Зимой воздух в поселке пах дровами, инеем и хлебом. Когда солнце едва поднималось над сугробами, на улице уже слышались голоса — кто-то толкал санки, кто-то ругался на скрипучие ворота. В этом мире маленьких звуков и большого снега жила Маша Волкова — девочка с русыми косами и глазами, в которых отражались все оттенки зимнего неба.
Она редко разговаривала, хотя сказать ей было что. Просто слова цеплялись где-то посередине, не доходя до губ. Приёмные родители — Елена и Игорь — не торопили её. Последние три года они верили, что тишина — это часть пути к доверию.
Елена обожала девочку. Иногда, глядя на Машу, ей казалось, что она видит себя в детстве, только — как будто через слой тумана. Игорь, напротив, относился к делу с осторожным чувством долга. Он любил Машу, но не сразу понял, как именно — ведь любовь к родному сыну никак не сравнить с любовью к чужому ребёнку. А может, просто нужно было время, чтобы границы стёрлись.
Семья жила спокойно: работа, школа, редкие гости. Всё было упорядоченно, пока однажды Елена не заметила, что хлеб исчезает слишком быстро. Сначала — буханка, потом — яблоки, банка варенья, несколько яиц. Она списала это на забывчивость, но потом заметила: кто-то бережно срезает продукты, словно не крадёт, а занимает.
Однажды ночью Елена встала попить воды и увидела Машу на кухне. Девочка тихо открывала буфет, в руках — кусок хлеба, завернутый в тряпицу. Елена хотела сказать что-то — просто спросить, мол, ты голодна? — но Маша взглянула на неё с той самой смесью страха и мольбы, от которой слова застыли в горле. Девочка прошептала:
— Пожалуйста, мама, не сердись… Мне нужно.
И исчезла в темноте коридора, пока Елена стояла, не в силах понять, нужно — кому?
Утром Маша вела себя как обычно. Позавтракала, помогла на кухне, побежала в школу. Только взгляд у неё был чуть-чуть иной — будто за нею скрывалось что-то огромное, как целая тайна, и она едва держала её внутри.
Елена рассказала всё мужу. Игорь внимательно слушал, не перебивая. Он был человеком прямым, не верил в “тайны” — если кто-то что-то делает тайком, значит, причина простая: страх, выгода или глупость.
— Вечером прослежу за ней, — сказал он, натягивая рабочую куртку. — Посмотрим, куда она носит еду.
Но внутри него уже росло что-то тревожное — не злость, а скорее предчувствие. Он не знал, чему именно боится поверить.
Вечером Игорь специально задержался у калитки. Маша, как обычно, ужинала молча. На столе — гречка, котлеты, чай. Всё спокойно. Только глаза девочки всё чаще метались к окну. Как только она закончила, пошла в свою комнату, закрыла дверь. Через пару минут раздался тихий скрип пола — лёгкие шаги.
Игорь вышел во двор, не включая фонарик. На небе сгущались синие тени, заборы казались выше, чем днём. Он увидел, как Маша осторожно отворила калитку и выбралась на тропинку. На плече у неё висела старая сумка, а в другой руке она несла фонарик.
Он двинулся следом, стараясь держать расстояние. Снег хрустел под ногами, но девочка шла уверенно, будто знала каждый сугроб, каждую выбоину на дороге.
Путь вёл на окраину — туда, где начиналась замерзшая роща, а за ней — поле, засыпанное снегом. Вдалеке виднелся старый сарай, давно покосившийся, когда-то принадлежавший фермеру, погибшему лет пятнадцать назад. Его с тех пор никто не трогал.
Маша подошла к двери, постояла немного, будто прислушиваясь. Потом постучала — три коротких, один длинный. Ответом был хриплый кашель. Девочка юркнула внутрь.
Игорь выждал минуту, потом подошёл ближе. Сквозь щели дряхлых досок пробивался тусклый свет. Он услышал голоса — Машин тихий, и мужской, низкий, сипловатый.
— Я принесла, как обещала, — говорила девочка. — Только мама уже что-то подозревает.
— Спасибо, — ответил мужчина. — Я… скоро уйду, правда. Просто немного окрепну.
Наступила пауза. Потом Маша спросила:
— А почему ты не можешь к врачам? Тебя ведь не обидят.
Мужчина долго молчал, потом хрипло произнёс:
— Потому что если узнают, кто я — не дадут мне уйти снова. А мне нельзя, понимаешь? Пока нет.
