– А ты уверена, что майонез свежий? Какой–то у него оттенок странный, желтоватый, – голос звучал над самым ухом, заставляя руку с ножом предательски дрогнуть.
Елена глубоко вздохнула, стараясь, чтобы этот вздох не прозвучал как стон отчаяния. Она аккуратно отложила нож, вытерла руки о полотенце с вышитыми подсолнухами и повернулась. Перед ней, поджав губы и критически осматривая кухонную столешницу, стояла Тамара Ивановна. Свекровь приехала на полчаса раньше оговоренного времени, что уже само по себе было плохой приметой. Обычно эти тридцать минут Елена использовала для того, чтобы привести себя в порядок, выпить валерьянки и настроиться на волну бесконечного терпения. Сегодня этот ритуал был безжалостно нарушен.
– Тамара Ивановна, это домашний майонез, – как можно мягче ответила Елена, стараясь улыбаться. – Я сама его взбивала двадцать минут назад. Там деревенские яйца, горчица, лимонный сок и хорошее масло. Поэтому и цвет такой насыщенный, желтый.
Свекровь скептически хмыкнула, поправив идеально уложенную прическу. Ни один волосок не выбивался из её лакированной брони. Она прошла к плите, где в большой утятнице томилось главное блюдо вечера, и приподняла крышку. Облако ароматного пара вырвалось наружу, пахнуло яблоками, корицей и запеченной птицей.
– Утка? – спросила она так, словно увидела там жареную крысу. – Жирно же, Леночка. Сереже нельзя столько холестерина. У него желудок с детства слабый, я ему всегда все на пару делала, протертое. А тут… кожа, жир. Надеюсь, ты хоть яблоки кислые взяла? Антоновку?
– Конечно, Антоновку, – кивнула Лена, чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение, похожее на бульон, забытый на сильном огне. – И жир я вытапливала, лишнее убирала. У Сергея сегодня юбилей, тридцать пять лет. Он сам просил утку, это его любимое блюдо.
– Мало ли что он просил, – отмахнулась Тамара Ивановна, закрывая крышку с громким стуком. – Мужчины как дети, тянут в рот всякую гадость. Задача жены – следить за здоровьем кормильца, а не потакать прихотям. Вон, посмотри на него, поправился за последний год килограмма на три точно. Это все твои пироги да зажарки.
В дверях кухни появился сам виновник торжества. Сергей, высокий, немного сутулый мужчина с добрыми глазами, выглядел растерянным. Он держал в руках новые фужеры, которые Лена купила специально к празднику, и не знал, куда их поставить.
– Мам, ну перестань, – мягко сказал он, ставя бокалы на стол. – Лена два дня у плиты стоит, старается. Запах же – закачаешься! Слюнки текут.
– Вот именно, слюнки, – назидательно подняла палец мать. – Желудочный сок выделяется, а потом гастрит. Я же не со зла говорю, Сереженька, а из опыта. Ты потом спасибо скажешь, когда печень не прихватит.
Лена отвернулась к раковине, чтобы скрыть выражение лица. Она включила воду, делая вид, что нужно срочно сполоснуть пустую миску. Шум воды немного заглушил голос свекрови, которая уже переключилась на сервировку стола в гостиной.
– Скатерть синтетика? – донеслось из коридора. – Скользкая какая–то. У меня льняная лежит, еще от бабушки, белая, накрахмаленная. Вот это уровень. А тут… Пятно посадишь – не отстираешь.
Сергей подошел к жене и, убедившись, что мать не видит, быстро чмокнул Лену в щеку.
– Прости, – шепнул он. – Ты же знаешь её. Потерпи немного. Сейчас гости придут, она отвлечется.
– Я терплю, Сережа, – тихо ответила Лена, выключая воду. – Я терплю уже пять лет. Но сегодня особенный день, я хотела, чтобы все было идеально. Я эту утку мариновала сутки по новому рецепту, торт пекла до трех ночи…
– И все будет идеально, – заверил он, хотя в его глазах читалась тревога. – Ты у меня лучшая хозяйка.
