— Девушка, ну вы будете карту прикладывать или мы тут до курантов стоять будем? — Женщина в пуховике, похожем на сдутый матрас, толкнула Ольгу тележкой в поясницу. — У меня холодец в машине тает, между прочим.
Ольга моргнула, выныривая из своих мыслей, и суетливо прижала пластик к терминалу. Пискнуло. Кассирша, даже не глядя на неё, уже швыряла на ленту следующую партию: банки с горошком, майонезные ведра, какие-то хлопушки. Конвейер.
Ольга сгребла свои покупки в пакет. Скромно, но дорого. Баночка икры — не той, что по акции, жидкой и пересоленной, а нормальной, с Сахалина. Стейк форели. Бутылка брюта. И главное — никаких ведер с оливье. Никакой горы грязной посуды. Никакого шума.
Она вышла из душного «Магнита» в серую кашу декабрьского вечера. В лицо сразу плюнуло мокрым снегом. Под ногами чавкало, машины в пробке гудели, как стадо недовольных бизонов, но Ольге было хорошо. В кармане грела мысль: завтра тридцатое, послезавтра тридцать первое, и она впервые за пятьдесят два года будет делать только то, что хочет сама.
Телефон в кармане завибрировал, настойчиво, зло.
Ольга достала аппарат, увидела на экране «Галя» и почувствовала, как во рту сразу стало кисло, будто лимон раскусила. Палец завис над красной кнопкой. Сбросить? Перезвонит. И будет звонить, пока батарейка не сядет. Галина не понимала концепции «не хочу разговаривать». Для неё существовало только «не слышит» или «умерла».
— Да, — сказала Ольга, стараясь не сбавлять шаг, чтобы не замерзнуть.
— Ты где ходишь? Я домашний набираю — тишина, — голос сестры звучал так, будто она вещала с трибуны. Фоном что-то гремело, визжали дети. — Слушай, у нас тут форс-мажор, планы поменялись.
Ольга перешагнула через лужу, в которой радужно расплывался бензин.
— Что случилось?
— Да ничего страшного, просто Вадик билеты достал. В ресторан, представляешь? Там программа, ведущий из телевизора, стол забронировали последние места. Короче, повезло нереально.
Ольга молчала, разглядывая грязный снег на обочине. Она уже знала, что последует дальше. Этот тон «повезло нереально» всегда означал, что проблемы Галины сейчас станут проблемами Ольги.
— Рада за вас, — сухо сказала она.
— Ну вот. А детей деть некуда. Свекровь, ты же знаешь, с давлением слягла, симулянтка старая, как праздники — так у неё криз. В общем, мы решили так.
Пауза. Галина умела делать эти паузы, в которые собеседник должен был сам предложить помощь. Но Ольга молчала, крепче сжимая ручку пакета. Пластик врезался в ладонь.
— Ты что, будешь встречать Новый год в своей однушке одна? — выстрелила Галина. Тон сменился на жалостливо-снисходительный. — С ума сошла? Это же плохая примета. Как встретишь, так и проведешь. Будешь куковать весь год. Приезжай к нам, заодно с детьми посидишь, пока мы в гости сходим. Там всего-то на ночь, утром первого заберем.
Ольга остановилась. Люди обтекали её, кто-то чертыхался, задевая локтем.
— Галь, я не поеду.
— В смысле не поедешь? — Голос сестры взлетел на октаву. — Оля, не начинай. У тебя планов нет. Ты сама говорила, что будешь дома. Что тебе, сложно? Племянники, между прочим. Они соскучились. Никитка рисунок тебе нарисовал.
— Я хочу побыть одна. Я купила рыбу, шампанское...
— Рыбу она купила! — Галина хохотнула, но зло. — Ты эту рыбу и у нас съешь. Или с собой возьми. Оля, билеты стоят пятнадцать тысяч! Невозвратные! Мы что, из-за твоей блажи деньги терять должны? Вадик уже такси заказал на завтра на вечер, чтобы тебя забрать.
