Найти в Дзене
Чай с мятой

Родня мужа приехала без приглашения 31 декабря и уткнулась закрытую дверь

– Поставь, пожалуйста, этот салатник ближе к центру, а икру пока не открывай, заветрится же, еще рано. И вообще, Лёша, перестань таскать маслины, нам их может не хватить на украшение. Ирина легонько шлепнула мужа по руке, тянущейся к хрустальной вазочке. Алексей, высокий, немного сутулый мужчина с добрыми глазами, виновато улыбнулся и отправил маслину в рот, прежде чем жена успела её отобрать. На кухне царила та особенная, уютная предпраздничная атмосфера, которую они так долго планировали. В духовке уже томилась утка с яблоками, источая умопомрачительный аромат, смешивающийся с запахом хвои от маленькой пушистой ёлки, стоящей в углу гостиной. По телевизору Женя Лукашин в очередной раз летел в Ленинград, а за окном медленно падал крупный, хлопьями, снег, укрывая вечерний город белым пуховым одеялом. Это был первый Новый год за десять лет их брака, который они твердо решили встретить вдвоем. Без шумных компаний, без горы грязной посуды, без необходимости развлекать троюродных тетушек и

– Поставь, пожалуйста, этот салатник ближе к центру, а икру пока не открывай, заветрится же, еще рано. И вообще, Лёша, перестань таскать маслины, нам их может не хватить на украшение.

Ирина легонько шлепнула мужа по руке, тянущейся к хрустальной вазочке. Алексей, высокий, немного сутулый мужчина с добрыми глазами, виновато улыбнулся и отправил маслину в рот, прежде чем жена успела её отобрать. На кухне царила та особенная, уютная предпраздничная атмосфера, которую они так долго планировали. В духовке уже томилась утка с яблоками, источая умопомрачительный аромат, смешивающийся с запахом хвои от маленькой пушистой ёлки, стоящей в углу гостиной. По телевизору Женя Лукашин в очередной раз летел в Ленинград, а за окном медленно падал крупный, хлопьями, снег, укрывая вечерний город белым пуховым одеялом.

Это был первый Новый год за десять лет их брака, который они твердо решили встретить вдвоем. Без шумных компаний, без горы грязной посуды, без необходимости развлекать троюродных тетушек и без бесконечной беготни от плиты к столу. Только они, дорогое шампанское, бутерброды с красной икрой и любимые фильмы.

– Ира, ты уверена, что нам хватит еды? – Алексей с сомнением посмотрел на стол, где красовались лишь три изысканных салата и тарелка с нарезкой благородных сыров. – Как-то непривычно. Обычно у нас тазы оливье и селедки под шубой.

– Лёша, мы же договорились, – Ирина поправила салфетку, любуясь сервировкой. – Никаких тазов. Мы не будем объедаться до состояния, когда тяжело дышать. Мы будем наслаждаться. Помнишь? Романтика, тишина, покой. Мы оба так устали за этот год на работе, что заслужили право просто побыть эгоистами.

– Да, ты права, конечно, – кивнул он, обнимая жену за плечи и утыкаясь носом в её волосы, пахнущие ванилью и корицей. – Просто... маме это очень не понравилось. Когда я звонил поздравить их с наступающим утром, она таким ледяным тоном сказала «Счастья вам», что мне аж через трубку холодно стало.

– Нина Петровна переживет, – спокойно, но твердо отрезала Ирина. – У неё есть твоя сестра Света, у Светы двое детей и муж. Им там весело. А мы имеем право на личное пространство. Вспомни прошлый год, Лёша. Просто вспомни.

Алексей поморщился, словно от зубной боли. Прошлый год был катастрофой. Тогда вся родня мужа – мама, сестра с мужем и детьми, и даже какой-то дядя Толя из Саратова – нагрянули «сюрпризом» в восемь вечера. Ирине пришлось срочно размораживать курицу, резать колбасу, которую они купили на завтраки, и весь вечер слушать критику свекрови по поводу пыли на шкафу и пересоленного картофеля. А дядя Толя разбил их любимую вазу и уснул лицом в салате еще до курантов.

– Не хочу вспоминать, – буркнул Алексей. – Ты права. Этот вечер только наш. Который час?

– Половина десятого. Самое время открывать вино, чтобы оно подышало, и переодеваться. Я купила то платье, бархатное, помнишь?