Тишина. Игорь почувствовал, как сердце бьётся где-то в горле. Знакомый голос? Нет, не может быть.
Вдруг дверь из скрипом распахнулась. Маша стояла в проёме, в луче луны.
— Папа? — прошептала она.
Он не ответил. Его взгляд метнулся внутрь сарая. Там, на старых ящиках, сидел мужчина лет сорока, с густой бородой и глазами, в которых застыл огонь и боль.
Игорь сделал шаг. На миг ему показалось, что воздух вырвали из лёгких.
— Не может быть… — прошептал он. — Ты…
Мужчина поднялся, опираясь на стену.
— Привет, Игорь, — сказал он. — Давненько не виделись.
Голос был тот же — хриплый, но узнаваемый до боли. Друг детства, сослуживец, человек, которого посёлок считал погибшим десять лет назад.
Алексей.
Тот самый, кому в их городке поставили памятную табличку — “герою, отдавшему жизнь за товарищей”. И теперь он стоял перед ним живой, грязный, постаревший, но живой.
Игорь не сразу смог говорить. В голове метались мысли: как? почему? где ты был все эти годы? Но язык словно прирос к нёбу.
— Я думал, ты... — наконец выдавил он.
— Погиб? — усмехнулся Алексей. — Я тоже так думал.
Маша тревожно посмотрела на него, потом на отца.
— Папа, он не плохой. Он просто болен.
Игорь опустил взгляд.
— Кто тебе сказал кормить его?
— Никто, — ответила девочка. — Я сама нашла. Там, за школой, он упал в снег. Я думала, он умрёт. А потом он открыл глаза и сказал… не зови никого. Я не могла оставить его там.
Игорь прошёл внутрь. В сарае пахло дымом, сыростью и чем-то железным — будто ржавой кровью. В углу — остатки одеял, жестянка с углями. Алексей сильно осунулся, правая рука была перемотана тряпкой. Но в его лице читалось то же упрямое выражение, какое Игорь помнил по молодости.
— Я думал, ты погиб тогда, на базовом складе, — сказал он тихо. — Мы всех нашли, кроме тебя.
Алексей усмехнулся.
— Я выбрался. Но назад дороги не было.
— Почему? Ведь… ты же герой!
Алексей посмотрел на него долгим взглядом, от которого Игоря пробрала дрожь.
— Герой? — повторил он глухо. — Если бы ты знал.
Он замолчал, прислушиваясь к ветру. Маша стояла рядом, как испуганный щенок, не зная, что делать.
— Не надо ругать её, — добавил Алексей. — Без неё я бы уже не дожил до этой ночи.
— Я и не думаю… — Игорь потер виски. — Но, Алексей, что происходит? Почему ты скрываешься? От кого?
— От всех, — прозвучал ответ.
Когда они вернулись домой, Елена встретила их на пороге. Её руки дрожали — Игорь позвонил по дороге и сказал лишь: “Маша не виновата. Подожди нас.” Она не поняла ничего, но ожидание тянулось мучительно долго.
Когда дверь открылась, в прихожей стояла та же самая семья, но будто переставленная. Маша — виноватая, Игорь — потерянный. И между ними — невысказанное.
— Что случилось? — тихо спросила Елена.
Маша взглянула на отца, и он понял: рассказывать придётся ему.
— Мы нашли человека, — сказал он. — Того, кого никто не должен был видеть.
У Елены пересохло во рту.
— Что ты несёшь, Игорь?
Он сел, потер лицо ладонями и произнёс:
— Алексей жив.
Комната погрузилась в тишину. Где-то за стеной тиканье часов стало отчётливым, как удары сердца.
— Это… невозможно, — прошептала Елена. — Его ведь… тогда же…
— Я видел его. Своими глазами.
Маша прижалась к матери.
— Он хороший, мама, правда. Он просто хочет немного пожить.
Елена медленно опустилась на стул. Её пальцы невольно нашли Машину ладонь.
— Господи, — прошептала она. — Зачем всё возвращается?
А в это время, в старом сарае, Алексей сидел у окна и смотрел на луну. Мороз пробирался под рубаху, но он словно не замечал. На столе лежала детская расписная ложка, оставленная Машей. На ней — золотая рыбка с облупленным хвостом.
Он улыбнулся — впервые за несколько лет.
Но где-то вдалеке, на трассе, уже загорелись фары чёрного внедорожника. Машина двигалась медленно, будто выслеживая цель.
