– А что, у вашей невестки всегда так пусто в холодильнике? Ни сервелата приличного, ни икры. Одни листья салата да йогурты обезжиренные. Сразу видно – не кормит мужика совсем, бережет фигуру, эгоистка! – громкий, скрипучий голос разносился по всей квартире, перекрывая даже шум работающего телевизора.
Ольга замерла в прихожей, так и не донеся руку до выключателя. Чемодан на колесиках, с которым она только что вошла, тихо скрипнул, будто тоже удивился услышанному. Она вернулась из командировки на день раньше. Трое суток в поезде, бесконечные переговоры, гостиница с картонными стенами и мечта о тишине и горячей ванне – вот и все, чем она жила последние сорок восемь часов.
– Да ладно тебе, Зиночка, – ответил другой голос, более глубокий и властный, в котором Ольга безошибочно узнала свою свекровь, Валентину Петровну. – Молодые сейчас готовить не любят. Заказывают все эти свои суши-роллы. Я Сереженьке вчера котлеток принесла, так он их прямо холодными хватал, бедняжка. Голодает с ней, точно голодает. Но ничего, сегодня мы это исправим! Налетай, девочки, пока горячее!
Ольга медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Ключ в замке повернулся бесшумно, поэтому ее приход остался незамеченным. В коридоре стоял стойкий запах дешевых духов, смешанный с ароматом жареного лука и чего-то мясного. На полу, где обычно царил идеальный порядок, громоздилась гора чужой обуви: растоптанные сапоги, какие-то ботильоны с блестками, галоши. На ее любимой банкетке, обитой бежевым велюром, валялись пальто, шубы и пестрые шарфы, сваленные в кучу, как на вокзале.
Она сделала шаг вперед, переступая через чью-то грязную сумку, брошенную прямо посередине прохода, и заглянула в гостиную.
Картина, открывшаяся ей, была достойна кисти сюрреалиста. За ее обеденным столом, который Ольга протирала только специальным средством для полировки, сидели четыре женщины. Во главе стола, по-хозяйски развалившись на стуле мужа, восседала Валентина Петровна в нарядной блузке с люрексом. Вокруг нее расположились ее подруги – «боевой отряд», как про себя называла их Ольга.
Стол ломился от еды. Но это была не та еда, которую привыкла видеть здесь хозяйка. Жирные салаты, истекающие майонезом, горы нарезок, соленья прямо в банках, расставленные без тарелок. А самое страшное – в центре стола стояла ее, Ольгина, любимая ваза из муранского стекла, которую она привезла из Италии и с которой сдувала пылинки. Сейчас в этой вазе торчали какие-то бумажные салфетки, сложенные веером, и, кажется, кто-то уже успел кинуть туда фантик от конфеты.
– Ой! – взвизгнула полная женщина с фиолетовыми кудрями, заметив Ольгу в дверях. Вилка с наколотым маринованным грибом застыла у нее у рта.
В комнате повисла тишина. Валентина Петровна медленно повернула голову. На ее лице на секунду мелькнуло замешательство, но оно тут же сменилось приторно-сладкой улыбкой.
– Оленька! Вернулась! А мы тут не ждали тебя сегодня. Сережа сказал, ты только завтра к вечеру будешь. Ну, проходи, проходи, чего встала в дверях, как неродная? У нас тут, видишь, сабантуйчик небольшой.
Ольга медленно прошла в комнату, не снимая пальто. Она чувствовала, как внутри закипает холодная ярость, вытесняя усталость.
– Я вижу, – тихо сказала она. – Валентина Петровна, что здесь происходит?
– Как что? – искренне удивилась свекровь, всплеснув руками. – Праздник у нас! У Зиночки, вон, – она кивнула на даму с грибом, – внук в институт поступил. А у Тамарочки день рождения был неделю назад, мы тогда не собрались, вот решили сейчас. А моя квартира, ты же знаешь, сейчас после потопа, там обои отходят, сыростью пахнет. Ну не вести же подруг в этот ужас? Вот я и подумала – у вас просторно, светло, Сережа на работе, ты в отъезде. Мы тихонько посидим, культурно, пообщаемся.