— Я не поеду, Галя. Наймите няню.
— Какую няню тридцатого декабря? Ты в своем уме? Кто пойдет работать в новогоднюю ночь? И потом, чужой человек в доме... Оль, ну хватит ломаться. Тебе же скучно будет. В четырех стенах, в этой твоей конуре. А у нас елка большая, дети... Веселее же!
— Мне не скучно. Мне нормально. Я устала, Галя. У меня отчетный период был тяжелый.
— У всех тяжелый! — перебила сестра. — Я тоже работаю, между прочим, еще и двое детей на мне, и муж. А ты только для себя живешь. Эгоистка. Мама всегда говорила...
Ольга нажала отбой.
Рука дрожала. Она сунула телефон глубоко в карман, словно это была ядовитая змея. «Мама всегда говорила». Запрещенный прием. Козырная карта.
Она дошла до своего подъезда, долго возилась с ключом — пальцы онемели, не слушались. В подъезде пахло жареным луком и мокрой псиной. Привычный, родной запах. Поднялась на третий этаж пешком, лифт снова стоял на пятом с открытыми дверями — кто-то блокировал его коробкой.
Квартира встретила тишиной. Идеальной, звенящей тишиной. Ольга включила гирлянду на окне — единственное украшение, которое она достала. Синие огоньки отразились в темном стекле.
Она разделась, аккуратно повесила пуховик. Прошла на кухню, разобрала пакет. Форель — в холодильник. Икру — на самую видную полку. Завтра она сделает бутерброд. Включит старый фильм. И никто, никто не будет дергать её за рукав, просить пить, писать, включить мультики, найти носок.
Телефон снова зажужжал. Смс.
*«Не бери грех на душу. Вадик орет. Мы на тебя рассчитываем. Завтра в 18:00 будь готова».*
Ольга выключила звук. Потом подумала и выключила телефон совсем.
«Нет», — сказала она вслух пустой кухне. Слово прозвучало глухо, неубедительно. Она подошла к зеркалу в прихожей. Из стекла на неё смотрела уставшая женщина с серыми кругами под глазами и тусклыми волосами. «Пятьдесят два года, — подумала она. — А ты все еще боишься сказать "нет" старшей сестре».
Утро тридцатого началось с того, что в дверь позвонили.
Ольга замерла с чашкой кофе в руке. Она никого не ждала. Домофон был отключен — она выдернула шнур еще вчера вечером. Значит, кто-то прошел с соседями.
Звонок повторился. Настойчивый, длинный, требовательный. Так звонить могла только Галина. Или полиция.
Ольга на цыпочках подошла к двери, припала к глазку.
На площадке стоял Вадик, муж сестры. В руках — две огромные спортивные сумки. Рядом переминались с ноги на ногу близнецы, Никита и Артем, семи лет от роду. Оба в зимних комбинезонах, шапки съехали на глаза, носы красные. Галина стояла чуть позади, что-то печатая в телефоне.
Ольга отшатнулась. Они приехали. Без приглашения. Без предупреждения. Просто поставили перед фактом.
— Оль, открывай, мы слышим, что ты шаркаешь! — голос Вадика прогудел через железную дверь.
Она могла бы не открывать. Просто уйти в комнату, надеть наушники. Пусть звонят. Пусть долбятся. Это её квартира. Её собственность.
Но старая привычка «быть хорошей», вбитая мамой с детства («Помоги сестре, она же маленькая», «Уступи сестре, ей нужнее»), сработала быстрее мозга. Щелкнул замок.
Дверь распахнулась, и прихожую мгновенно заполнил шум.
— Ну слава богу! — Галина даже не поздоровалась, сразу протиснулась мимо Ольги, не разуваясь, прошла на кухню. — Ты чего трубку не берешь? Мы звонили, звонили... У нас планы сдвинулись, корпоратив перенесли на сегодня, начало в обед. Так что мы детей сейчас скинем и побежим.