Ирина вышла из кухни, напевая под нос мелодию из телевизора. Она чувствовала себя абсолютно счастливой. Телефон был поставлен на беззвучный режим еще днем, чтобы звонки с поздравлениями не отвлекали. Всё шло идеально.

Она успела надеть платье, поправить макияж и даже достать из шкатулки любимые серьги, когда тишину квартиры разорвал резкий, требовательный звонок в дверь. Не деликатный, короткий дзынь, а длинная, настойчивая трель, от которой внутри всё сжалось.

Ирина замерла с одной серьгой в руке. Сердце пропустило удар. Они никого не ждали. Курьеры в такое время уже не ходят, соседи обычно вежливы.

Звонок повторился. На этот раз к нему добавился тяжелый стук, словно в дверь колотили кулаком.

– Лёша? – позвала она, выходя в коридор.

Муж стоял посреди прихожей, бледный, с расширенными глазами, и смотрел на дверь, как на портал в преисподнюю.

– Кто это может быть? – шепотом спросил он.

– Не знаю. Посмотри в глазок.

Алексей на цыпочках подошел к двери и прильнул к оптическому отверстию. Секунду он стоял неподвижно, а потом резко отпрянул, словно его ударило током. Он повернулся к жене, и на его лице был написан чистый, неподдельный ужас.

– Там мама, – одними губами произнес он. – И Света. И дети. И Вадим. С сумками.

Ирина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не от сквозняка, а от осознания неизбежности катастрофы. Её уютный, распланированный вечер рушился на глазах, как карточный домик.

– Они приехали? – переспросила она, чувствуя, как внутри закипает ярость. – Без звонка? Без приглашения? Мы же русским языком сказали: нас не будет, мы уезжаем за город!

Они действительно использовали эту ложь во спасение неделю назад, чтобы избежать долгих объяснений и обид.

– Видимо, решили проверить, – прошептал Алексей, нервно теребя пуговицу на рубашке. – Ира, они знают, что мы дома. Свет горит, телевизор слышно. Машина моя под окнами стоит, я забыл её перегнать.

За дверью послышались голоса. Сначала приглушенные, потом всё громче.

– Лёшка! Открывай! Мы знаем, что вы там прячетесь! – раздался визгливый голос Светы, сестры мужа. – Хватит партизанить, мы оливье привезли и холодец! Дети замерзли!

За этим последовал новый удар в дверь, такой силы, что, казалось, косяк задрожал.

– Алексей! – вступил властный, не терпящий возражений бас Нины Петровны. – Немедленно открой матери дверь! Что за детский сад? Мы ехали через весь город, пробки жуткие, такси стоит бешеных денег! У меня давление поднимается!

Алексей дернулся к замку, рефлекс послушного сына сработал быстрее разума. Но Ирина коршуном метнулась к нему и перехватила его руку в сантиметре от задвижки.

– Нет, – твердо сказала она, глядя ему прямо в глаза.

– Ира, но там мама... Там дети... – жалко пролепетал он. – Нельзя же так. Они на улице, зима...

– Они в теплом подъезде, Лёша. И они приперлись без приглашения, зная, что мы якобы уехали. Значит, они ехали специально, чтобы поймать нас на лжи и испортить нам праздник. Если ты сейчас откроешь эту дверь, про наш вечер можно забыть. Про тишину, про утку, про нас. Будет опять шум, гам, твоя сестра будет критиковать мой ремонт, твоя мать будет учить меня жизни, а дети разнесут детскую, которую мы переделали под кабинет. Ты этого хочешь?

Алексей метался. На его лбу выступила испарина. С одной стороны была любимая жена и мечта о спокойном празднике, с другой – многолетняя привычка подчиняться материнскому авторитету.

– Але-ексе-ей! – завывала за дверью Нина Петровна. – У меня таблетки в сумке, мне воды надо запить! Сердце колет! Ты хочешь матери смерти под дверью в Новый год?

– Это манипуляция, – прошипела Ирина. – У неё всегда колет сердце, когда всё идет не по её сценарию. Лёша, вспомни прошлый Новый год. Вспомни, как ты мне обещал. "Никаких гостей". Ты мужчина или кто? Защити нашу семью и наши границы.

За дверью послышался детский плач. Пятилетний сын Светы, видимо, устав стоять, начал капризничать.

– Дядя Лёша! Хочу в туалет! – заныл ребенок.

– Ну вот, довели ребенка! – взвизгнула Света. – Ира! Я знаю, что это ты там воду мутишь! Эгоистка! Сама не рожала, так хоть чужих детей пожалей! Открывайте, кому говорят!