Звонок в дверь прервал их шептание. Начали собираться гости. Пришли коллеги Сергея с женами, его школьный друг Вадим с новой подругой, двоюродная сестра Лены. Квартира наполнилась шумом, смехом, шуршанием пакетов с подарками и запахом духов. Лена, нацепив на лицо маску радушной хозяйки, крутилась как белка в колесе: принять пальто, показать, где ванная, рассадить всех, принести закуски.
Тамара Ивановна заняла почетное место во главе стола, справа от сына, и сидела там с видом королевы–матери, принимающей послов из варварских земель. Она зорко следила за каждым движением невестки.
Когда все расселись и первый тост за здоровье юбиляра был выпит, гости принялись за салаты. Лена очень старалась. Кроме традиционного Оливье, который Сергей обожал, она приготовила сложный салат с креветками и авокадо, испекла профитроли с паштетом из куриной печени и сделала красивую нарезку из буженины собственного приготовления.
– Мм–м, какой паштет! – восхитилась жена коллеги, полная румяная женщина. – Леночка, вы сами делали? Такая текстура нежная, прямо воздушная!
Лена просияла.
– Да, спасибо. Там секрет в том, чтобы добавить капельку коньяка и сливки самой высокой жирности.
– А я вот чувствую горчинку, – громко и отчетливо произнесла Тамара Ивановна.
За столом на секунду повисла тишина.
– Горчинку? – переспросила Лена, чувствуя, как холодеют руки.
– Да, печень, видимо, плохо зачистили. Желчь попала. Или сама печень была не первой свежести, перемороженная, – свекровь аккуратно отложила надкушенный профитроль на край тарелки, всем своим видом показывая, что есть это больше не намерена. – В «Ашане» брала? Там вечно все залежалое. Надо на рынке брать, у проверенных людей. Я же говорила тебе, Лена, давай я куплю продукты. Но нет, «я сама, я сама». Вот и результат.
– Мама, очень вкусно, никакой горечи нет, – поспешно сказал Сергей, запихивая в рот сразу два профитроля. – Просто отлично!
– Ты всегда ешь все без разбора, – парировала мать. – У тебя вкусовые рецепторы с детства атрофированы, потому что ты сладкое любил. А я говорю как есть. Лучше сказать правду, чтобы Лена в следующий раз знала, чем гости будут молча давиться и потом животами мучиться.
Лена почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она потратила два часа только на то, чтобы выбрать самую свежую печень на фермерском рынке, и еще час, чтобы удалить каждую пленочку и прожилку.
– Попробуйте салат с креветками, – предложила она дрогнувшим голосом, пытаясь перевести тему. – Там очень интересная заправка.
Гости, чувствуя напряжение, начали активно накладывать салаты, громко нахваливая еду и стараясь заглушить неприятный осадок. Разговор потек своим чередом: обсуждали работу, дачи, цены на бензин. Лена немного расслабилась, бегая на кухню то за горячими закусками, то за новыми приборами.
Но Тамара Ивановна не унималась. Она сидела, прямая как жердь, и методично ковырялась вилкой в каждом блюде, словно санэпидемстанция при исполнении.
– Оливье… – протянула она, когда Лена поставила перед ней салатницу. – Картошка переварена. Прямо каша. И огурцы… Ты соленые положила?
– Маринованные, – коротко ответила Лена.
– Ну вот. В классический Оливье идут только соленые бочковые огурцы. Маринованные уксусом перебивают весь вкус. Это уже не Оливье, а салат «Студенческий». Дешевый вкус получается.
Вадим, друг Сергея, попытался разрядить обстановку:
– Тамара Ивановна, зато как душевно! Главное же компания! А салатик мировой, я уже вторую добавку беру.
– Кушай, Вадик, кушай, ты молодой, тебе все переварится, – снисходительно улыбнулась она ему, а затем снова повернулась к сыну. – Сережа, не налегай на хлеб. Лена, а почему хлеб покупной? Могла бы и в духовке испечь, раз уж такой праздник. Сейчас столько рецептов, даже бездрожжевых. А в этом магазине одна химия и разрыхлители.