Ночь прошла беспокойно. Игорь ворочался, не в силах уснуть. Рядом тихо дышала Елена, но даже во сне её лицо не знало покоя — губы шептали что-то неслышное, руки вздрагивали. Только Маша, свернувшись под одеялом, спала крепко. Она сделала то, что считала правильным, и теперь будто не сомневалась, что защитила кого-то важного.
Игорь же не знал, что делать. Если Алексей жив, значит, вся официальная версия — ложь. Вся их прошлая жизнь — недосказанность. И если это правда, то почему он вернулся именно сейчас?
На рассвете, когда небо стало мутно-серым, Игорь вышел во двор. Воздух был ледяной, и дыхание превращалось в облачко пара. Он надел перчатки и двинулся к сараю. Нужно было поговорить. Без свидетелей, без девочки, без эмоций. Как мужчина с мужчиной.
Алексей уже был на ногах. Он сидел у печки — старое железное ведро с углями, — и растирал ладони. При виде Игоря он едва заметно кивнул.
— Рано ты, — сказал он, не поднимая головы. — Я думал, придёшь вечером с полицией.
— А должен? — огрызнулся Игорь. — Может, и должен.
Молчание. Потом Алексей тихо ответил:
— Нет, не должен. Если бы я сам не хотел, ты бы меня не нашёл.
Игорь сел напротив. В кузове висел запах пепла и мокрого дерева. Снег за окном ложился толстыми пластами, будто пряча сарай от чужих глаз.
— Объясни, — сказал Игорь. — Что на самом деле случилось тогда? На складе.
Алексей закрыл глаза. Его лицо вдруг показалось старше лет на двадцать.
— Мы с ребятами должны были вывезти документы — те, что касались командировки на север. Бумаги не военные, но секретные. В ту ночь я понял, что нас подставили. Склад подожгли изнутри. Один из своих вывез информацию и замёл следы. А виновными сделали нас.
Он вздохнул.
— Мысль простая: героев проще хоронить, чем слушать правду.
— Но ведь были свидетели! — перебил Игорь. — Я сам видел твою каску, нашли обгоревшее тело…
— Не моё, — глухо ответил Алексей. — Мы тогда с Никитиным поменялись постами. Он погиб на моём месте. Я… не успел его вытащить.
Слова повисли в воздухе, будто осели на холодных стенах. Игорь не знал, что сказать. Всё выглядело диким, неправдоподобным. Но ведь перед ним живой человек, не призрак.
— Ладно, допустим, ты выжил, — сказал он сдержанно. — Почему не вышел на связь? Почему позволил всем думать, что умер?
Алексей поднял голову, и в глазах вспыхнуло что-то тёмное, как пламя в глубокой яме.
— Потому что те, кто устроил пожар, остались наверху. Я стал свидетелем. Живым свидетелем того, что не должны были видеть. Они искали меня. Первое время я скрывался по больницам, потом промышлял где попало. А когда понял, что слежка не прекращается, решил исчезнуть окончательно.
Он замолчал и посмотрел на окно. Там, в крошечной трещине между досками, плясал снег.
— А зачем ты вернулся? — тихо спросил Игорь.
— Потому что не всё закончено. Они снова действуют. Я нашёл кое-что... — Он замялся. — Документ, который должен был сгореть вместе со мной.
Игорь нахмурился.
— Алексей, это уже не игра. Если кто-то действительно ищет тебя, ты подвергаешь опасности всех, кто рядом. В том числе Машу.
— Я знаю, — кивнул Алексей. — Но я не мог не вернуться. Эта девочка… — Он вдруг осекся, поджав губы, словно чуть не сказал лишнего.
— Что — девочка? — насторожился Игорь.
— Она ведь не случайно у вас, — произнёс Алексей.
Сердце у Игоря кольнуло.
— Что ты несёшь?
— Не смотри на меня так, — усмехнулся Алексей. — Ты же знаешь, я бы не стал говорить, если бы не был уверен.
Он достал из-за пазухи сложенный лист, запачканный копотью. Бумага была старая, края потрёпанные. На ней — несколько фамилий, даты, какие-то коды. И среди них — знакомая строка: “Объект М-12. Волкова (усыновлена), наблюдение прекращено, 2016 год.”
Игорь почувствовал, как леденеют пальцы.
— Что это такое?
— То, что тебя касается напрямую, — ответил Алексей. — Я не знаю всей истории. Но факт — Маша была частью того же дела, что и база, на которой я “погиб”. Тогдашний проект по изучению… — он запнулся, подыскивая слова, — …необычных детей. Особые способности, поведенческие отклонения. Программа как будто свернули, но данные остались. Я думал, это всё ерунда, пока не увидел фамилию вашей дочери.