Это «сама не рожала» стало последней каплей. Ирина побледнела. Они с Алексеем пытались завести ребенка уже три года, прошли кучу врачей, но пока безуспешно. Света знала, что это больная тема, и ударила по самому больному месту намеренно.

Ирина отпустила руку мужа и отступила на шаг.

– Хочешь открывать – открывай, – сказала она ледяным тоном, в котором не осталось ни капли праздничного тепла. – Но если они переступят порог этой квартиры сегодня, я уйду. Я оденусь, вызову такси и уеду к своей маме. Или в гостиницу. Куда угодно, лишь бы не видеть этого балагана. Выбирай, Лёша. Прямо сейчас.

Алексей смотрел то на жену, стоящую в красивом бархатном платье с прямой, как струна, спиной, то на дрожащую от ударов дверь. Он видел слезы, стоящие в глазах Ирины, которые она из гордости не давала пролить. Он вспомнил, как она плакала вчера от усталости, нарезая сыр, и как радовалась сегодня утром.

Он глубоко вздохнул, расправил плечи, которые до этого были виновато опущены, и подошел к двери вплотную. Но не для того, чтобы открыть замок.

– Мама, Света, уходите, – громко сказал он через дверь. Голос его дрожал, но с каждым словом становился тверже.

За дверью на секунду воцарилась гробовая тишина. Родственники явно не ожидали отпора.

– Что? – переспросила Нина Петровна, и в её голосе звучало искреннее недоумение. – Лёшенька, ты что, выпил? Это же мы!

– Я трезвый, мама. Мы не откроем. Мы предупреждали, что нас не будет. То, что мы дома – это наше личное дело. Мы хотим встретить праздник вдвоем. У нас нет еды на такую компанию, мы не готовы принимать гостей. Пожалуйста, уезжайте к себе.

– Ты с ума сошел?! – заорала Света. – Мы с сумками! Мы салаты привезли! Мы сюрприз хотели сделать!

– Сюрприз не удался, – отрезал Алексей. – Это не сюрприз, это вторжение. Света, вызывай такси и поезжайте домой. Или к маме. Но не сюда.

– Я сейчас полицию вызову! – пригрозила Нина Петровна. – Скажу, что вы там жену в заложниках держите или что вы невменяемые! Как можно родную мать на порог не пустить?! Я тебя, паразита, вырастила, ночей не спала, а ты?! Это всё она, ведьма твоя, настроила! Ирка! Выходи, поговорим!

– Не смей оскорблять мою жену, – рявкнул Алексей так, что Ирина вздрогнула. Она никогда не слышала, чтобы муж повышал голос на мать. – Если ты сейчас не прекратишь, мы вообще перестанем общаться. Я серьезно, мама.

На лестничной клетке послышался скрип соседской двери.

– Что здесь происходит? Время одиннадцать часов, люди отдыхают! – раздался скрипучий голос соседки бабы Вали, местной блюстительницы порядка.

– Ой, женщина, хоть вы им скажите! – тут же переключилась Нина Петровна, меняя тон с агрессивного на жалобный. – Сын родной мать на порог не пускает! Мы с гостинцами, с внуками, а они заперлись! Изверги!

– А чего вы орете-то? – невозмутимо спросила баба Валя. – Раз не пускают, значит, не звали. Алексей Андреевич всегда вежливый, здоровается. А вы тут устроили базар вокзальный. У меня вон кошка испугалась, под диван забилась. А ну, идите отсюда, а то я сейчас сама полицию вызову, за хулиганство. Ишь, моду взяли, по ночам в двери ломиться.

– Да вы... Да вы знаете, кто я?! – задохнулась от возмущения свекровь.

– Знать не хочу. Чтоб через минуту духу вашего тут не было. А то зять мой, омоновец, сейчас выйдет покурить, он вам быстро объяснит правила общежития.

Упоминание зятя-омоновца (которого, как знали Алексей и Ирина, у бабы Вали не было, зятя звали Петя и он работал бухгалтером) подействовало магически. За дверью зашуршали пакеты, послышалось злобное шипение Светы и тяжелые вздохи матери.

– Ну, Лёшка, погоди, – глухо сказала Нина Петровна. – Нет у меня больше сына. Запомни это. Стакан воды в старости не подашь. Тьфу на твою дверь!

– Пошли, мам, не унижайся перед этими уродами, – поддержала Света. – Пусть подавятся своей уткой. А я говорила, что он подкаблучник!