Лена вышла на кухню якобы за салфетками, но на самом деле просто чтобы постоять минуту, упершись лбом в холодный кафель. Ей хотелось плакать. Она знала, что свекровь её недолюбливает, считая недостаточно хорошей партией для «гениального» сына, но обычно Тамара Ивановна выражала свое недовольство тоньше, наедине. Сегодня же это напоминало показательную казнь.
– Ты как? – на кухню заглянула двоюродная сестра Лены, Катя. – Держишься?
– Еле–еле, – призналась Лена. – Кать, скажи честно, печень горчит?
– Да ты что! – возмутилась сестра. – Обалденный паштет. Старая грымза просто ядом исходит. Не обращай внимания. Все видят, что она придирается. Ей же хуже, выставляет себя вздорной бабкой.
Эти слова немного утешили Лену. Она решительно вытерла непрошеную слезу, расправила плечи и достала из духовки утку. Утка была великолепна. Золотистая, с хрустящей корочкой, обложенная печеными яблоками и черносливом. Это был её кулинарный триумф.
Когда Лена внесла большое блюдо в комнату, гости ахнули. Даже разговоры смолкли.
– Вот это красота! – воскликнул коллега Сергея. – Шедевр!
Лена начала разделывать птицу. Мясо было настолько нежным, что отходило от костей при малейшем прикосновении ножа. Она раскладывала ароматные куски по тарелкам, следя, чтобы каждому досталось и яблоко, и немного соуса.
Когда очередь дошла до Тамары Ивановны, Лена положила ей самый красивый кусочек грудки – диетический, как та любит.
Свекровь долго разглядывала мясо, тыкая в него вилкой.
– Суховата грудка, – вынесла она вердикт, даже не попробовав. – Передержала в духовке. Я же вижу по волокнам. Мясо должно быть сочным, розовым внутри, а тут подошва.
– Мама, это пропеченная птица, она не должна быть розовой! – не выдержал Сергей.
– Не кричи на мать, – спокойно осадила его Тамара Ивановна. – Я уток готовила, когда ты еще пешком под стол ходил. Леночка, ну ничего страшного. Первый блин комом. В следующий раз, если захочешь испортить продукты, лучше позвони мне, я подскажу, как делать. Или просто рукав для запекания используй, это для ленивых, конечно, но хоть не высохнет так.
Лена почувствовала, как внутри что–то оборвалось. Щелкнуло, как перегоревшая лампочка. Она столько сил вложила в этот вечер. Она искала этот рецепт в старинной поваренной книге, мариновала птицу в апельсиновом соке с медом, каждые пятнадцать минут поливала жиром во время жарки. Это была идеальная утка.
Но дело было даже не в утке. Дело было в том тотальном неуважении, которое транслировала эта женщина в её собственном доме, за её столом, перед её гостями.
– Тамара Ивановна, – голос Лены прозвучал неожиданно громко и звонко в наступившей тишине. – Вы ведь даже не попробовали.
– А зачем пробовать? – удивилась свекровь, поднимая брови. – У меня глаз–алмаз. Я вижу, что корочка пригорела – это канцерогены. Вижу, что яблоки развалились в кашу – значит, сорт неправильный. И гарнир… Рис? К утке подают гречку или картофель. Рис – это так… по–столовски. Скучно. Без фантазии. В общем, Лена, стол, конечно, богатый, денег вы потратили уйму, но души в этом нет. Все как–то… напоказ. Стараешься пустить пыль в глаза, а кулинарного таланта, уж прости, бог не дал.
Кто–то из гостей нервно кашлянул. Сергей покраснел до корней волос и уткнулся в тарелку, не смея поднять глаза. Он боялся скандала, боялся матери, боялся испортить праздник, но своим молчанием портил его еще больше.
Лена медленно положила приборы на стол. Звон металла о фарфор прозвучал как гонг перед боем. Спокойствие накрыло её холодной волной. Руки перестали дрожать.
– Значит, таланта не дал? – переспросила она, глядя прямо в глаза свекрови.
– Ну, не всем же быть шеф–поварами, – снисходительно улыбнулась Тамара Ивановна, довольная произведенным эффектом. – Твое призвание, наверное, в другом. Может, ты хорошо… крестиком вышиваешь. Хотя та салфетка, что ты подарила мне на 8 марта, была кривовата.