— Галя, стоп! — Ольга растопырила руки, пытаясь перегородить коридор, но близнецы уже просочились у неё под локтями и с гиканьем рванули в комнату. Через секунду оттуда послышался грохот — кажется, упал стул.
— Что «стоп»? — Галина вернулась в прихожую, расстегивая шубу. Лицо у неё было красное, потное. — Оль, не начинай, а? Времени в обрез. Вадику еще костюм забрать из химчистки.
Вадик молча поставил сумки на чистый коврик. На дне одной из них темнело мокрое пятно от уличной грязи.
— Я же сказала вчера, что не буду сидеть, — голос Ольги дрожал, срываясь на визг. — Я сказала «нет»! Вы почему приперлись?
Галина замерла. Посмотрела на сестру так, словно та вдруг заговорила на китайском.
— «Приперлись»? — переспросила она тихо. — Ты как с родной сестрой разговариваешь? Мы к тебе, можно сказать, с душой, детей доверили, а ты... Вадик, ты слышал?
Вадик шмыгнул носом и посмотрел в потолок:
— Галь, давай быстрее, опоздаем. Разбирайтесь сами.
— В общем так, — Галина резко дернула молнию на сапоге. — Продукты в синей сумке. Там пельмени, сосиски, детям сваришь. Сладкого им много не давай, у Темы диатез. Спать уложишь в десять. Мы приедем... ну, первого, ближе к обеду. Отоспимся и приедем.
— Забирайте детей и уходите, — Ольга вцепилась в косяк двери. Ногти побелели. — Немедленно.
Галина подошла вплотную. От неё пахло тяжелыми духами и лаком для волос.
— Ты сейчас серьезно? Хочешь выгнать племянников на улицу в мороз? Ты совсем совесть потеряла в своем одиночестве? Одичала?
Из комнаты выбежал Никита, держа в руках ту самую банку икры.
— Тетя Оля, а это что? Можно открыть?
— Положи на место! — рявкнула Ольга так, что мальчик выронил банку. Она глухо ударилась об ламинат, покатилась.
Галина прищурилась.
— Ты на ребенка орешь из-за консервов? Мда. Лечить тебя надо, Оля. Голову лечить. Всё, мы пошли. Ключи у тебя есть, в случае чего — звони соседке, бабе Мане, мы ей сказали, что ты с детьми.
— Галя! — Ольга схватила сестру за рукав шубы. Мех был скользкий, холодный. — Я вызову полицию. Я серьезно. Забирай детей.
Галина вырвала руку. В её глазах мелькнуло что-то странное — не злость даже, а какое-то холодное торжество.
— Вызывай. Скажешь, что родная тетка отказалась присмотреть за детьми? Ну-ну. Позорься. Пошли, Вадик.
Дверь захлопнулась. Щелкнул замок — Ольга не успела даже дернуться, как поняла: они закрыли её снаружи. У Вадика был свой ключ? Откуда? Ах да... когда она лежала в больнице с пневмонией два года назад, она давала ключи Гале, чтобы та цветы поливала. И, видимо, дубликат они сделали «на всякий случай».
Ольга стояла в прихожей, глядя на закрытую дверь. В ушах шумело. Из комнаты доносились звуки борьбы — близнецы делили пульт от телевизора. На полу валялась банка икры. На коврике расплывалась лужа от грязной сумки.
Всё её пространство, её маленькая крепость была захвачена. Уничтожена.
Она медленно сползла по стене, села на корточки. Хотелось плакать, но слез не было. Была только тяжелая, тупая ярость, ворочающаяся где-то в желудке.
— Тетя Оля, — Артем вышел в коридор, жуя что-то. — А мама сказала, что мы тут долго будем жить.
Ольга подняла голову. Шея хрустнула.
— Что?
— Мама сказала папе, что пока мы у тебя, они успеют обои поклеить. В моей комнате.
— Обои? — переспросила Ольга.
