Телефон на столе завибрировал, противно сдвигая стопку накладных. Звук был сверлящий, настойчивый, будто кто-то водил пенопластом по стеклу. Марина не глядя смахнула уведомление, пытаясь свести дебет с кредитом — годовой отчет не сходился на три копейки, и эти три копейки выматывали душу больше, чем вся годовая выручка фирмы.
Но телефон не унимался. Экран мигнул зеленым значком вотсапа.
Марина потерла переносицу. Пальцы пахли пылью от бумаг и дешёвым офисным мылом. До конца рабочего дня оставалось полчаса, до Нового года — тридцать часов. В голове шумело, как в трансформаторной будке. Она нажала на «плей».
— Мариш, привет! — голос свекрови, Валентины Петровны, был приторно-бодрым, с той особой хрипотцой, которая появлялась у нее перед тем, как она собиралась спихнуть кому-то свои проблемы. — Мы тут с отцом посовещались… В общем, чего нам старикам одним сидеть? Решили — встречаем у вас! Несём только шампанское, хорошее, «Советское», отец в очереди отстоял. Остальное на хозяйке, ты же у нас рукодельница. Ну всё, целую, будем к десяти!
Голосовое оборвалось. Тишина в кабинете стала ватной, густой.
Марина смотрела на погасший экран. «Остальное на хозяйке».
Она медленно перевела взгляд на список дел в ежедневнике. Там, на 31 декабря, было написано только одно слово: «СПАТЬ». Жирно, красной ручкой, с тремя восклицательными знаками.
Олег позвонил через пять минут.
— Слышала? — спросил он. На фоне у него что-то гремело — то ли телевизор, то ли коллеги уже начали отмечать. — Мать звонила. Они приедут.
— Я слышала, — сказала Марина. Голос был сухим, плоским. — Олег, у нас пустой холодильник. Я планировала заказать пиццу и лечь смотреть кино.
— Ну Марин, ну какая пицца? Родители же. Раз в год, что ли, трудно? — В его голосе прорезались капризные нотки семилетнего мальчика, которому отказали в покупке машинки. — Ты салатиков настрогай быстренько. Оливье там, шубу. Мать холодец любит, но холодец ладно, обойдемся, купи нарезки побольше. Картошечку с курицей в духовке. Делов-то на пару часов.
— На пару часов? — переспросила она.
— Ну ты же умеешь. Ты у меня шустрая. Всё, давай, я сегодня задержусь, корпоратив же, сам бог велел. Список скинь, я завтра докуплю, если что. Хотя нет, завтра магазины забиты будут, лучше ты сегодня сходи. Ты же на машине.
Он отключился.
Марина положила телефон на стол. Очень аккуратно. Хотя хотелось швырнуть его в стену так, чтобы пластик брызнул во все стороны.
Три копейки в отчете так и не нашлись. Она захлопнула ноутбук, сунула ноги в сменные сапоги, которые к вечеру стали тесными, и вышла в коридор. Охранник дядя Вася, уже навеселе, подмигнул ей:
— С наступающим, Мариночка! Готова к празднику?
— Всегда готова, — буркнула она, застегивая пуховик. Молния заела на середине, как всегда этой зимой. Пришлось дергать, рискуя вырвать «собачку» с мясом.
На улице было темно, хотя часы показывали всего пять вечера. Липкая, промозглая темень, разбавленная желтым светом фонарей и грязным снегом. Ветер швырнул в лицо горсть колючей крупы. Марина села в машину, долго грела двигатель, глядя, как дворники размазывают по стеклу серую жижу.
«Остальное на хозяйке».
В супермаркете творился ад. Казалось, город решил сожрать всё, что не приколочено, именно сегодня. Тележки лязгали, люди толкались, пахло мокрыми шубами, мандаринами и какой-то кислятиной. Очереди на кассах извивались змеями, уходя вглубь торгового зала.
Марина взяла тележку. Одно колесо сразу заклинило, и тележку постоянно вело влево, словно она тоже не хотела участвовать в этом фарсе.
Картошка. Грязная, мелкая, как горох. Придется чистить часа полтора. Марина швырнула сетку в тележку.
Морковь. Свекла.
Майонез. Ведрами.
Яйца. Ценник заставил её моргнуть. Десяток стоил как крыло от самолета, но выбора не было.
Возле фруктового отдела случилась пробка. Женщина в объемном пуховике пыталась взвесить пакет с мандаринами, но весы не печатали чек. Она нервно тыкала пальцем в экран.
— Женщина, ну давайте быстрее! — крикнул мужик сзади.
Марина потянулась за сеткой с апельсинами. И тут телефон в кармане снова пискнул.
Голосовое. Опять Валентина Петровна.
