Дождь хлестал по лобовому стеклу такси, размывая очертания высоких кованых ворот. Анна прижала холодную ладонь к стеклу, пытаясь унять дрожь. Это была не просто нервозность перед собеседованием. Это было предчувствие, тяжелое и липкое, словно сырой туман, окутавший элитный поселок «Серебряный Бор». В свои сорок два года она привыкла к ударам судьбы, но сегодня воздух казался наэлектризованным, предвещая бурю, о которой синоптики молчали.
— Приехали, — буркнул таксист, паркуясь у въезда. — Дальше пешком, у них тут пропускная система строже, чем в Кремле.
Анна расплатилась и вышла под ледяной душ октябрьского неба. Особняк возвышался за забором, как неприступная крепость: серый камень, готические башенки, темные окна, в которых не горел свет. Она поправила воротник дешевого пальто, глубоко вдохнула и нажала кнопку домофона.
«Ты просто ищешь работу, — твердила она себе. — Тебе нужны деньги. Долги за квартиру не исчезнут сами собой».
Но когда тяжелые ворота бесшумно отворились, пропуская её внутрь, сердце пропустило удар. Гравий хрустел под ногами, каждый шаг отдавался в ушах грохотом. Ей казалось, что она идет не к богатому дому, а на эшафот. Или, наоборот, к чему-то, что должно было случиться много лет назад.
Дверь открыла горничная в накрахмаленном переднике. Она окинула Анну оценивающим взглядом, задержавшись на стоптанных ботинках, и поджала губы.
— Вы по поводу вакансии няни для младшей дочери? — спросила она сухо.
— Да, я Анна Викторовна. У меня назначено на три часа.
— Проходите. Хозяйка сейчас спустится. Ждите в холле.
Холл был огромен. Мраморный пол отражал свет хрустальной люстры, свисающей с потолка, как застывший водопад. На стенах висели картины в позолоченных рамах — пейзажи, натюрморты, портреты людей с надменными лицами. Анна села на край бархатной кушетки, стараясь занимать как можно меньше места. Запах в доме был особенным: смесь дорогого парфюма, полированного дерева и... лилий. Этот сладковатый, душный запах внезапно ударил в нос, пробуждая воспоминания, которые она старательно хоронила двадцать лет.
Роддом №5. Коридор, пахнущий хлоркой и лилиями — кто-то из посетителей принес огромный букет. Девяносто пятый год. Хаос, неразбериха, крики. И тихий, вкрадчивый голос женщины в белом халате, которая стояла спиной к окну...
— Анна Викторовна?
Голос прозвучал сверху. Анна вздрогнула и подняла голову. На верху широкой лестницы стояла женщина. Ей было около пятидесяти, но выглядела она так, словно заключила сделку со временем. Идеальная укладка, кашемировое платье песочного цвета, нитка жемчуга на шее. Она спускалась медленно, с грацией хищника, уверенного в своей территории.
— Добрый день, — Анна поднялась, чувствуя, как пересыхает в горле. — Да, это я.
Хозяйка подошла ближе. Вблизи её лицо казалось фарфоровой маской, но глаза... Глаза были холодными, как льдинки.
— Я Елена Николаевна, — представилась она. — Мне нужны рекомендации. Надеюсь, они у вас с собой?
Анна полезла в сумку, но её руки замерли. Взгляд упал на шею женщины, туда, где заканчивалась нитка жемчуга и начинался вырез платья. Там, чуть ниже ключицы, была родинка. Необычная, в форме крошечного полумесяца.
Мир вокруг Анны качнулся.
«Ваш ребенок умер, мамочка. Патология сердца. Мы ничего не могли сделать».
Голос. Этот голос. Немного хрипловатый, с едва заметным придыханием на гласных. Двадцать лет назад этот голос произнес приговор, разрушивший её жизнь. Но тогда женщина была в маске и медицинской шапочке. Были видны только глаза и... эта родинка, мелькнувшая, когда халат слегка распахнулся.
Анна почувствовала, как кровь отливает от лица. Ноги стали ватными. Этого не может быть. Это бред, галлюцинация, игра больного воображения. Сколько женщин в мире имеют родинку в форме полумесяца? Сотни? Тысячи?
— Вам плохо? — в голосе Елены Николаевны не было участия, только легкое раздражение. Она не любила, когда слуги создавали проблемы.