— Ага. И еще она сказала... — мальчик замялся, ковыряя пальцем дырку на колготках. — Она сказала, что ты все равно старая и тебе одной столько места не надо. И что, может, мы с Никитой вообще к тебе переедем. Потому что у нас тесно.
Ольга встала. Ярость, которая ворочалась внутри, вдруг затвердела, превратилась в ледяной стержень.
Значит, не просто Новый год. Значит, разведка боем. Тестирование границ. Галина решила, что раз Ольга молчит, значит, можно откусывать от неё куски. Сначала время, потом деньги, теперь — метры.
Она подошла к сумкам, которые принес Вадик. Рванула молнию на той, что побольше.
Там не было детских вещей на два дня.
Там лежали стопки постельного белья. Зимние куртки. Школьные учебники (зачем они в каникулы?). И... коробка с документами. Сверху лежал плотный конверт из банка.
Ольга открыла его. Руки не дрожали. Внутри лежало уведомление о просроченной задолженности по ипотеке. На имя Вадима. Сумма была с шестью нулями. И дата — суд назначен на середину января.
Пазл сложился с сухим щелчком.
Никакого ресторана нет. И гостей нет.
Они не пошли праздновать. Они сбегают от коллекторов или приставов. Или просто готовят плацдарм, чтобы вселиться к ней, пока их квартиру будут забирать. Использовать её как спасательную шлюпку, даже не спросив, выдержит ли эта шлюпка четверых.
Ольга посмотрела на дверь. Заперта снаружи.
Посмотрела на племянников. Те уже включили мультики на полную громкость и прыгали на её диване. На её идеально чистом, бежевом диване.
Она подошла к окну. Третий этаж. Внизу стояла машина Вадика. Они не уехали. Они сидели внутри и о чем-то спорили. Галина размахивала руками.
Ольга прижалась лбом к холодному стеклу.
Они думают, что она проглотит. Как всегда. Поплачет, пожалуется коту (которого у неё нет), но сварит детям пельмени и постелит им на своем диване.
Она отошла от окна и направилась на кухню. Там, в ящике с инструментами, лежал старый, тяжелый разводной ключ. А еще у неё был второй комплект ключей от двери, про который Галина не знала — она сменила нижний замок месяц назад, но пользовалась им редко.
Ольга достала телефон. Включила. Экран загорелся.
Она не будет звонить Гале.
Она набрала другой номер. Номер, который был записан у неё как «Максим — замки и двери».
— Алло? Максим? Да, это Ольга с Садовой. Вы говорили, что работаете круглосуточно. Мне нужно срочно врезать задвижку. Да. Прямо сейчас. Двойной тариф? Плевать. Приезжайте.
Она сбросила вызов. Посмотрела на сумки с чужими вещами.
— Никита, Артем! — позвала она спокойным, страшным голосом. — Одевайтесь. Мы идем гулять.
— Мы не хотим! — заныли из комнаты.
— Я не спрашиваю, — Ольга взяла с вешалки их куртки. — Быстро. Иначе выкину ваши планшеты в мусоропровод.
Мальчишки притихли, испуганные тоном, который никогда раньше не слышали от доброй тети Оли.
Через пять минут они стояли одетые. Ольга накинула пуховик, сунула ноги в ботинки. Взяла обе тяжелые сумки.
— Выходим.
Она открыла дверь своим ключом. Вытолкала детей на площадку. Вышвырнула сумки следом.
— Тетя Оля, ты чего? — захныкал Артем.
— Мы идем к папе в машину. Вперед.
Она спускалась по лестнице, чувствуя, как с каждой ступенькой внутри натягивается струна. Она еще не знала, что сделает, когда выйдет. Но она точно знала, что эта дверь больше никогда не откроется для тех, кто считает её жизнь расходным материалом.
Она вышла из подъезда. Машина Вадика все еще стояла там, мотор работал, из выхлопной трубы валил густой пар.