– Культурно? – переспросила Ольга, переводя взгляд на стол. – Вы взяли ключи у Сергея?
– Ну конечно! Я зашла цветы полить, смотрю – сухо у тебя в горшках, как в пустыне. Пожалела растения. А потом думаю: чего квартире пустой стоять? Мы же свои люди, не чужие. Девочки, познакомьтесь, это Оля, жена моего Сережи. Оля, это Зинаида Михайловна, Тамара Игоревна и Лариса Павловна.
Подруги свекрови оценивающе смотрели на Ольгу.
– Симпатичная, – вынесла вердикт Тамара Игоревна, женщина с массивными золотыми серьгами. – Только бледная очень. Болеет, что ли?
– Работает много, – со вздохом пояснила свекровь, словно говорила о тяжелой болезни. – Карьерристка. Детей нет, вот и пашет. Ну, Оленька, раздевайся, садись. Штрафную тебе нальем. У нас наливочка своя, домашняя, не то что твое вино кислое.
Ольга почувствовала, как кровь прилила к лицу.
– Мое вино? – она перевела взгляд на комод. Дверца бара была приоткрыта. На столе, среди банок с огурцами, стояла открытая бутылка коллекционного красного вина, которое они с мужем берегли на годовщину свадьбы.
– А, это... – Валентина Петровна проследила за ее взглядом и небрежно махнула рукой. – Да мы не нашли, чем открыть наливку сначала, штопора не было. Пришлось взять то, что открыто было. Ну, или не открыто... Какая разница? Вкусное, кстати, но терпкое. Я сахару добавила.
– Вы добавили сахар... в винтажное Бароло? – голос Ольги дрогнул.
– Ой, не начинай! Подумаешь, Бароло-шмароло. Кислятина. С сахаром хоть пить можно стало. Ты лучше скажи, у тебя есть еще майонез? А то мы в салат не рассчитали, суховат получился.
Ольга закрыла глаза на секунду. Ей хотелось кричать, топать ногами, вышвырнуть этот стол вместе с салатами в окно. Но она была воспитанным человеком. Слишком воспитанным, как оказалось.
– Валентина Петровна, – твердо сказала она, открывая глаза. – Мне нужно, чтобы вы сейчас же закончили свое мероприятие.
За столом снова воцарилась тишина, но теперь она была не удивленной, а враждебной.
– Это как это – закончили? – нахмурилась Зинаида Михайловна. – Мы только сели! Горячее еще не подавали. У Вали там курица в духовке доходит.
– В моей духовке? – уточнила Ольга.
– Ну а в чьей же? Не на костре же жарить! – хохотнула Лариса Павловна. – Ох, и строгая у тебя невестка, Валя. Прямо генеральша.
– Оля, не позорь меня перед людьми, – процедила Валентина Петровна, и в ее голосе появились стальные нотки. – Девочки пришли в гости. Мы празднуем. Неужели тебе жалко тарелки супа и куска хлеба для матери мужа? Я тебя, между прочим, всегда защищаю, когда соседки говорят, что ты гордячка. А ты вот как платишь?
– Я плачу ипотеку за эту квартиру, – отчеканила Ольга. – Половину суммы ежемесячно. И Сергей половину. Это наш дом. Не общежитие, не банкетный зал и не дача. Я вернулась с тяжелой работы, я хочу отдыхать. У меня нет сил слушать музыку и обслуживать ваших гостей.
– Обслуживать? – свекровь театрально схватилась за сердце. – Кто тебя просит обслуживать? Мы сами все принесли! Сами накрыли! Тебе даже вилку подать не просили. Садись, ешь, радуйся, что свекровь у тебя хозяйственная. Другая бы и порога не дала переступить, а я к тебе со всей душой!
– Вы взяли мое вино. Вы взяли мою вазу. Вы, – Ольга посмотрела на Зинаиду Михайловну, которая вытирала жирные руки о льняную салфетку ручной работы, – используете мои парадные салфетки как тряпки. Вы нарушили мои личные границы.
