Максим купил ей тюльпаны — семь штук, как каждую пятницу. Всегда семь. Всегда тюльпаны. Анна поставила их в вазу и почувствовала ровно ничего.
Она давно заметила: соседи смотрят друг на друга иначе. Украдкой, с голодом. Ждут друг друга с работы так, будто не виделись месяц. А она слышит ключ в замке — и продолжает читать с того же места.
Анна гасила эти мысли. Любовь — не только страсть, но и покой. Максим давал покой. Стабильность. Тюльпаны по пятницам.
— Аня, нам нужно поговорить.
В его голосе звучало что-то непривычное. Не раздражение, не усталость — решимость. Будто он репетировал эту фразу перед зеркалом.
Анна отложила книгу.
— Я больше не могу так, — сказал Максим, опускаясь в кресло напротив. — Это несправедливо. По отношению к тебе.
Первая мысль: другая женщина. И странное облегчение — хотя бы понятная причина.
— Я женился на тебе из жалости.
Не другая женщина. Жалость. К ней.
— Что?
— После Дениса ты была... разбитая. Плакала, говорила, что никому не нужна. Я думал — смогу полюбить. Со временем.
Анна сидела неподвижно.
— Но не смог, — продолжал он. Голос ровный, почти деловой. — Я пытался, Аня. Восемь лет пытался. Но нельзя заставить себя чувствовать то, чего нет.
— Восемь лет, — повторила она. Губы онемели. — Я была твоим благотворительным проектом?
— Это не...
— Бедная брошенная Анечка. Которую надо пожалеть и приютить.
Максим вздрогнул:
— Я хотел сделать тебя счастливой.
— Счастливой? — Анна встала. — Ты хоть раз спросил, что делает меня счастливой? Хоть раз поинтересовался, о чём я мечтаю?
Он молчал.
— Я хотела рисовать, Максим. Хотела стать дизайнером. Помнишь, что ты сказал? «Зачем рисковать, у тебя стабильная работа». И я послушалась. Потому что думала — он любит меня, он хочет мне добра.
— Я хотел защитить тебя.
— От чего? От моей собственной жизни?
Она подошла к окну. В стекле отражалась женщина тридцати пяти лет с лицом, которое она перестала узнавать.
— Когда ты в последний раз поцеловал меня просто так? Не перед сном, не по привычке — а потому что захотел?
Максим не ответил.
— Я жила рядом с человеком, который терпел меня. Восемь лет терпел. — Голос сорвался. — А я думала, что это и есть любовь. Что другой не бывает.
— Аня...
— Уходи.
— Давай поговорим спокойно.
— Уходи!
Он постоял ещё минуту. Потом молча вышел.
Через полчаса хлопнула входная дверь. Анна опустилась на диван и заплакала — громко, некрасиво, как плачут только в пустых квартирах.
Первые дни она провела в тумане. Брала больничный. Лежала, глядя в потолок. Квартира пахла иначе — не его одеколоном, не его присутствием. Просто воздухом.
На пятый день нашла в дальнем ящике альбом с эскизами. Открыла на случайной странице: детская комната, жирафы на обоях, солнце в окне. Рисунку шесть лет.
Почему она перестала мечтать о детях? Ответ был очевиден: дети — про любовь. А любви не было.
Анна взяла карандаш. Первые линии вышли неуверенными. Потом рука вспомнила.
Она рисовала до темноты. Гостиную — не их, холодную и правильную, а живую. С подушками — оранжевой, бирюзовой и дурацкой, с фламинго. С картинами, которые ничего не значат, просто нравятся.
На девятый день, в три часа ночи, она достала телефон.
Его номер всё ещё был в избранном. Палец завис над экраном. Одно касание — и можно всё вернуть. Сказать: прости, погорячилась, давай попробуем. Вернуться в знакомую пустоту, где хотя бы не страшно.
Анна смотрела на светящийся экран.
Потом положила телефон и до утра просидела в темноте. Это была самая длинная ночь в её жизни. Но к рассвету она знала: назад не будет.