— Нет... Простите, — прошептала Анна, с трудом заставляя себя дышать. — Просто... давление. Погода.
Она протянула папку с документами, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. Елена Николаевна взяла папку, её ухоженные ногти с идеальным маникюром царапнули дешевый пластик.
— Пойдемте в гостиную, там удобнее, — бросила хозяйка и развернулась.
Анна поплелась следом, как во сне. В голове крутилась карусель образов. Пустая кроватка. Маленький гробик, который ей не разрешили открыть. «Инфекция, мамочка, так будет лучше, не смотрите». Муж, Андрей, поседевший за одну ночь. Он спился через три года, не выдержав горя. А она... Она выжила, но часть её умерла в тот день.
Они вошли в просторную гостиную с камином. Елена Николаевна села в кресло, изящно закинув ногу на ногу, и начала листать рекомендации.
— Опыт работы в детском саду — десять лет. Частная практика — пять лет. Педагогическое образование... Неплохо, — она подняла глаза. — Моя младшая, Лиза, сложный ребенок. Ей пять лет, и она... скажем так, требует особого подхода. Предыдущая няня сбежала через две недели. Вы готовы к трудностям?
Анна смотрела на женщину, которая украла её жизнь, и внутри неё, где раньше была только выжженная пустошь, начал разгораться огонь. Холодный, яростный огонь ненависти.
— Я умею ладить с детьми, — ответила она твердо. Голос больше не дрожал. — Я не боюсь трудностей.
Елена Николаевна усмехнулась.
— Посмотрим. Испытательный срок — месяц. Оплата... — она назвала сумму, от которой у обычной няни закружилась бы голова. — Но есть условие: проживание в доме, выходной — раз в две недели. Мне нужно, чтобы вы были доступны круглосуточно.
— Я согласна.
В этот момент дверь в гостиную распахнулась.
— Мам, ты не видела мои ключи от машины? Я опаздываю в универ!
В комнату влетел вихрь энергии. Молодой парень, высокий, широкоплечий, в расстегнутой куртке и джинсах. Он пробежал рукой по темным волосам, взъерошив их привычным жестом.
Анна замерла. Время остановилось во второй раз за последние десять минут.
У парня были серые глаза. Глубокие, с темным ободком вокруг радужки. Глаза Андрея. И этот жест — пятерней по волосам, когда он торопился или нервничал. И ямочка на левой щеке, когда он улыбнулся матери.
— Кирилл, сколько раз я просила не врываться, когда я занята? — Елена Николаевна нахмурилась, но в её голосе звучала снисходительность. — Ключи на консоли в прихожей. И, пожалуйста, поздоровайся. У нас новая няня для Лизы.
Парень резко затормозил и повернулся к Анне.
— Ой, простите. Здравствуйте! Я Кирилл.
Он улыбнулся ей. Открыто, искренне, немного виновато. Эта улыбка ударила Анну под дых сильнее, чем любой кулак. Она смотрела на него и видела своего мужа в молодости. То же лицо, тот же разворот плеч. Ему было двадцать. Ровно двадцать лет.
— Здравствуйте, Кирилл, — прошептала она. Ей хотелось кричать, броситься к нему, ощупать его лицо, проверить, настоящий ли он.
— Ну ладно, я побежал! — он подмигнул ей и выскочил из комнаты так же стремительно, как и вошел.
В гостиной повисла тишина. Только часы на каминной полке громко тикали, отсчитывая секунды новой реальности.
— Мой старший, — небрежно бросила Елена Николаевна, возвращаясь к бумагам. — Оболтус, конечно, но учится хорошо. МГИМО.
Анна сжала руки в замок так сильно, что побелели костяшки. Её сын. Её мальчик. Он жив. Он вырос здесь, в этом роскошном дворце, называя матерью чудовище, которое его похитило.
В роддоме ей сказали: «Сердечная недостаточность». Они врали. Они все врали. Эта женщина, Елена Николаевна, явно имела связи или деньги, чтобы купить ребенка в те смутные времена, когда в стране царил хаос. Может быть, она сама не могла родить? Или потеряла своего? Это не имело значения. Важно было только одно: она украла её сына.