Послышался звук удара – видимо, кто-то в сердцах пнул дверь ногой, потом топот множества ног, гул лифта и, наконец, тишина. Благословенная, звенящая тишина.

Алексей все еще стоял лицом к двери, уперевшись лбом в холодный металл. Его плечи мелко подрагивали. Ирина подошла сзади и осторожно обняла его, прижавшись щекой к его спине.

– Ты герой, – тихо сказала она.

Алексей развернулся. Лицо его было серым, в глазах стояла боль, смешанная с каким-то новым, незнакомым выражением решимости.

– Я ужасный сын, да? – спросил он хрипло. – Выгнал мать в Новый год.

– Ты нормальный муж, – твердо ответила Ирина, беря его лицо в свои ладони. – Ты защитил свою семью. Они не остались на улице, у них есть деньги на такси, есть квартира, полная еды. Они просто хотели прогнуть нас, Лёша. Если бы ты сейчас открыл, они бы поняли, что с нами так можно. Можно плевать на наши планы, на наши чувства, на наши просьбы. А теперь они знают, что нельзя.

– Она сказала, что у неё нет больше сына.

– Это говорят эмоции. Поверь, через неделю она позвонит как ни в чем не бывало и начнет жаловаться на здоровье, чтобы вызвать чувство вины. Но сегодня... сегодня мы победили.

Алексей тяжело вздохнул и посмотрел на жену. В её глазах он видел столько любви и благодарности, сколько не видел уже давно.

– Пойдем? – кивнула она в сторону гостиной. – Утка, кажется, готова. А президенту скоро слово дадут.

Они вернулись в комнату. Праздничное настроение, конечно, было подпорчено, поцарапано этой уродливой сценой, но на смену ему пришло другое чувство. Чувство глубокого, спокойного удовлетворения и единения. Они были командой. Они выстояли.

Алексей разлил шампанское по бокалам. Пузырьки весело бежали вверх, играя в свете гирлянды.

– Знаешь, – сказал он, поднимая бокал. – Я вдруг понял, что дышать стало легче. Как будто я всю жизнь боялся обидеть маму, а сегодня обидел – и небо на землю не рухнуло.

– Не рухнуло, – улыбнулась Ирина. – За нас?

– За нас. И за закрытые двери, которые открываются только тем, кого мы действительно ждем.

Они чокнулись под бой курантов. Звон хрусталя был чистым и долгим.

Через час, когда они уже сидели на диване, укутавшись в плед и доедая восхитительно нежную утку, телефон Алексея коротко звякнул. Пришло сообщение.

Он напрягся, взяв телефон в руки. Ирина тоже насторожилась.

– От Светы? – спросила она.

– Нет, от бабы Вали, соседки, – удивленно сказал Алексей. – У меня её номер записан на случай потопа. Пишет: «Не переживайте, ребята. Они на площадке пакет с оливье оставили и банку грибов. Я забрала, очень вкусно. С Новым годом вас! Счастья!»

Ирина и Алексей переглянулись и расхохотались. Смех был сначала нервным, потом стал громким, раскатистым, освобождающим. Они смеялись до слез, представляя, как грозная баба Валя подъедает трофейный оливье Светы.

– Вот это я понимаю – хеппи-энд, – вытирая слезы, сказала Ирина. – Ну что, включим музыку? Я хочу танцевать.

И они танцевали. Медленно, в полумраке, прижимаясь друг к другу. В этот вечер они не просто встретили Новый год. Они встретили новую жизнь, в которой их слово имело вес, а их дом был их крепостью.

А наутро, первого января, когда город спал ленивым похмельным сном, Ирина проснулась от запаха кофе. Алексей стоял у окна с чашкой в руках и смотрел на заснеженный двор.

– С добрым утром, – она потянулась, чувствуя себя удивительно отдохнувшей.

– С добрым, – он обернулся. – Знаешь, я тут подумал... Может, отключим телефоны еще на пару дней?

– Отличная идея, – согласилась она. – У нас еще много икры и целая вечность впереди.

Где-то далеко, в другом конце города, Нина Петровна жаловалась по телефону дальней родственнице на неблагодарного сына, но Алексей и Ирина этого уже не слышали. Они выбрали себя. И это был самый лучший подарок, который они могли сделать друг другу.

Если вам понравилась эта история о семейных границах, не забудьте поставить лайк и подписаться на канал, чтобы не пропустить новые жизненные рассказы. Ваше мнение в комментариях очень важно