– Границы! – фыркнула Тамара Игоревна. – Понабрались слов из интернета. Границы, абьюз, депрессия... Раньше проще жили. Гостям рады были. Дверь не запирали. А сейчас – снега зимой не выпросишь.
– Оля, иди в спальню, если устала, – примирительно, но с оттенком приказа сказала свекровь. – Закрой дверь и спи. Мы пошумим еще часок-другой и разойдемся. Сережа придет, мы его покормим. А то он у тебя тощий, смотреть больно.
Ольга поняла, что разговоры бесполезны. Эти женщины жили в другом измерении, где понятие «чужое» отсутствовало, если речь шла о родственниках. Она достала телефон.
– Я звоню Сергею.
– Звони! – вызове Валентина Петровна. – Звони, ябедничай! Пусть он посмотрит, какая ты истеричка. Из-за пустяка скандал устроила. Мать родную выгоняет!
Ольга набрала номер мужа. Гудки шли долго, потом Сергей ответил, запыхавшись:
– Оль, привет! Ты уже приехала? Я думал завтра...
– Сережа, ты знал, что твоя мама устроила банкет в нашей квартире?
В трубке повисла пауза.
– Ну... она просила ключи. Сказала, посидят с подружкой, чаю попьют. У нее там правда краской пахнет в подъезде, голова болит. Я подумал, что такого? Оль, ну не ругайся, они старушки, им скучно...
– Сережа, здесь не чай. Здесь пьянка. Здесь четыре человека, горы еды, мое испорченное вино и бардак. Они жарят курицу в моей духовке. И они отказываются уходить.
– Оль, ну потерпи немного, а? Я через час буду. Разберемся. Ну неудобно выгонять, мама обидится, потом год не будет разговаривать. Ты же знаешь ее характер.
– То есть ты предлагаешь мне запереться в спальне и ждать, пока они доедят, допьют и обсудят меня с ног до головы?
– Оль, ну пожалуйста. Ради меня.
Ольга сбросила вызов. Ради него. Она терпела пять лет. Терпела советы, как гладить рубашки. Терпела внезапные визиты в семь утра в выходные. Терпела критику своей работы. Но сегодня, глядя на пятно от свеклы на белоснежной скатерти, она поняла: лимит исчерпан.
Она подошла к музыкальному центру, который стоял в углу, и резко выдернула шнур из розетки. Стас Михайлов, певший про "Всё для тебя", поперхнулся и замолк.
– Э! – возмутилась Зинаида. – Самое интересное место!
– Праздник окончен, – громко и четко сказала Ольга. – У вас есть десять минут, чтобы собраться и покинуть мою квартиру.
– Ты что себе позволяешь? – Валентина Петровна медленно поднялась, лицо ее пошло красными пятнами. – Ты кого выгоняешь? Я мать хозяина этой квартиры!
– Сохозяйки, – поправила Ольга. – И я своего согласия на ваше присутствие не давала. Через десять минут я вызываю полицию. Формулировка – незаконное проникновение в жилище посторонних лиц. Ключи у вас есть, но права приводить сюда табор – нет.
– Какая полиция? – испуганно пискнула Лариса Павловна, самая тихая из всех. – Валя, ты говорила, что невестка не против! Что она сама приглашала!
– Мало ли что я говорила! – рявкнула свекровь. – Она просто не в себе! Устала, перегрелась! Оля, опомнись! Ты же интеллигентная женщина!
– Девять минут, – Ольга демонстративно посмотрела на часы. – И заберите свою курицу. Если она останется в духовке, я ее выброшу вместе с противнем.
– Хамка! – выплюнула Тамара Игоревна, вставая и гремя стулом. – Пойдемте, девочки. Нечего нам тут делать. В этом доме аура черная. Тут дышать нечем.
– Валя, это что же такое делается? – запричитала Зинаида, торопливо дожевывая бутерброд. – Нас как щенят вышвыривают?
Валентина Петровна стояла, сжимая кулаки. Она сверлила невестку взглядом, полным ненависти.
– Ты пожалеешь, – прошипела она. – Сережа тебе этого не простит. Ты рассорила нас с сыном. Ты разбила семью.
