты же отец! Плати хоть что-то, поддерживай связь! Они вырастут, они спросят!
— А что я им скажу? — его голос сорвался на крик. — Что я лузер, которого выгнали из дома? Что другой папа им игрушки покупал? Нет уж, мам. Хоть гордость у меня останется. Пусть хоть она!
Он окончательно забросил платить алименты и долго копился. Лена теряла сон. Она пыталась слать деньги Карине сама, со своей скромной пенсии, но это были ничтожные копейки.
Карина не подпускала бывшую свекровь к внучкам. Иногда Лена видела их в парке — Алёну, уже школьницу, и маленькую Софийку. Они были наряжены, ухожены, шли, держась за руку улыбающегося Артёма. Они смеялись. Лена пряталась за деревьями, чувствуя себя посторонней старухой.
Так прошло шесть лет. Шесть лет постоянной тревоги. Шесть лет редких звонков от сына с севера. Шесть лет жизни в ожидании катастрофы.
И она пришла. В образе Карины, с жёсткими складками у губ.
Артём, как выяснилось, оказался мошенником. Он прогорел на какой-то афере и сбежал, оставив Карину с долгами и двумя детьми-школьницами, привыкшими к относительной роскоши. И тут Карина она вспомнила про родного отца девочек. Вспомнила с холодной, расчётливой злобой.
Она нашла его, вычислила доходы с вахты. И пришла к Лене не с просьбой, а с ультиматумом. С папкой, где лежали испещрённые цифрами бумаги из службы судебных приставов. Сумма долга по алиментам за несколько лет была астрономической, с учётом пеней.
— Мне посадить вашего сына в тюрьму или как? — спросила Карина, не садясь, стоя посреди комнаты.
Лена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она опустилась на стул.
— Ну давай как-то мирно все решать, — прошептала она, не узнавая собственный голос.
— Давайте! — Карина хлопнула папкой по столу. — Ваш сынок шесть лет бегал от алиментов, а мои девочки росли без отца и без денег. Мирно? Пожалуйста. Продавайте свою трёшку. Покупайте себе однушку на окраине, а разницу мне в счет погашения долга. Шесть месяцев даю. Не рассчитаетесь — подаю заявление о злостном уклонении. Статья 157 УК, почитайте. До трёх лет. Думаете, не сядет? Очень даже сядет. У меня всё по документам.
— Но это… это моя квартира! — вырвалось у Лены. — Я здесь всю жизнь прожила!
— А мои дети в чем виноваты? — голос Карины стал визгливым. — Ваш сын их бросил. Он мразь, а вы его покрываете. Так что, расплачивайтесь оба. Или он сядет. Выбирайте.
Она ушла, оставив после себя запах резкого парфюма и ощущение беды.
Лена позвонила Денису. Рассказала, сбиваясь, плача.
— Мам, успокойся, — голос сына из трубки звучал отстранённо. — Она блефует, запугивает. Ну, повыделывается и отстанет.
— Денис! Там бумаги официальные! Долг огромный! Ты что, не понимаешь? Тебя действительно могут посадить!
— Ну и пусть! — вдруг взорвался он. — Пусть сажает! Может, там хоть покой будет! Лучше тюрьма, чем эта вечная кабала! Она всё забрала у меня! Всё! Теперь и твой дом хочет? Не вздумай продавать!
Он бросил трубку. Лена осталась одна в тишине своей квартиры. Каждая вещь здесь была частью её истории: потертый ковёр, купленный с первыми серьёзными заработками; сервиз, доставшийся от мамы; книги на полках; фотография молодого Дениса на выпускном… Её крепость, ее дом. Продать это? Уехать на окраину, в тесную клетушку, в чужой район, под старость лет?
А с другой стороны Денис, её сын. Пусть заблудший, сломанный в своей обиде, но её сын! Сидеть в тюрьме из-за алиментов? Позор на всю жизнь, судимость. После этого он уже точно не поднимется.
Она металась по комнатам, как раненая птица. Мысли путались. Может, взять кредит? Но пенсионерке такой огромный кредит не дадут. Может, просить помощи у кого-то? Родных нет, друзья такие же пенсионеры.
Дни превратились в кошмар. Лена не ела, не спала. Она изучала законы в интернете, звонила на бесплатные юридические консультации. Ответы были неутешительными: за злостное уклонение от уплаты алиментов действительно предусмотрена уголовная ответственность. И суды, особенно когда есть ребёнок-истец, часто встают на сторону взыскателя. Долг был, факт уклонения налицо. Шансы у Дениса были призрачными.
Она смотрела на фотографию внучек, старую, ещё пятилетней давности. Алёна с ямочками на щеках, как у Дениса в детстве, Софийка с серьёзным взглядом. Они не виноваты, они стали разменной монетой в войне своих родителей. Ими манипулировали, их настраивали, лишали отца. И теперь их же мать, ради мести и денег, готова посадить их папу за решётку.
В Лене боролись два чувства: материнское — спасти сына любой ценой, и человеческое — несправедливость происходящего душила её. Почему она должна расплачиваться за ошибки сына и алчность его бывшей? Почему она должна лишиться дома?
Однажды ночью, во время очередной бессонницы, она подошла к окну. Во дворе горел одинокий фонарь. И она вдруг с невероятной ясностью поняла, что выбора у неё нет. Не может она позволить, чтобы её мальчик, уже один раз сломленный жизнью, оказался за решёткой. Тюрьма его добьёт окончательно. Он не выйдет оттуда человеком.
А квартира… Квартира, это всего лишь стены, пусть и наполненные памятью. А Денису нужен шанс. Единственный шанс начать всё с чистого листа, без этого страшного дамоклова меча.
Утром она позвонила агенту по недвижимости, голос у неё был твёрдый. Потом набрала номер Карины.
— Я продаю квартиру, но ты напишешь расписку, что после этого претензий по алиментам за прошедшие годы не имеешь. И дашь Денису возможность видеться с детьми. Нормально видеться, без тебя.
На другом конце провода повисло молчание. Потом Карина сказала:
— Договорились. Приносите документы, составим соглашение у моего юриста.
В трубке раздались короткие гудки. Лена медленно опустила телефон. Она подошла к стене, прислонилась к ней лбом. Её крепость. Скоро здесь будут жить чужие люди, звенеть чужие голоса.
Она просто плакала тихо и безнадёжно, прощаясь со своим прошлым, оплачивая чужую жестокость и сыновью слабость.
Но где-то глубоко внутри, под грудой отчаяния, теплился крошечный, слабый огонёк надежды. Может быть, когда долг будет погашен, Денис воспрянет. Может, он наконец перестанет бегать и начнёт жить. Может, у неё ещё будут внучки, которые придут в гости в её маленькую новую однушку.