В голове Анны начал формироваться план. Хаотичный, отчаянный, но единственно возможный. Она не может пойти в полицию. Кто поверит бывшей воспитательнице с кучей кредитов против владелицы особняка в Серебряном Бору? Тест ДНК? Как она его получит? И даже если получит, у этой женщины хватит денег, чтобы замять любое дело или выставить Анну сумасшедшей.
Нет. Она должна действовать сама. Изнутри.
— Когда я могу приступить? — спросила Анна. Её голос звучал глухо, как из подземелья.
Елена Николаевна закрыла папку.
— Прямо сейчас. Горничная покажет вам вашу комнату и познакомит с Лизой. Вещи привезете позже или пусть вам кто-нибудь доставит. Мне нужно уехать через час, и я хочу, чтобы Лиза была под присмотром.
— Хорошо.
Анна встала. Её колени все еще дрожали, но теперь это была дрожь адреналина. Она чувствовала себя шпионом в тылу врага. Каждая деталь интерьера, каждый взгляд хозяйки, каждый звук в этом доме теперь имели значение.
Она вышла в холл вслед за горничной, но у лестницы на секунду остановилась. Взгляд упал на большое зеркало в золоченой раме. Оттуда на неё смотрела бледная женщина с темными кругами под глазами, в старом пальто. «Ты никто, — говорило отражение. — Ты пыль под их ногами».
«Я — мать, — мысленно ответила Анна. — И я заберу то, что принадлежит мне. Даже если мне придется сжечь этот дом дотла».
Её сын был жив. Эта мысль пульсировала в висках, заглушая страх. Кирилл. Красивое имя. Она хотела назвать его Максимом, но Кирилл тоже звучало хорошо. Сильно.
Она поднялась на второй этаж. Длинный коридор с множеством дверей казался лабиринтом. Горничная, которую звали Ольгой, открыла одну из дверей.
— Это детская. Лиза там. Ваша комната смежная, вон та дверь. Ванная общая с ребенком.
Анна вошла в комнату, заваленную игрушками. Посреди ковра, спиной к ней, сидела маленькая девочка и с остервенением отрывала голову красивой фарфоровой кукле.
— Привет, — тихо сказала Анна.
Девочка резко обернулась. У неё были глаза Елены Николаевны — холодные и колючие. В них не было детской наивности, только настороженность зверька.
— Ты кто? — спросила она.
— Я Анна. Твоя новая няня.
— Предыдущую я укусила, — сообщила Лиза с вызовом. — И она плакала.
— Я не буду плакать, — спокойно ответила Анна, присаживаясь на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком. — И кусаться тоже не советую. Зубы сломаешь.
Лиза удивленно моргнула. Она явно не ожидала такого ответа. Обычно взрослые начинали сюсюкать или пугались.
— А ты злая? — спросила девочка, откладывая обезглавленную куклу.
— Нет. Я справедливая. А ты?
Лиза задумалась.
— Мама говорит, что я испорченная. И что я вся в отца.
— А где твой папа? — осторожно спросила Анна. Ей нужно было знать расстановку сил в доме.
— Папа в командировке. Он всегда в командировке. В Лондоне. Или в Дубае. Ему на нас плевать.
В голосе пятилетнего ребенка звучала такая взрослая горечь, что Анне стало не по себе. Этот дом был полон холода, несмотря на дорогие ковры и отопление. Богатая клетка, где дети росли как сорная трава под золотым куполом.
— Мне не плевать, — сказала Анна. — Давай договоримся: пока я здесь, мы будем командой. Идет?
Она протянула руку. Лиза недоверчиво посмотрела на ладонь, потом на Анну. И медленно, очень осторожно, вложила свою маленькую ручку в её ладонь.
— Ладно. Но если ты будешь заставлять меня есть брокколи, я закричу.
Анна улыбнулась. Впервые за этот бесконечный день улыбка была искренней.
— Договорились. Никакой брокколи без твоего согласия.
Вечером, когда Лиза уснула, Анна вошла в свою маленькую комнатушку. Она подошла к окну. Внизу, в свете фонарей, стоял спортивный автомобиль. Кирилл вернулся. Она видела, как он вышел из машины, достал с заднего сиденья рюкзак и направился к дому. Его походка была легкой, пружинистой.