– Семью разбиваете вы своим хамством, – парировала Ольга. – Вон.
Сборы напоминали бегство наполеоновской армии. Женщины суетливо хватали сумки, пихали в пакеты недоеденную нарезку (Зинаида не постеснялась сгрести со стола и конфеты). В прихожей стоял шум, гам, кто-то не мог найти второй сапог, кто-то перепутал шарф.
Ольга стояла в дверях гостиной, скрестив руки на груди, и молча наблюдала. Ей было не стыдно. Ей было противно, но при этом она чувствовала удивительное облегчение. Словно нарыв, который зрел годами, наконец-то прорвало.
Валентина Петровна уходила последней. Она демонстративно громко хлопнула дверью шкафа, надевая шубу.
– Ноги моей здесь больше не будет! – заявила она. – И внуков я нянчить не буду, так и знай!
– У нас нет детей, Валентина Петровна, – напомнила Ольга.
– И слава богу! От такой змеи родятся только гадюки!
Дверь захлопнулась. Наступила звенящая тишина. Ольга прислонилась спиной к стене и сползла вниз, сев на корточки. Ноги дрожали так, что стоять было невозможно.
В квартире пахло хаосом.
Она заставила себя встать и пойти на кухню. Первым делом открыла все окна настежь, впуская морозный вечерний воздух. Потом взяла большой мусорный мешок.
В мешок полетело все. Остатки салатов, надкусанные куски хлеба, пустые бутылки. Скатерть она стянула и бросила в корзину для белья, хотя понимала, что пятна вряд ли отстираются. Салфетки – в мусор.
Она мыла пол, когда вернулся Сергей. Он вошел тихо, опасливо оглядываясь, словно ожидал засады.
– Ушли? – спросил он шепотом.
Ольга не подняла головы, продолжая яростно тереть шваброй пятно от соуса на паркете.
– Ушли.
Сергей прошел в кухню, сел на табурет. Он выглядел виноватым и несчастным.
– Мама звонила. Плакала. Говорит, у нее давление двести. Скорую вызывали.
Ольга остановилась, опершись на швабру.
– А у меня, Сережа, нервный срыв. И что?
– Оль, ну ты же знаешь, она любит преувеличивать. Но ты тоже... жестко с ней. Можно же было как-то мягче. Дипломатичнее.
– Дипломатичнее? – Ольга швырнула швабру на пол. Грохот заставил Сергея вздрогнуть. – Твоя мать устроила притон в моем доме. Она испортила мои вещи. Она оскорбляла меня в присутствии посторонних людей. А ты говоришь о дипломатии?
– Она хотела как лучше...
– Кому лучше? Себе? Своим подругам? Сережа, хватит. Хватит быть маленьким мальчиком. Тебе тридцать пять лет. У тебя есть семья – это я. Или твоя семья – это мама? Выбирай.
– Ну чего ты начинаешь... Конечно, ты.
– Если я, тогда забери у нее ключи. Завтра же.
Сергей побледнел.
– Оль, я не могу. Это же мама. Как я ей скажу? «Верни ключи, мы тебе не доверяем»? Она проклянет нас.
– Тогда я меняю замки, – спокойно сказала Ольга. – И если ты дашь ей новый комплект, я подаю на развод. Я серьезно, Сережа. Я больше так не могу. Я хочу приходить домой и чувствовать себя в безопасности. А не ждать, что в моей ванной моется тетя Зина, а на моей кухне жарит котлеты тетя Тамара.
Сергей молчал долго. Он смотрел на свои руки, сцепленные в замок. Ольга видела, как тяжело ему дается решение. Он привык быть хорошим для всех. Но быть хорошим для всех – значит быть плохим для себя. И для жены.
– Хорошо, – наконец сказал он глухо. – Я заберу ключи. Скажу... скажу, что мы ставим сигнализацию, и там коды сложные, нельзя никому давать.
Ольга горько усмехнулась. Опять ложь. Опять попытка сгладить углы. Но пусть хоть так.
– Хорошо. Ужин будешь? Там курица в духовке осталась. «Мамина».