Игорь резко поднялся.
— Это чушь. Маше восемь лет. Она просто ребёнок.
— Просто — не всегда просто, — устало сказал Алексей. — Я видел, как она смотрит на вещи, как слушает. Как будто всё время проверяет реальность.
Игорь шагнул к нему, схватил за ворот.
— Не смей. Не смей вообще произносить её имя в таком контексте. Понял?
Алексей не сопротивлялся. Просто смотрел прямо в глаза.
— Я пытаюсь предупредить. Когда они вернутся за ней, будет поздно.
Игорь медленно отпустил его. В груди стучало что-то тяжёлое, глухое.
— Ты с ума сошёл, — сказал он. — Все эти теории… ты просто прячешься от себя.
Он развернулся к двери.
— Не приближайся к ней больше, понял? Это мой ребёнок.
— Уже не только твой, — прошептал Алексей.
Игорь хлопнул дверью и исчез в снеге.
Дома он долго стоял у окна, глядя на белую мглу. Елена готовила завтрак, но молчала — чувствовала, что спрашивать рано. Маша сидела за столом с книгой, чертила что-то карандашом.
— Маша, — произнёс Игорь медленно. — У тебя… бывает, что ты что-то видишь, чего другие не видят?
Девочка подняла глаза.
— Почему ты спрашиваешь?
Его кольнуло. Тот же выраженный контроль в речи, та же ясность, будто она умеет понимать больше, чем говорит.
— Просто… любопытно, — ответил он.
Маша чуть улыбнулась.
— Бывает. Но я больше не рассказываю, потому что никто не верит.
— Что ты видела? — выдохнула Елена, бледнея.
— Людей, — просто сказала девочка. — Не совсем живых, но не мёртвых. Они стоят рядом и ждут. Они приходят только к тем, кто забыл, кто они есть на самом деле.
Комната замерла. Тиканье часов вновь стало отчётливым, как удары сердца.
Игорь сел. Он вдруг вспомнил Алексея, его взгляд, и фразу — “Когда они вернутся за ней…”
На улице проехал тот самый чёрный внедорожник. На боку не было номеров. В зеркале мелькнула антенна. Машина проехала мимо их дома, но свет фар задержался на секунду дольше, чем стоило бы.
Несколько часов спустя Алексей лежал на нарах в сарае, глядя в потолок. Он не спал. В голове вертелась одна фраза: “Они узнают.” Снаружи кто-то скрипнул по снегу, и он мгновенно напрягся. Фигура — рост средний, плечи широкие. Не Игорь.
— Кто здесь? — спросил он, хватая железный прут.
Фигура остановилась у двери и произнесла тихо:
— Неужели десять лет понадобилось, чтобы вылезти из норы?
Дверь распахнулась, луч фары ударил по лицу. Тень шагнула внутрь. На пороге стоял мужчина в тёмной форме без знаков различия. На груди — только металлический жетон с цифрой “47”.
Алексей узнал его сразу.
— Значит, ты всё-таки пришёл.
— Пришёл закончить, — ответил тот. — Тебе стоило остаться мёртвым.
Алексей бросился к выходу, но за плечом уже щёлкнуло — не пистолет, а электрошок. Звук короткий, сухой. Вспышка. Темнота.
В то же время Маша проснулась от резкого ощущения холода. Ей показалось, будто кто-то вырвал из воздуха кусок тепла. Она вскочила и побежала к окну. Снег шёл плотный, но где-то за огородом блеснуло что-то синее — как вспышка молнии.
Она натянула куртку поверх пижамы, тихо выбралась из комнаты. Игорь и Елена спали. На секунду она оглянулась, будто что-то проверяла. Потом шагнула в ночь.
Снег обжигал ноги, ветер бил в лицо, но она шла без страха. Вдалеке снова мелькнул свет — не ровный, а прерывистый, будто зовущий.
Когда Маша подошла к сараю, дверь уже была распахнута. Внутри — пусто. Только на земле валялся кусок бумаги и детская ложка с золотой рыбкой.
Она подняла ложку и тихо сказала:
— Я же обещала, что больше не опоздаю.
Тогда вокруг сгустился ветер. В промежутках между порывами снега ей показалось, будто вдалеке, за деревьями, стоит фигура — чёрная, неподвижная. И рядом с ней что-то мелькнуло — огонёк, как от глаза зверя.