– Тамара Ивановна, – Лена встала из–за стола. Её движения были плавными, но в них чувствовалась стальная решимость. – Я думаю, вам пора домой.
Свекровь замерла с вилкой у рта. Гости затаили дыхание. Сергей поднял голову, его глаза округлились от ужаса.
– Что? – переспросила Тамара Ивановна, решив, что ослышалась.
– Я сказала, вам пора покинуть мою квартиру. Сейчас.
– Лена, ты что несешь? – прошипел Сергей, хватая жену за руку. – Сядь! Мама, она просто устала…
– Нет, Сережа, я не устала, – Лена мягко, но настойчиво высвободила руку. – Я просто больше не хочу слышать, как оскорбляют мой труд, мой дом и меня саму. Твоя мама за последний час раскритиковала каждое блюдо, каждую вилку и каждую салфетку. Ей здесь не нравится. Ей невкусно, ей жирно, ей сухо, ей горько. Зачем же мучить человека?
– Ты выгоняешь мать родного мужа с его юбилея? – голос Тамары Ивановны взвизгнул, потеряв всю свою аристократичную манерность. – Да как ты смеешь, хамка! Я старше тебя вдвое! Я жизнь прожила!
– Возраст – это не оправдание для бестактности, – отрезала Лена. – Вы пришли в гости. Вас встретили, посадили на лучшее место, накормили. А вы ведете себя так, будто вы инспектор Мишлен в привокзальной забегаловке. Мне неприятно. Моим гостям неловко. Поэтому, пожалуйста, встаньте и уйдите.
– Сережа! – взвизгнула свекровь, поворачиваясь к сыну. – Ты слышишь?! Ты позволишь этой… этой кухарке так со мной разговаривать? В моем присутствии?!
Сергей переводил взгляд с пунцового лица матери на бледное, но спокойное лицо жены. Он видел, что Лена не шутит. Он вспомнил, как она плакала ночью от усталости, доделывая торт. Вспомнил, как мать в детстве так же критиковала его рисунки, его друзей, его выбор института.
– Мам, – тихо сказал он. – Лена права. Ты перегнула палку.
– Что?! – Тамара Ивановна схватилась за сердце, картинно закатывая глаза. – Предатель! Родную мать на бабу променял! Да я для тебя… Да я ночей не спала!
– Не надо сцен, – Лена уже вышла в коридор и вернулась с пальто свекрови. – Такси я вам вызвала. Машина будет через три минуты. «Комфорт плюс», чтобы вас не трясло.
Гости сидели, боясь пошевелиться. Ситуация была неслыханной, скандальной, но в глубине души каждый из них был на стороне хозяйки. Уж слишком очевидной и ядовитой была несправедливость.
Тамара Ивановна вскочила, опрокинув стул. Лицо её пошло красными пятнами.
– Ноги моей здесь больше не будет! – закричала она, выхватывая пальто из рук невестки. – Подавитесь своей уткой! А ты, Сережа… Ты мне больше не сын, если останешься с этой психопаткой!
– Всего доброго, Тамара Ивановна, – вежливо сказала Лена.
Свекровь пронеслась ураганом по коридору. Хлопнула входная дверь так, что со стены упал календарь.
В квартире повисла звенящая тишина. Слышно было только, как тикают часы на кухне и гудит холодильник.
Лена стояла посреди комнаты, чувствуя, как адреналин медленно уходит, оставляя после себя дрожь в коленях. Она посмотрела на гостей.
– Прошу прощения, – тихо сказала она. – Мне очень жаль, что так вышло. Я не хотела портить вечер.
– Да ты что, Ленка! – вдруг громко сказал Вадим, вскакивая со своего места. – Ты героиня! Я бы свою тещу еще на этапе закусок с лестницы спустил, если б она так начала выступать. Ты кремень!
– Согласна, – поддержала жена коллеги. – Это было ужасно грубо с её стороны. Леночка, утка божественная. Честное слово. Не слушай ты её. Она просто ревнует сына и завидует, что ты молодая и талантливая.
– Даваите выпьем за хозяйку этого дома! – предложил кто–то с конца стола. – За её золотые руки и железные нервы!