Анна прижалась лбом к холодному стеклу. Ей нужно было добыть образец его ДНК. Волос с расчески? Зубную щетку? Чашку, из которой он пил? Но доступ в его комнату был закрыт, да и шастать по дому ночью было опасно — везде могли быть камеры.
Она должна втереться в доверие. Стать незаметной тенью, без которой этот дом не сможет существовать. И тогда, шаг за шагом, она приблизится к своей цели.
Она достала из сумки старую, потрепанную фотографию. На ней они с Андреем, молодые и счастливые, стояли на фоне моря. Андрей обнимал её за плечи, а она прижимала руку к еще плоскому животу, где уже зарождалась жизнь.
— Я нашла его, Андрюша, — прошептала она в темноту. — Я его нашла.
Слеза скатилась по щеке, но Анна сердито стерла её. Время слез прошло. Пришло время действий. Она легла на кровать, не раздеваясь, и уставилась в потолок.
Внезапно в коридоре послышались шаги. Тяжелые, не женские. Кто-то прошел мимо двери её комнаты и остановился у двери Елены Николаевны, которая находилась дальше по коридору. Стук. Тихий, но настойчивый.
— Лена, открой. Нам надо поговорить.
Мужской голос. Низкий, властный. Но Лиза сказала, что отец в командировке.
Дверь хозяйки открылась и тут же захлопнулась. Приглушенные голоса зазвучали за стеной. Слов было не разобрать, но интонации были напряженными. Анна затаила дыхание. Она тихонько сползла с кровати и подошла к двери, приоткрыв её на миллиметр.
Голоса стали громче.
— Ты с ума сошел, появляться здесь сейчас! — шипела Елена. — Кирилл дома!
— Мне нужны деньги, Лена. Бизнес горит.
— Я дала тебе достаточно в прошлом месяце!
— Этого мало. Ты же не хочешь, чтобы старые скелеты вывалились из шкафа? Помнишь девяносто пятый год?
Анна зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Сердце колотилось так, что казалось, ребра треснут.
— Замолчи! — голос Елены сорвался на визг. — Никогда не смей об этом упоминать! Он мой сын! По документам, по жизни, по всему!
— Пока я молчу — да. Но молчание нынче дорого стоит.
В коридоре повисла тишина. Тяжелая, зловещая.
— Завтра, — наконец произнесла Елена ледяным тоном. — Приезжай завтра в офис. Я все решу. А сейчас уходи.
Дверь снова открылась. Мужчина вышел в коридор. Анна успела заметить лишь профиль — крупный нос, залысины, дорогой костюм, который сидел на нем как-то мешковато. Он прошел мимо её двери, не заметив узкой щели, и начал спускаться по лестнице.
Анна закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, сползая на пол.
Теперь она знала точно. Это не паранойя. Это был шантаж. И тайна девяносто пятого года была тем самым крючком, на котором висела жизнь Елены Николаевны.
Значит, у неё есть союзник. Или враг её врага. Нужно выяснить, кто этот мужчина.
Игра началась. И ставки в ней были выше, чем просто работа няни.
Первое утро в доме Елены Николаевны началось с запаха кофе и перешептываний прислуги. Анна проснулась раньше всех — тревожный сон не приносил отдыха. За окном бледный рассвет разливался по небу тонкой полоской, подчеркивая холод мраморных стен. Казалось, сам дом дышал ей в затылок — равномерно, гулко, как живое существо, наблюдающее за каждым движением.
Она привела себя в порядок, переоделась в чистую блузку, пригладила волосы и, тихо открыв дверь, вышла в коридор. Внизу уже слышались шаги и звон посуды — слуги накрывали к завтраку. Анна вспомнила вчерашние голоса за стеной, холодный шепот Елены и угрожающее баритоновое “помнишь девяносто пятый?”.
Кто он? Про кого говорил? И сколько людей замешаны в этой истории?
С каждым вдохом вопросы врезались всё глубже, превращаясь в план. Если этот мужчина говорил о “старых скелетах”, значит, он знает правду. Значит, его можно найти. Но нельзя торопиться — ошибка могла стоить ей не только правды, но и жизни.
Она вошла в детскую. Лиза уже не спала — сидела на подоконнике в пижаме с медвежатами и внимала утренней редкости: крупные снежинки плавно оседали за окном.
— У нас снег! — голос ребёнка прозвучал искренне живо, почти радостно.
