Вечер обещал быть томным. Мы собирались на юбилей к моему коллеге — мероприятие статусное, в дорогом ресторане на набережной. Я готовилась к этому выходу неделю: записалась на укладку, купила новое платье — глубокого винного оттенка, из плотного шелка, которое струилось по фигуре, подчеркивая талию. Мне сорок восемь, я держу себя в форме: бассейн дважды в неделю, йога и никакого сахара после шести. Я знала, что выгляжу достойно.
Мой спутник, Виктор, заехал за мной в семь. Мы встречались всего три месяца. Ему пятьдесят четыре, у него свой небольшой бизнес по продаже стройматериалов и, как мне казалось, серьезные намерения. Он всегда говорил, что ценит во мне «стать» и «породу».
Виктор вошел в прихожую, окинул меня взглядом с головы до ног. Я ждала комплимента. Улыбнулась, покрутилась перед зеркалом, поправляя локон.
— Ну как? — спросила я, надевая серьги.
Он поморщился, словно у него заболел зуб. Подошел ближе, похлопал меня по бедру — жест, который мне сразу не понравился, хозяйский такой, снисходительный.
— Платье ничего, цвет богатый, — протянул он. — Но, Ира, давай честно. Тесновато оно тебе. Бока торчат.
Я замерла. Мои руки с сережкой застыли в воздухе.
— В смысле? — переспросила я, чувствуя, как внутри начинает закипать холодная волна.
— Ну, в прямом, — он вздохнул, будто ему было неловко за меня. — Ты поправилась, мать. «Тебе бы похудеть, стыдно с тобой»,: — заявил ухажер, поправляя ремень, который с трудом сдерживал его нависающий живот. — Там люди будут солидные, молодые жены у всех. А ты как... ну, как тетка в этом платье. Я же добра тебе желаю. Сбрось килограммчиков пять-семь, и будет конфетка. А пока накинь шаль какую-нибудь, прикройся.
В прихожей повисла тишина. Я слышала только, как тикают часы и как тяжело дышит Виктор — у него была одышка даже после подъема на второй этаж на лифте.
«Стыдно с тобой». Эти слова эхом отдавались в голове. Три месяца он пел мне дифирамбы, а сейчас, перед важным для меня выходом, решил ударить по самому больному — по женской уверенности.
Обычно в таких ситуациях женщины теряются. Начинают оправдываться, судорожно искать эту чертову шаль, кутаться, прятать глаза, чувствуя себя виноватыми за съеденное яблоко. Срабатывает комплекс «недостаточно хороша». Но я посмотрела на него — на его серый цвет лица, на залысины, которые он пытался прикрыть длинной прядью, на рыхлую фигуру, обтянутую костюмом, который видел еще Брежнева.
И меня не обидело. Меня рассмешило. Это была злая, отрезвляющая насмешка судьбы.
Я медленно положила сумочку на тумбочку.
— Стыдно, говоришь? — переспросила я очень спокойным голосом.
— Ну а что? Я мужчина видный, мне нужно соответствовать, — он самодовольно поправил галстук.
— Видный... — повторила я. — Витя, подойди сюда.
Я взяла его за рукав пиджака и жестко подвела к огромному ростовому зеркалу в прихожей. Включила яркий верхний свет, который безжалостно высвечивает все недостатки.
Я молча подвела его к зеркалу в прихожей и открыла дверь. Но сначала заставила смотреть.
Мы стояли перед зеркалом. Я — с прямой спиной, в сияющем платье, с укладкой и свежим макияжем. И он — на полголовы ниже (если не считать начес), с красным одутловатым лицом и тем самым «пивным» животом, который нависал над брюками, как спасательный круг. Пуговица на его пиджаке держалась на честном слове и молила о пощаде.
— Посмотри внимательно, Витя, — сказала я, глядя в отражение его глаз. — Кого ты видишь?
Он попытался вырваться, но я держала крепко.
— Ира, прекрати этот цирк! Мы опаздываем!
— Нет, мы никуда не опаздываем. Ты сказал, что тебе стыдно со мной. Что я «тетка». А теперь посмотри на нас. Рядом со мной стоит уставший, неухоженный мужчина с пятнадцатью килограммами лишнего веса, одышкой и серым цветом лица. Мужчина, который считает, что наличие штанов автоматически делает его Аполлоном.
— Ты... ты чего несешь?! — он побагровел. — Я мужик! Мне красота не нужна! Я деньги зарабатываю!
— А я женщина, которая зарабатывает не меньше тебя, Витя. И при этом находит время на спортзал и косметолога. Ты решил меня уколоть, чтобы сбить мою цену? Чтобы я почувствовала себя неуверенной и была благодарна, что такой «видный» мужчина обратил на меня внимание?
В психологии это называется «неггинг» — эмоциональная манипуляция, цель которой — занизить самооценку партнера, чтобы им было легче управлять. Виктор интуитивно чувствовал, что я ему не по зубам. Что на фоне меня он проигрывает. И вместо того, чтобы подтянуться самому (пойти в зал, сменить гардероб), он решил опустить меня до своего уровня.
— Ты просто зажралась! — выплюнул он. — Я тебе правду сказал, а ты истерику устроила! Кому ты нужна будешь в полтинник с таким характером?
Я распахнула входную дверь настежь.
— Вон, — сказала я.
— Что? — он опешил.
— Вон из моей квартиры. И из моей жизни. Мне не стыдно за себя, Витя. Мне стыдно, что я потратила три месяца на человека, который настолько слеп, что не видит бревна в собственном глазу.
— Да я... Да я сейчас уйду и не вернусь! Ты еще приползешь! — он выскочил на лестничную площадку, пытаясь сохранить остатки достоинства, но споткнулся о порог.
— Не приползу, — я улыбнулась. — Я не ползаю. Я хожу с прямой спиной. А тебе советую заняться здоровьем. Одышка в пятьдесят четыре — это плохой знак.
Я захлопнула дверь. Щелкнул замок.
В тот вечер я никуда не пошла. Я смыла макияж, налила себе бокал вина и заказала доставку из любимого ресторана. Мне было грустно? Немного. Но это была грусть очищения. Я избавилась от балласта, который тянул меня вниз.
Виктор звонил через неделю. Пытался сделать вид, что ничего не случилось, звал на дачу «шашлыки жарить». Я заблокировала его номер.
Сейчас, спустя полгода, я встретила мужчину. Ему пятьдесят, он ходит в горы и следит за собой. И когда он смотрит на меня в том самом винном платье, он говорит: «Ты роскошная». Потому что уверенный в себе мужчина не боится красивой женщины рядом. Он гордится ею.
А Виктор... Я видела его недавно в городе. Он шел с какой-то женщиной, серой мышкой, которая семенила рядом и заглядывала ему в рот. Видимо, нашел ту, которой можно внушать комплексы. Каждому свое.