— Опять пряжа? — голос мужа прозвучал с кухни, куда я только что занесла новый пакет.
— Опять, — спокойно ответила я, снимая куртку. — Сегодня скидка была, да и цвет редкий — мохито с молоком.
Он вытер руки о полотенце, посмотрел внимательно — не раздражённо, скорее устало.
— Сколько уже у тебя этих мотков? И кому ты их всё вяжешь? Никто ведь не покупает, ты сама говорила. Может, хватит тратить время?
Я молча открыла пакет, достала мягкий клубок и положила его на стол. Пряжа пахла чем‑то тёплым, почти домашним — как старые книги или бабушкина комната.
— Знаешь, ты каждый раз это говоришь, — я улыбнулась. — И каждый раз я вяжу дальше.
Он сел напротив, налил себе чай:
— Просто не понимаю… Ты вкладываешь силы, сидишь ночами, выкладываешь эти вещи в интернет — а продано всего две шапки за полгода. Может, правда, стоит перестать гнаться за этой «продажей» и вязать для себя?
— А ты думаешь, я не для себя вяжу? — Я подняла взгляд. — Для себя — это не значит только надеть шапку. Для себя — это процесс. Когда я вяжу, я не думаю о том, что не продается. Мне важно, что в руках что‑то живое появляется — петелька за петелькой.
Он тихо хмыкнул:
— Ну а деньги? Ты же мечтала, что вязание станет делом, которое будет кормить.
— Мечтала, — согласилась я. — И, может, станет. Но даже если нет… может, в этом и смысл. Все же хотят, чтобы хобби приносило прибыль. А я начинаю думать, что не обязательно. Некоторым вещам нельзя назначить цену.
Мужу, похоже, хотелось что‑то возразить, но он замолчал. Я достала начатый свитер — теплый, глубокого цвета лесного мха. Машинально перебирала петли.
— Помнишь, — начала я, — когда ты чинишь старый мотоцикл? Ты можешь вечером прийти усталый, но все равно идешь в гараж. Не потому, что кто‑то купит твой мотоцикл. А потому что тебе важно просто возиться с ним, слышать, как отвечает двигатель. Для тебя это — отдых. Для меня вязание — то же самое.
— Разница в том, что у меня хотя бы двигатель потом заводится, — улыбнулся он.
— А у меня в итоге — свитер. И каждый мой свитер лучше предыдущего. Может, не продаются — и ладно. Но они есть, и я ими горжусь.
Он кивнул, постоял у окна, потом сказал уже мягче:
— Ладно. Может, я зря бурчу. Просто хочется, чтобы тебе было легче. Чтобы всё, что ты делаешь, приносило ощутимую отдачу.
— Отдача — не всегда деньги, — я подняла глаза и улыбнулась. — Бывает — спокойствие. Бывает — уверенность, что день прошел не зря. Когда я вяжу, я чувствую, что могу что-то создать сама, без зависимостей и дедлайнов.
Он подошёл ближе, погладил меня по плечу.
— Значит, продолжаешь вязать?
— Конечно. Но, может, не ради продажи. Пусть это будет просто для себя. А если кто‑то когда-нибудь захочет купить — значит, будет приятный бонус.
Он вздохнул, взял остатки чая и сказал:
— Тогда ладно. Вяжи своё мохито с молоком. Только одну просьбу: не занимай весь диван клубками.
— Обещаю, — рассмеялась я. — Но коврик под ногами всё же свяжу. Для нас двоих.
Мы оба замолчали. За окном тихо шёл снег. На спицах равномерно скользила нить — ровная, тёплая, почти бесшумная. И в этот момент ясно чувствовалось: неважно, продастся ли этот свитер. Главное, что он уже наполнил комнату теплом.