— Значит, будет праздник, — улыбнулась Анна. — Любишь снеговиков?
— Нет, — отрезала Лиза, поджимая колени. — Они тают. Всё тает. Даже мама говорит, что красота не держится долго.
Анна присела рядом. Маленькие пальцы ребенка были холодными — как у куклы.
— Кто тебе такое сказал?
— Мама.
— Ну, может, и так, но есть вещи, которые не тают никогда.
— Какие?
— Любовь, — тихо ответила Анна.
Лиза странно посмотрела на неё, словно хотела возразить, но промолчала. В её взгляде впервые мелькнула тень сомнения — крошечная трещина в стене из недоверия, которую Анна обязательно расширит.
К полудню дом ожил. Где-то заработал телевизор, в гостиной зажужжал пылесос, в столовой Елена Николаевна беседовала по телефону. Её голос звучал возбуждённо, но сдержанно:
— Нет, Дмитрий, не сегодня. Я сказала — завтра. И не звони на этот номер, поняла? — пауза. — Да, решим всё. И больше не вспоминай то время. Ни единого слова.
Анна замерла, будто споткнулась об воздух. Дмитрий. Имя есть. Теперь нужно только фамилию.
Она отступила к лестнице, делая вид, что просто идёт по делам. Внизу сновала горничная Ольга, угрюмая женщина с запавшими глазами. Вчера она противоположностью выглядела подчеркнуто надменной, сегодня — словно выжатой.
— Вы давно тут работаете? — спросила Анна, будто случайно.
— Второй год, — буркнула та, вытаскивая из шкафа скатерть.
— Сложная хозяйка?
— У нас не спрашивают, сложная ли. Тут или служишь, или уходишь, — пожала плечами Ольга.
Она осеклась, посмотрела по сторонам и, склоняясь к Анне, прошептала:
— Совет: не суйтесь, куда не просят. Тут всё не так просто.
— В каком смысле? — тихо уточнила Анна.
Ольга криво усмехнулась.
— В смысле, что этот дом красивый, но в нём холод от самого фундамента. Не все, кто сюда приходит, отсюда уходят.
Анну пробрал холод. В словах женщины не было намёка на шутку. Но спросить больше она не смогла — в дверях появилась Елена Николаевна в безупречном костюме и с ключами от машины в руках.
— Анна, я уезжаю в город. У Лизы сегодня логопед, он придёт к четырём. Кирилл дома, он покажет кабинет. Не мешайте ему — у него занятия, — её глаза блеснули короткой тенью раздражения. — И да, я просила никого не запускать в дом без моего ведома.
— Конечно, — ответила Анна.
Едва хлопнула дверь, в доме воцарилась тягостная тишина. Лиза рисовала в детской, а Кирилл, судя по звукам, сидел в библиотеке. Анна воспользовалась моментом и пошла осмотреть жильё внимательнее. Её до сих пор мучило чувство, что стены здесь знают больше, чем люди.
Коридоры второго этажа образовывали петлю. На стенах висели семейные фотографии: Елена, Кирилл — подростком, Лиза, мужчина в строгом костюме. Лица на снимках безупречны, как с глянцевой обложки. Но у всех одинаковые глаза — настороженно-холодные, будто в этих взглядах застыли отражения чужих тайн.
Она остановилась у ещё одной двери, полуоткрытой. Комната оказалась кабинетом — пахло бумагой и старым табаком. На столе лежала визитка, оставленная словно нарочно:
“Дмитрий Богомолов. Инвестиции и консалтинг.”
Анна почувствовала, что кровь приливает к вискам. Она аккуратно взяла визитку, прочитала номер и, обернувшись, спрятала в карман. Теперь у неё был след.
За спиной раздался голос.
— Вы что-то ищете?
Кирилл стоял в дверях. Без тени улыбки, серьёзен, с чуть прищуренными глазами. В руках держал чашку кофе — тонкую, фарфоровую, с отбитым краем.
— Прости, я... просто искала полотенца. Ольга сказала, здесь могут лежать чистые.
— В кабинете? — в его голосе прозвучала усмешка. — Странное место для полотенец.
Анна запнулась. Лгать ему оказалось неожиданно трудно: слишком родное выражение лица, интонация.
— Простите, — наконец сказала она. — Я, кажется, перепутала двери.
Он пожал плечами.