Ольга подошла к водительскому стеклу и со всей силы ударила по нему кулаком.
Стекло поехало вниз. Вадик испуганно вытаращил глаза. Галина, сидевшая рядом с размазанной помадой, дернулась.
— Оля? Ты что творишь? Ты почему детей вывела?
Ольга молча открыла заднюю дверь машины и закинула туда первую сумку. Она приземлилась прямо на кожаное сиденье. Вторую сумку она швырнула следом.
— Садитесь, — скомандовала она близнецам. Те, притихшие, юркнули в тепло салона.
— Ты совсем больная? — Галина начала вылезать из машины, лицо её перекосилось от ярости. — Я же сказала, у нас дела! Мы договорились!
Ольга шагнула к сестре. Вплотную. Так близко, что увидела, как под слоем тонального крема на щеке Галины пульсирует жилка.
— Я видела письмо из банка, — сказала Ольга тихо.
Галина замерла. Рот, открытый для крика, так и остался открытым, превратившись в нелепую букву «О». Вадик в машине дернулся и ударился головой о крышу.
— Какое письмо? — просипела Галина, но глаза её забегали.
— То самое. Которое лежало в сумке с вещами, которые вы планировали перевезти ко мне навсегда. — Ольга улыбнулась, и от этой улыбки Галина попятилась, поскользнувшись на льду. — Ключи давай.
— Какие ключи?
— Мои ключи. Дубликат. Быстро.
— Оля, ты не понимаешь, нам некуда... — начала было Галина, меняя тон на жалобный.
— Ключи! — рявкнула Ольга так, что проходившая мимо старушка с собачкой шарахнулась в сугроб.
Галина дрожащими руками полезла в сумку. Достала связку. Бросила её в Ольгу. Ключи звякнули об асфальт.
Ольга наклонилась, подняла их.
— А теперь слушай меня внимательно, — она наклонилась к самому лицу сестры. — Если ты еще раз... хоть раз...
Договорить она не успела. Из машины выскочил Вадик. В руке у него был телефон.
— Галя, садись! Быстро! — крикнул он, голос срывался на фальцет. — Они уже здесь. Я машину приставов видел на въезде во двор!
Галина побелела. Она метнулась в салон, захлопнула дверь. Машина взревела, пробуксовала в снежной каше и рванула с места, едва не задев Ольгу зеркалом.
Через секунду красные габаритные огни скрылись за поворотом.
Ольга осталась стоять посреди двора. Снег падал ей на лицо, таял на ресницах. В руке она сжимала холодную связку ключей.
Сердце колотилось где-то в горле, но страха не было. Было странное, звенящее чувство свободы.
Она повернулась к подъезду. Нужно подняться. Выпить валерьянки. Смыть с пола грязь.
И тут её взгляд упал на то место, где стояла машина.
В грязном снегу лежал какой-то предмет. Выпал, когда Галина открывала дверь? Или когда Вадик паниковал?
Ольга подошла, подняла находку. Это был толстый ежедневник Галины в кожаном переплете. Она машинально открыла его на странице с сегодняшней датой.
Запись была сделана красным маркером, крупно, с восклицательными знаками.
*«30 декабря. Перевезти вещи к Ольге. 31 декабря — оформить дарственную. Дожать. Вариантов нет. Если не подпишет сама — действовать по плану Б (таблетки)».*
Земля качнулась под ногами Ольги. Буквы заплясали перед глазами.
«Таблетки»?
Она вспомнила, как Галина настойчиво предлагала ей выпить чаю, как только зашла в квартиру. «Я свой травяной привезла, успокаивающий, тебе полезно...»
А термос остался на кухне. На столе.
Ольга подняла глаза на свои окна. Свет горел.
Но она же выключила его перед уходом?
Или...
В окне мелькнула тень. Мужская тень.
Но Вадик уехал.
Кто тогда в её квартире?...
Развязка истории уже доступна для членов Клуба Читателей Дзен ЗДЕСЬ