Маша зажала ложку в кулаке и развернулась к дому.
Игорь проснулся в холодном поту. Маша стояла у кровати, её ладонь касалась его плеча.
— Папа, — сказала она тихо. — Его забрали.
— Кого?
— Того, кому я помогала. Алексей. Но не волнуйся… он не один теперь.
Её глаза были неподвижны, как лёд.
— Они забрали его, чтобы узнать, где я.
У Игоря перехватило дыхание.
— Кто — “они”?
— Те, кого ты не помнишь, — ответила она просто. — Но скоро вспомнишь.
А утром по посёлку прошёл слух: кто-то видел, как ночью на окраине останавливалась чёрная машина без номеров. А утром — ни сарая, ни следов. Будто всё это был сон.
Но в доме Волковых на стене, рядом с часами, вдруг остановилась стрелка. И больше не пошла.
Прошла неделя. Снег лёг ровным слоем, а вокруг дома Волковых стояла звенящая тишина. Сарай исчез — будто его никогда не было. Даже участок земли, где он стоял, превратился в гладкий наст. Только Игорь знал: это не плод его воображения. Он видел и Алексея, и тех, кто пришёл за ним.
Елена пыталась вернуть прежний порядок. Ставила чай, проветривала, перестилала бельё — ритуалы, которые успокаивали, создавали видимость нормальности. А Маша... она изменилась. Стала собраннее, спокойнее, даже слишком. Ни капризов, ни детских игр. Иногда она просто сидела у окна и рисовала — всё время одно и то же: дорогу в снегу и тень человека, исчезающего за горизонтом.
Игорь заметил: с тех пор, как Алексей пропал, в доме будто ослаб свет. Даже лампы горели желтовато, как будто меркли. Он не говорил об этом, но внутри чувствовал, что тень сарая всё ещё с ними.
Поздним вечером зазвонил телефон. Старый, проводной, висел в прихожей, почти не использовался. Номер на дисплее не определился — только мигающие прочерки. Елена подняла трубку.
— Алло?
Тишина. Потом слабое шипение, как будто кто-то говорил слишком тихо. Она прижала трубку к уху, но различить слова было невозможно. И вдруг — знакомое дыхание, неровное, будто человек говорит, но каждый вдох даётся с трудом.
— Елена...
Она замерла.
— Кто это?
— Это я, — прошелестел голос. — Не ищите меня. И... берегите девочку.
Связь оборвалась. Тишина повисла тяжёлая, как лёд.
Елена сжала трубку так, что побелели пальцы. Это был Алексей. Без сомнений.
– Кто звонил? — спросил Игорь, когда она вошла в кухню.
Елена посмотрела на него растерянно.
— Он. Алексей. Я узнала.
Игорь вскочил.
— Что он сказал?
— “Берегите девочку.” — Голос её дрогнул. — Больше ничего.
Игорь прошёлся по комнате, прижимая ладонь к губам.
— Значит, жив… жив, чёрт возьми! — Он резко ударил кулаком по столу. — Тогда почему не возвращается? Почему звонит тайком?
— Потому что за ним следят, — тихо ответила Маша от двери.
Родители вздрогнули. Девочка стояла босиком, в пижаме, с куклой в руках.
— Откуда ты знаешь? — спросил Игорь.
— Он не успел убежать, — просто сказала она. — Я вижу, где он. Но он далеко. Там, где под землёй пахнет железом.
Елена вскрикнула. — Господи, Маша! Прекрати такие разговоры, слышишь?
Маша опустила голову, но не спорила.
— Они хотят, чтобы он сказал им, кто ещё знает.
— Кто “они”? — спросил Игорь.
Девочка глянула прямо в глаза отцу:
— Люди с серыми лицами. Они забыли, как чувствовать. Но я их помню.
Её слова прозвучали настолько уверенно, что Игорь почти поверил.
На следующий день он решил всё-таки поехать в райцентр. Сдать заявление о “подозрительном исчезновении”. Его не волновало, что все решат: у него съехала крыша. Теперь важнее было защитить семью.
К полудню он добрался до отдела. Дежурный записал данные, но, услышав имя “Алексей Головин”, нахмурился.
— Стойте. Головин Алексей Викторович? 1980 года?
— Да.
— Но ведь он числится погибшим десять лет назад.
— Я знаю. Но он жив.