— Ладно. Только лучше не заходите сюда. Мама не любит, когда кто-то трогает её бумаги.
Она кивнула и уже собралась уйти, но он вдруг добавил:
— Знаете, вы похожи на кого-то.
Анна замерла.
— Правда?
— Да, на мою бабушку со стороны отца. У неё тоже были такие добрые глаза, — он слегка улыбнулся. — И такие же руки.
Ей пришлось отвернуться, чтобы он не заметил, как дрогнули губы. Она почувствовала, как слёзы подходят к глазам, но заставила себя выпрямиться.
— Идите к сестрёнке, — сказал он мягче. — А то она скучает без вас.
Едва он ушёл, Анна опустилась на край дивана. Он доверчив. Он не знает. Его жизнь была ложью с самого рождения. Но если она просто скажет ему правду — парень решит, что она сумасшедшая. Нужно доказательство. А для этого — образец ДНК.
Ей повезло: на столе стояла чашка Кирилла, наполовину пустая. Она достала из кармана чистый платок, аккуратно накрыла чашку и спрятала в сумку.
Теперь у неё было два ключа: номер Дмитрия и ДНК сына.
К вечеру она дозвонилась в небольшую частную лабораторию — ту самую, где раньше работала знакомая медсестра. Голос на том конце провода обрадовался и обещал помочь “по старой дружбе”, без бумаг. Осталось только передать образец.
После ужина Анна выносила поднос с посудой. В кухне было пусто: Ольга ушла спать, дом затих. Она мыла чашки и вдруг услышала странный звук со двора — словно кто-то долго тер сал лопатой по бетонной дорожке. Осторожно приподняв штору, она выглянула в окно.
Во дворе, в полумраке фонаря, стоял мужчина. Тот самый — Дмитрий. Его плечи подчёркивало длинное пальто, а в зубах тлела сигарета. Он оглянулся по сторонам и направился к боковому входу, откуда Елена обычно выезжала утром.
Разум говорил не вмешиваться. Но сердце — требовало действий. Она выскользнула через черный ход, прикрыла дверь и пошла следом, стараясь держаться на расстоянии.
Мужчина шёл по садовой дорожке, сжимая что-то в руке. Сигарета мигала красной точкой, словно метка на его маршруте. Он остановился у старого забора, за которым начинался густой парк. Достал телефон, заговорил:
— Лена, я здесь. Если не выйдешь — завтра всё пойдёт наружу. Да, всё. И роддом, и врач, и твоё “усыновление”.
Анна замерла, кровь стыла от каждого слова. Значит, она не ошиблась. Её ребёнка действительно украли.
— Хорошо, жду пять минут, — добавил он и закурил снова.
Анна не успела отступить: ветка под ногой треснула. Дмитрий резко обернулся. Его глаза сверкнули в темноте.
— Эй! Кто там?!
Она не ответила, рванула в сторону теплицы. Мужчина бросился за ней. Снег хрустел под ногами, дыхание сбивалось, ветки били по лицу. Она почти добралась до боковой двери, как чья-то рука схватила её за локоть.
— Ты кто такая?! — прошипел он, но, увидев женщину, чуть прищурился. — Ах вот ты... новая няня. Я тебя вчера мельком видел.
— Отпустите! — Анна выдернула руку. — Что вы здесь делаете?
— Не твоё дело, — холодно бросил он и подался ближе. — Хотя ты... странная. Слишком много глазеешь.
Анна выдержала его взгляд.
— Я видела, как вы ходите к хозяйке. Вы ей угрожаете. Почему?
Дмитрий усмехнулся и приблизился ещё. На лице мелькнуло что-то звериное, брезгливо-уверенное.
— Маленькая домработница решила сыграть сыщицу? Даже не представляешь, куда влезла.
— Зато вы, похоже, отлично представляете, — резко сказала Анна. — Я всё слышала. Про роддом. Про девяносто пятый.
Его лицо окаменело. Он резко схватил её за запястье, прижал к стене теплицы.
— Умолкай. — Его глаза блестели. — Это не твоя история. И если ты не хочешь, чтобы Елена Николаевна выгнала тебя сегодня же, забудь то, что слышала.
И вдруг он добавил с холодной усмешкой:
— Хотя, может, тебе и повезёт. Она любит играть с чужими судьбами. Когда ей нужен новый ребёнок, она знает, где взять.