Через месяц она записалась на курсы дизайна. Те самые, о которых думала годами. Робко выложила эскизы в интернет. Соседка попросила помочь с детской для дочки.
Анна работала над проектом три дня. Забывала есть. Ложилась за полночь. Просыпалась с идеями.
Когда соседка увидела результат, она расплакалась:
— Откуда вы знаете, чего я хочу?
«Потому что я восемь лет не получала того, чего хотела», — подумала Анна.
Вслух сказала:
— Интуиция.
Звонок домофона раздался вечером, когда она меньше всего ждала.
— Это я.
Голос Максима — усталый, неуверенный.
Анна нажала кнопку, не понимая зачем.
Он выглядел измученным. Костюм помятый, под глазами тени. В руках — белые розы.
— Аня... Я понимаю, что не имею права.
— Проходи.
Максим оглядел квартиру и замер. Его чёрно-белые фотографии небоскрёбов исчезли со стен. Вместо них — её эскизы, яркие пятна, живые. На подоконнике — герань в глиняном горшке. На диване — те самые подушки с фламинго.
— Красиво, — сказал он тихо.
Анна не ответила. Села в кресло, не предлагая ему сесть.
— Я хочу попросить прощения. — Он мял в руках цветы. — Я понял, что совершил ошибку. Не тогда, когда женился. А когда сказал тебе.
— Жалеешь, что сказал правду?
— Жалею, что причинил боль. Мы могли бы жить как раньше...
— Во лжи?
— В покое, Аня. — Он шагнул к ней. — Эти недели без тебя... Я понял, что ты значишь для меня. Я скучаю. По дому. По нашим вечерам. Может, это и есть любовь? Может, она всё-таки пришла?
Анна смотрела на него. Он выглядел искренним. Может, даже был искренним.
— Месяц назад я бы поверила.
— А сейчас?
— Сейчас я знаю, каково это — быть собой.
— О чём ты?
Анна встала, подошла к окну.
— Ты правда скучаешь по мне, Максим? Или по женщине, которая не задавала вопросов? Которая не требовала слишком многого? Которая была... удобной?
Он молчал.
— Я была удобной, — продолжила она. — Благодарной. Не скандалила, не просила внимания. Идеальный объект для заботы. Ты чувствовал себя хорошим человеком рядом со мной.
— Это несправедливо.
— Несправедливо? — Она обернулась. — Ты восемь лет знал правду и молчал. Восемь лет смотрел, как я стараюсь быть достойной твоей любви. А любви не было. И ты знал. Каждый день знал.
Максим побледнел.
— Я думал, будет лучше...
— Для кого? — Голос Анны не дрожал. — Ты не хотел быть плохим. Вот и всё. Проще было терпеть меня, чем признаться и уйти. Проще играть в семью, чем разрушить красивую картинку.
Он опустил голову.
— Значит, я во всём виноват.
— Нет. — Анна помолчала. — Я тоже виновата. Я чувствовала пустоту и убеждала себя, что так и должно быть. Потому что боялась остаться одна ещё больше, чем жить без любви.
В комнате стало тихо. За окном проехала машина, свет фар скользнул по стене.
— Я могу измениться, — сказал Максим.
— Может быть. Но не для меня.
— Аня...
— Ты хороший человек, Максим. Просто не мой человек. И я — не твоя. Мы оба заслуживаем лучшего.
Он стоял, всё ещё сжимая розы. Потом положил их на стол.
— Я пришлю за вещами.
— Хорошо.
Уже в дверях он обернулся:
— Ты справишься?
Странный вопрос от человека, который восемь лет считал её беспомощной.
— Уже справляюсь.
Дверь закрылась.
Анна подошла к столу. Белые розы — когда-то любимые. Она постояла над ними, потом поставила в вазу. Цветы ни в чём не виноваты.
За окном загорались огни. Она не знала, что будет завтра. Не знала, станет ли дизайнером. Найдёт ли человека, который полюбит её по-настоящему. Хватит ли денег до конца месяца.
Но впервые за восемь лет ей не нужны были ответы.
Достаточно было того, что вопросы — её собственные.