Полицейский долго смотрел, потом пожал плечами:
— Знаете, странно. Неделю назад из областного архива ко мне звонили — спрашивали по вашей фамилии, Волков. Думал, ошибка. Может, и ваш мертвец тут замешан.
Игорь похолодел.
— Что они спрашивали?
— Кто проживает, есть ли у вас несовершеннолетние. Но номер — не наш, ведомственный.
Тогда Игорь понял: Алексея нашли не случайно. А теперь ищут их.
Вечером, когда он вернулся, Елена встретила его у порога. В руках у неё был конверт — серого плотного цвета, без обратного адреса. На нём аккуратным почерком: “И.В. Волкову, лично в руки.”
— Курьер принёс, — сказала она. — Не оставил имя.
В конверте лежала фотография. Снято в полумраке, неразборчиво, но вполне ясно: Алексей, сидящий в металлическом кресле, голова опущена. На обороте надпись — “Он выбрал молчание. А вы?”
Под фотографией — визитная карточка. Лаконичная, с логотипом в виде вытянутого ромба и буквами: Секция 12. Отдел реконструкции человеческих поведений.
Игорь смотрел на карточку долго. Потом повернулся к жене:
— Собирай Машу. Мы уезжаем. Сегодня же.
Но не успели.
Когда они доставали документы из шкафа, в дверь постучали. Медленно, трижды — как Маша стучала когда-то в сарай. Елена побледнела.
— Никому не открывай, — сказал Игорь и подошёл к глазку.
На крыльце стояли двое. Вежливые, в дорогих пальто. Женщина с короткими волосами и мужчина в перчатках. Улыбались.
Игорь открыл дверь ровно настежь — ровно настолько, чтобы говорить, но не пускать внутрь.
— Добрый вечер, Игорь Викторович, — произнесла женщина мягко. — Мы из отдела опеки. К вам поступила информация о возможной угрозе жизни ребёнка. Можем войти?
Елена сжала плечо мужа. “Не верь”, — шептала она глазами.
— У нас всё в порядке, — ответил он. — Никто не вызывал.
— Всё же мы должны убедиться, — продолжила женщина. Улыбка не сходила с лица. — Девочка Маша дома?
В этот момент из спальни вышла сама Маша. Увидев гостей, остановилась. Женщина наклонила голову.
— Вот и она. Здравствуй, Маша.
— Здравствуйте, — тихо ответила девочка.
И вдруг улыбнулась.
— Я вас помню.
Оба “из отдела опеки” едва заметно вздрогнули. Мужчина сделал шаг вперёд:
— Значит, память всё-таки сохранилась. Прекрасно.
Игорь резко захлопнул дверь. Замок щёлкнул, затем глухой удар — кто-то снаружи толкнул створку.
— Уходите! — крикнул он, но ответом был только стук, ровный и всё сильнее.
На кухне раздался звон разбитого стекла: окно выбили.
— Быстро наверх! — закричал он жене.
Елена схватила Машу. Лестница скрипела. Сзади шаги, крики.
Когда они вбежали в комнату, девочка вырвалась и подбежала к окну.
— Не бойтесь, — сказала она. — Я могу.
— Что ты… — не успела договорить Елена.
Маша подняла руку. Вокруг неё будто сгустился воздух, потяжелел. И вдруг тени на стенах пошевелились. Лампа мигнула. Шторы, словно живые, расправились и опустились, заслоняя свет.
Изнизу послышался грохот — будто всю мебель в доме сдвинули одновременно. Потом крики оборвались.
Тишина.
Елена и Игорь стояли, не двигаясь. Девочка повернулась к ним.
— Они не войдут. Пока я рядом.
— Маша… что ты сделала? — прошептал Игорь.
— Только то, чему они учили меня раньше. Ещё до вас.
Она подошла, обняла Елену и добавила:
— Но теперь я больше не их.
Они стояли втроём, прижимаясь друг к другу, пока внизу где-то за дверью тикали всё те же часы — но теперь их стрелки снова шли.
А в другом конце посёлка, на станции техобеспечения, мужчина в чёрном пальто клал на стол папку.
— Объект активирован, — сказал он. — Фаза наблюдения завершена.
Женщина с холодными глазами, та самая “из опеки”, отозвалась:
— Тогда запускаем второй этап. Семья Волковых должна быть изолирована. Код “Зимний узор”.
На столе перед ними лежала ещё одна фотография — уже свежая. На ней Маша стояла у окна, глядя прямо в камеру.
Подпись гласила: “М-12 вернулась.”