Он отпустил её и повернулся к выходу. У ворот резко затормозила машина — фары ослепили Анну. Это была Елена. Она выскочила и бросилась к Дмитрию.
— Я же велела не приходить! — крикнула она тихо, почти шипением. — Здесь люди!
— Тогда плати, — усмехнулся он. — Или скоро “люди” всё узнают.
Он сел в тень припаркованного внедорожника, дверь хлопнула. Елена осталась стоять одна, держа руки на висках. Потом резко повернулась и увидела Анну.
— Ты здесь что делаешь?!
Анна сглотнула.
— Услышала шум... подумала, кто-то в саду.
— Никогда больше не вмешивайтесь в мои дела, — произнесла Елена с металлическим тоном. — Я вас предупреждаю, Анна. Второго шанса не будет.
Она прошла мимо, куртка её пахнула дорогими духами и горькой виной.
Когда дверь за ней захлопнулась, Анна долго ещё стояла в снегу. Белые хлопья ложились ей на ресницы.
Теперь она знала всё: имя Дмитрия, мотив, цену молчания.
Но вместе с этим пришло новое ощущение. За ней теперь тоже будут наблюдать.
Она подняла взгляд к окнам дома. В одном из них горел свет — кабинет Кирилла. Он стоял у окна и смотрел вниз, прямо на неё.
Анна проснулась от ощущения взгляда. Кто-то был в её комнате — тихо, словно тень. Она резко села, сердце колотилось, дыхание сбивалось. Но дверь была закрыта. На стуле у окна лежал плюшевый медвежонок. Лизин. Девочка, должно быть, ночью пробралась сюда и оставила игрушку — как знак доверия.
Стоя у кровати, Анна вдруг поняла: впервые за годы ей приснился ребёнок. Не младенец — мальчик лет пяти, с серыми глазами и растрёпанными волосами. Он стоял на пороге и звал её:
“Мама, пойдём домой. Там тепло.”
Слёзы подступили, но она заставила себя успокоиться. Сегодня нужно было закончить одно важное дело. Образец ДНК ждал в сумке: чашка Кирилла, аккуратно завёрнутая в платок. Осталось лишь передать её курьеру.
Она спустилась вниз, когда дом ещё спал. На кухне пахло свежим хлебом — повариха пришла рано.
— У меня просьба, — тихо сказала Анна, находя повод “выйти в аптеку”. — Мне нужно в город, недалеко. Вернусь через час, Лиза ещё спит, можно?
Повариха пожала плечами:
— Мне-то всё равно, но хозяйка спрашивать будет. Скажи, что я не видела, — подмигнула она устало.
Анна вышла через боковую дверь, спрятала чашку в неприметный пакет и, поймав такси у ворот, направилась к указанному адресу. Небольшая лаборатория ютилась на третьем этаже офиса с облупленной вывеской “МедАналитика”. То самое место, где десять лет назад она делала тест для одной соседки — тогда ей помогла медсестра Инна.
Инна оказалась на месте, потолстевшая, но по-прежнему живая и непринуждённая.
— Анют, да ты не изменилась! Всё та же огненная. Что на этот раз — мужа проверяем или любовника? — засмеялась она.
Анна выдавила улыбку.
— Скорее... сына. Хочу убедиться кое в чём. Делаете частные тесты без формальностей?
— Для тебя — хоть сейчас. Нужен образец и твой тоже.
Анна отдала чашку и вырвала несколько волос со своей головы.
— Сроки?
— Два дня максимум. Позвоню, как только результат будет готов. Не переживай.
Выходя на холод, Анна чувствовала не облегчение — только нарастающее беспокойство. Сделав первый реальный шаг, она вдруг осознала: теперь назад пути нет.
Дом встретил её тишиной, но какой-то неестественной — слишком плотной, вязкой. В холле стоял Кирилл. Он опирался о перила и смотрел на неё.
— Вы уезжали? — спросил он спокойно.
— Да... по делам. Аптека.
— Странно, — в голосе не было осуждения, скорее, любопытство. — Обычно мама предупреждает охрану, если кто-то выходит. Сегодня им велели записывать всех, кто покидает территорию.
Анна побледнела.
— Наверное, новый порядок, — ответила она, стараясь говорить ровно.