Марина замерла посреди прохода, загородив дорогу грузчику с паллетой.
— Мариш, тут такое дело, — голос свекрови стал еще слаще, до тошноты. — Светка моя звонила, золовка твоя. У них там трубы прорвало, представляешь? Ну не сидеть же им в сырости. Я сказала — пусть к нам, то есть к вам подтягиваются. Они с детьми, так что ты учти. Детям там соку возьми, фруктов побольше. И это… они рыбу не едят, сделай отбивные, а? Твои фирменные. Ну всё, давай, хозяюшка.
Пакет с мандаринами, который Марина держала в руке, вдруг лопнул. Просто разошелся по шву снизу. Ярко-оранжевые шары посыпались на грязный кафельный пол, раскатываясь в разные стороны. Один угодил прямо под сапог проходящему мимо парню. Тот выругался, поскользнувшись на раздавленной мякоти.
Марина смотрела на оранжевое месиво на сером полу. В нос ударил резкий, праздничный запах цитруса, смешанный с запахом грязной половой тряпки.
— Женщина! Вы что натворили? Убирайте давайте! — заверещала сотрудница зала в красной жилетке.
Марина молча развернула тележку. Оставила её прямо там, посреди прохода, с картошкой, свеклой и дорогими яйцами. И пошла к выходу.
Сердце стучало где-то в горле, гулко и больно.
Но у самых дверей она остановилась. Привычка. Проклятая, въевшаяся в подкорку привычка быть хорошей. Быть удобной. «Ну куда они пойдут с прорванными трубами? Дети же».
Она вернулась. Собрала мандарины в новый пакет. Оплатила раздавленный. Встала в очередь.
Домой она вошла в девять вечера. Руки от пакетов онемели, на пальцах остались красные полосы. Лифт не работал — кто-то держал двери на втором этаже, видимо, перевозили мебель. Пришлось тащить всё на пятый пешком.
В квартире было тихо и душно. Олег ещё не пришел.
Марина свалила пакеты на кухонный пол. Некоторые пакеты мокрые от снега, оставили на линолеуме темные лужицы.
Она не переодеваясь, села на табуретку. Ноги гудели.
Надо было начинать. Варить овощи. Размораживать мясо, которое она купила в тридорога в круглосуточном у дома, потому что в супермаркете приличного не осталось. Отбивать эти чертовы отбивные.
Она встала, набрала воды в кастрюлю. Поставила на огонь.
Кинула туда картошку.
Свеклу в отдельную кастрюльку.
Вода зашипела, попав на конфорку.
В замке завозился ключ. Олег.
Он вошел шумный, пахнущий морозом и коньяком.
— О, процесс идет! — радостно провозгласил он, заглядывая в кухню. — Молодец, Маринка. А я устал, сил нет. Там Танюха из бухгалтерии такой тост загнула… Короче, я спать. Завтра помогу, честно. Банки открою.
Он ничтожество её в макушку, даже не заметив, что она сидит в пальто, и ушел в спальню. Через пять минут оттуда донесся храп.
Марина смотрела на кипящую воду.
Светка с детьми. Это еще четверо. Плюс свекры. Итого восемь человек.
Посуды не хватит. Придется доставать сервиз из стенки, который нужно перемывать от годовой пыли.
Стульев не хватит. Придется тащить от соседей.
Она сняла пальто, бросила его на стул. Подошла к мойке. Взяла нож.
Свекла была твердой, земляной. Нож соскочил и чиркнул по пальцу. Неглубоко, но кровь выступила мгновенно, яркая капля на грязном клубне.
Марина сунула палец под холодную воду. Смотрела, как розовеет струя.
Боли она не чувствовала. Только тяжелую, бетонную усталость, которая давила на плечи, пригибая к раковине.
В два часа ночи она закончила варить овощи. Кухня наполнилась тяжелым, сладковатым духом вареной свеклы и моркови. Окна запотели. За стеклом была глухая, черная ночь.
Она открыла холодильник, чтобы убрать кастрюли. Места не было. Полка была забита банками с соленьями свекрови, которые никто не ест уже два года.
Марина начала вытаскивать банки.
«Огурцы 2021». Мутная жижа.
«Помидоры». Крышка вздулась.
Она с остервенением начала сгребать банки в мусорное ведро. Стекло звякало. Одна банка выскользнула и разбилась. Рассол растекся по полу, воняя уксусом и старым укропом.
Марина стояла посреди лужи рассола. В одной руке тряпка, в другой — кастрюля с картошкой.
В этот момент на кухню выполз Олег. В трусах, заспанный, почесывая живот.
— Марин, ты чего гремишь? Дай попить. И это… выключи свет, мешает.