Сергей медленно встал, подошел к жене и обнял её. Он чувствовал, как она дрожит.
– Прости меня, – шепнул он ей в макушку. – Я трус. Я должен был сам это сказать еще полчаса назад.
– Должен был, – согласилась Лена, уткнувшись ему в плечо. – Но ладно. Главное, что сейчас мы можем нормально поесть.
Напряжение спало. Гости, словно получив негласное разрешение, начали активно обсуждать произошедшее, но уже без тяжести, а скорее с восхищением поступком Лены. Вечер, который грозил превратиться в катастрофу, неожиданно стал невероятно душевным. Люди расслабились. Больше никто не боялся, что его вилку расценят как «неправильную», а смех как «вульгарный».
Через час Лена пошла на кухню за десертом. Торт «Эстерхази» – её гордость. Пять тончайших ореховых коржей, заварной крем с пралине, паутинка из шоколада сверху. Она достала его из холодильника. Торт был идеален.
Она резала его острым ножом, и кусочки получались ровными, красивыми, с четкими слоями.
На кухню зашел Сергей. Он начал собирать грязные тарелки, чтобы помочь.
– Ты правда вызвала такси? – спросил он.
– Правда.
– Она теперь полгода разговаривать не будет.
– Сереж, честно? – Лена повернулась к нему с тарелкой торта в руках. – Это будут самые спокойные полгода в нашей жизни.
Сергей посмотрел на жену, потом на кусок торта, потом снова на жену. И впервые за вечер улыбнулся по–настоящему, широко и свободно.
– Ты права. Слушай, а можно мне самый большой кусок? И плевать на диету.
– Тебе – можно, – улыбнулась Лена.
Они вернулись к гостям. Торт произвел фурор. Нежный, в меру сладкий, с насыщенным вкусом грецкого ореха и миндаля.
– Ну вот, а говорила – магазинный вкус, – пробормотал Вадим с набитым ртом. – Да ни в одной кондитерской такого не сделают. Лена, это просто космос!
Праздник продолжался до глубокой ночи. Пели песни под гитару, вспоминали студенческие годы, смеялись до слез. Лена смотрела на счастливые лица друзей, на довольного мужа, который наконец–то расслабился, и понимала: она все сделала правильно.
Дом – это крепость. И в этой крепости должны царить любовь и уважение, а не страх перед чужим мнением, пусть даже это мнение мамы. Она защитила не только свой стол и свою утку, она защитила свою семью от токсичного влияния.
Когда за последним гостем закрылась дверь, было уже два часа ночи. В квартире царил кавардак: горы посуды, пятна вина на той самой «синтетической» скатерти, конфетти на полу. Но это был счастливый беспорядок.
Лена и Сергей вместе загружали посудомоечную машину.
– Знаешь, – сказал Сергей, смывая остатки соуса с тарелки. – Я думаю, нам надо поменять замки. Ну, на всякий случай. У мамы же есть ключи.
Лена удивленно посмотрела на мужа. Это был серьезный шаг для него.
– Думаешь, она придет мстить? Насыпет соли в сахарницу?
– Нет, – серьезно ответил он. – Просто я хочу, чтобы ты знала: никто не войдет сюда без твоего разрешения. Это наш дом.
Лена подошла и крепко обняла его. Пахло от него парфюмом, уткой и немного вином. Запах родного человека.
– Спасибо, – сказала она. – Это лучший подарок на твой день рождения, который ты мог мне сделать.
Утром телефон Сергея разрывался от звонков. На экране высвечивалось «Мама». Он посмотрел на спящую Лену, которая улыбалась во сне, впервые за неделю расслабив лицо. Сергей выключил звук, перевернул телефон экраном вниз и пошел варить кофе. Аромат свежемолотых зерен наполнил кухню, перебивая вчерашние запахи праздника.
На столе остался один нетронутый кусок торта. Тот самый, который предназначался Тамаре Ивановне. Сергей взял вилку и с аппетитом съел его прямо стоя у стола. Было вкусно. И совсем не горчило.
Если вам понравился этот рассказ, не забудьте подписаться на канал, поставить лайк и поделиться своим мнением в комментариях