Сергей поморщился.
– Нет. Не хочу. Давай просто чаю попьем. И... прости меня, Оль. Я правда дурак. Не подумал, что они такой балаган устроят.
Ольга подошла к нему и обняла за плечи. Он уткнулся лицом ей в живот, как ребенок.
– Ты не дурак, Сережа. Ты просто очень добрый. Но доброта должна быть с кулаками. Или хотя бы с границами.
Следующие две недели прошли в атмосфере холодной войны. Валентина Петровна не звонила, демонстративно обижаясь. Сергей ходил мрачный, явно выслушивая от матери по телефону (когда Ольги не было рядом) потоки жалоб. Но ключи он забрал. Принес их Ольге и положил на комод.
– Вот. Сказал про сигнализацию. Она обиделась, сказала, что мы от нее прячемся, как от воровки.
– Мы не прячемся. Мы живем своей жизнью, – ответила Ольга, убирая ключи в ящик.
А потом случилось неожиданное. В субботу утром, когда Ольга наслаждалась тишиной и кофе, в дверь позвонили.
Она напряглась. Неужели снова? Сергей был в душе.
Ольга подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стояла Валентина Петровна. Одна. Без подруг и без сумок с едой. В руках она держала какой-то маленький сверток.
Ольга вздохнула и открыла дверь.
– Здравствуй, Оля, – голос свекрови звучал непривычно тихо.
– Здравствуйте, Валентина Петровна.
– Я это... – она помялась, теребя сверток. – Я пришла... в общем, вот.
Она протянула сверток Ольге.
– Что это?
– Салфетки. Я купила такие же. Ну, похожие. В магазине тканей нашла. Те-то, Зинка, паразитка, испортила совсем, не отстирались. Я пыталась.
Ольга взяла пакет. Внутри действительно лежали льняные салфетки. Не итальянские, конечно, ивановские, но качественные.
– Спасибо, – сказала Ольга, чувствуя, как уходит напряжение.
– И это... про вино я тоже поняла. Сережа сказал, дорогое было. Я не знала, правда. Думала, просто бутылка красивая. Я деньги отдам, с пенсии. Частями.
– Не надо денег, – покачала головой Ольга. – Главное, чтобы вы поняли.
– Поняла я, поняла, – буркнула свекровь, не глядя ей в глаза. – Зинка мне потом сказала: «Ну и стерва твоя невестка». А я подумала... А ведь она права была, невестка-то. Если бы ко мне так пришли и начали хозяйничать, я бы, наверное, сковородкой огрела. А ты просто выгнала.
Валентина Петровна подняла глаза. В них впервые за все время не было вызова. Было что-то похожее на уважение. Смешанное с досадой, конечно, но уважение.
– Я могу войти? – спросила она. – Не надолго. Просто... чаю попить. Я пирог испекла. С яблоками. Свой, дома пекла.
Ольга помедлила секунду. Она знала, что этот момент решит все. Если она сейчас скажет «нет», война будет длиться вечно. Если скажет «да» – есть шанс построить новые отношения. На новых правилах.
– Проходите, Валентина Петровна, – Ольга отступила в сторону, пропуская свекровь. – Только разувайтесь, пожалуйста, на коврике. Я вчера полы мыла.
– Да, да, конечно, – засуетилась свекровь, торопливо расстегивая сапоги. – Чисто у тебя. Всегда чисто. Молодец ты, Оля. Хоть и характер у тебя... тяжелый.
– Какой есть, – улыбнулась Ольга. – Сережа! Мама пришла! Ставь чайник!
В тот вечер они впервые сидели за столом без напряжения. Пирог был вкусным, разговор шел о даче и рассаде. Валентина Петровна больше не пыталась командовать, а Ольга не пыталась обороняться. Границы были очерчены, колючая проволока натянута, но ворота в ней теперь можно было открывать. По приглашению. И только для тех, кто умеет вытирать ноги перед входом.
Если вам понравился рассказ, не забудьте поставить лайк и подписаться на канал. Напишите в комментариях, приходилось ли вам отстаивать свой дом от непрошенных гостей?