Он взял кружку, попил воды из-под крана и побрел обратно.
— А, кстати, — буркнул он от двери. — Мать писала, просила торт испечь. Наполеон. Говорит, магазинные — химия одна, детям вредно. Сказала, у тебя рецепт есть, бабушкин. Ну всё, давай, не засиживайся.
Дверь спальни закрылась.
Наполеон.
Коржи. Крем. Раскатывать тесто. Часа четыре работы.
Марина медленно поставила кастрюлю на стол.
Посмотрела на часы. 02:15. 31 декабря.
Внутри у неё что-то щелкнуло. Не громко, не драматично. Просто как будто перегорела последняя целая лампочка в гирлянде, и вся цепь погасла.
Она вытерла лужу. Вымыла руки.
Достала из шкафчика курицу, которую собиралась мариновать. Положила её обратно в морозилку.
Выключила газ под кастрюлей с яйцами, которые так и не успели свариться вкрутую — будут всмятку, плевать.
Пошла в спальню. Олег спал, раскинувшись на всю кровать, приоткрыв рот.
Марина достала из шкафа дорожную сумку. Маленькую, спортивную.
Положила туда смену белья. Свитер. Джинсы. Зарядку для телефона.
Паспорт.
Кошелек с заначкой, которую она копила на новые шторы.
Потом вернулась на кухню.
Достала из холодильника бутылку «Советского» шампанского, которое они купили для себя неделю назад. Единственную.
Поставила её на центр пустого, вытертого стола.
Рядом положила три фужера.
Подумала. Достала еще четыре стакана — разномастных, один с трещиной.
Нашла в ящике лист бумаги и ручку.
Написала:
*«Встречайте. Шампанское есть. Остальное — на хозяйке. Хозяйка ушла в отставку».*
Придавила записку пустым фужером.
Она оделась в прихожей, стараясь не шуметь молнией. Пуховик, шапка, шарф.
Сапоги были еще влажными после вчерашней беготни.
Вышла на лестничную площадку.
Замок, как всегда, заело. Ключ не поворачивался.
Марина дернула дверь на себя, потом от себя, с силой, со злостью. Металл скрежетнул и поддался.
Щелчок замка прозвучал в тишине подъезда как выстрел.
Она спустилась вниз, в холодную предрассветную тьму. Машина стояла во дворе, покрытая коркой льда.
Марина села за руль. Руки дрожали, но не от холода. От адреналина.
Она завела мотор.
Телефон снова пискнул.
Свекровь. В 6 утра.
*«Мариш, мы пораньше выедем, к обеду будем! Ты там холодцом займись с утра, чтоб застыть успел. И хлеба купи бородинского, отец белый не ест».*
Марина посмотрела на сообщение.
Нажала «Блокировать».
Потом открыла контакт «Олег».
«Блокировать».
«Золовка Света».
«Блокировать».
Она выехала со двора на пустой проспект. Город спал, украшенный мертвыми, погасшими гирляндами.
Куда ехать, она не знала. Знала только одно — назад дороги нет.
Но когда она притормозила на красном светофоре, в боковое стекло постучали.
Резко, требовательно.
Марина повернула голову.
Рядом с машиной стояла фигура в капюшоне. Стекло было замерзшим, лица не видно, только силуэт.
Она хотела нажать на газ, но заметила, что пассажирская дверь не заблокирована.
Дверь распахнулась.
В салон ворвался ледяной воздух и… запах свежей выпечки?
На сиденье плюхнулась женщина. Крупная, в расстегнутой дубленке. Она сдернула капюшон.
Это была не свекровь. И не золовка.
Это была Лариса, главбух с её работы. Железная леди, которую боялся даже генеральный.
Лариса держала в руках огромный противень, накрытый полотенцем. Глаза у неё были шальные, тушь размазалась.
— Поехали, — рявкнула она.
— Куда? — Марина опешила настолько, что забыла испугаться.
— Не знаю. Главное — подальше отсюда. — Лариса откинула край полотенца. Там лежал сгоревший до черноты гусь. — Я его сожгла. А потом послала мужа к черту. У тебя водка есть?
Марина посмотрела на неё, на горелого гуся, на пустую дорогу впереди.
— Водки нет, — сказала она. — Есть желание убивать.
— Подходит, — кивнула Лариса. — Жми на газ. У меня за городом дача. Пустая. Холодная. Но там никого нет.
Марина нажала на педаль. Машина рванула с места, оставляя позади город, семью, оливье и долг «хозяйки».
Они еще не знали, что на даче их ждет не тишина, а сюрприз, который превратит этот Новый год в настоящий триллер...
Развязка истории уже доступна для членов Клуба Читателей Дзен ЗДЕСЬ