Кирилл пожал плечами.
— Может быть. Просто осторожнее, ладно? У нас камера на воротах. — Он немного наклонился, словно доверяя тайну. — А мама очень не любит, когда кто-то делает то, что не вписывается в её правила.
Он ушёл на кухню, а она замерла, осознавая: Елена знала. Кто-то сообщил ей о ночной встрече с Дмитрием — и теперь она следила за каждым движением Анны.
Весь день прошёл под этим давлением. Любое слово казалось подслушанным, каждый взгляд — наблюдением. Даже музыка, тихо звучавшая из гостиной, настораживала: будто кто-то прятал в ней послание.
Лиза была беспокойной. Куклы валялись на полу, рисунки рвались с раздражением.
— Не хочу рисовать! Не хочу читать! — капризно выкрикнула девочка.
— Что случилось? — спокойно спросила Анна.
— Мама опять кричала по телефону. С кем-то ругалась. И про нас говорила. Про меня и Кирилла.
Анна присела:
— Что именно?
— Что “они должны быть её навсегда”. Мне страшно, — прошептала Лиза и уткнулась в её плечо.
Анна погладила её по волосам, но внутри тревога усилилась. “Её навсегда” — звучало так, словно хозяйка действительно привыкла владеть не только вещами.
Когда Лиза заснула, Анна тихо вышла в коридор. Её привлек слабый звук — шелест бумаги внизу, у кабинета. Она спустилась на цыпочках. Елена стояла у окна, ей звонили.
— ...если начнёшь говорить, я уничтожу тебя, понял? — холодно произнесла она. — У меня достаточно связей. И, кстати, та няня... возможно, она что-то знает. Разберись.
Анна отпрянула, сердце загудело в ушах. Разберись — слишком опасное слово. Она почти побежала обратно наверх, но столкнулась с Кириллом.
— Вы чего шумите? — он быстро взглянул вниз. — Мама?
— Кажется, да... — прошептала Анна.
Он нахмурился.
— Скажите честно, что тут происходит? Вы бы видели её последнее время... она нервная, постоянно звонит какому-то типу.
Анна решилась:
— А если бы я сказала, что у вашей матери есть тайна? Очень давняя... и что она касается вас?
Кирилл удивился, но не рассмеялся. Только тихо ответил:
— Не удивился бы. С детства чувствую, что у нас в семье что-то не так. Бумаги о рождении... там даже дата другая, я проверял в архивах.
Она вздрогнула.
— Какая дата?
— Никакая. Просто... не совпадают подписи врачей. Но мама сказала — ошибка регистратуры.
Он посмотрел прямо в глаза Анне.
— Скажите мне правду. Вы ведь не просто няня?
Она не успела ответить — по лестнице спустилась Елена Николаевна. Она была бледнее обычного, но улыбалась идеально, без изъяна.
— Что за разговоры? Поздно. Кирилл, иди отдыхать. Анна, вы тоже. Завтра трудный день.
Голос звучал как приказ.
Когда все разошлись, Анна закрыла дверь своей комнаты и опустилась на кровать. В голове грохотало одно: она что-то подозревает. Возможно, уже знает о тесте.
Вдруг раздался тихий стук. Анна вскрикнула — и облегчённо выдохнула: на пороге стоял Кирилл.
— Простите... не спится. Можно?
Он сел на край кровати, потер лицо.
— Ей нельзя доверять. Я не знаю почему, но я это чувствую давно. Такое ощущение, будто я живу не своей жизнью.
Анна посмотрела на него и почти не удержалась: хотелось сказать всё, выдохнуть двадцать лет боли. Но она сжала кулаки.
— Иногда, чтобы вернуть своё, нужно сначала всё потерять, — сказала тихо.
Кирилл поднял взгляд — и в его глазах мелькнуло узнавание. Не понимание, но нечто глубже. Он смотрел на неё, будто внутренне узнавая ту часть себя, которую никогда не видел.
Он ушёл через минуту. Анна закрыла за ним дверь, ощущая невыносимое напряжение.
Ночью её разбудил звонок телефона. Незнакомый номер.
— Инна, — раздался на том конце бодрый голос. — Всё готово. Хотите знать сейчас или подождёте?
— Сейчас.
— Результат положительный. Совпадение — девяносто девять и восемь десятых процента. Это ваш сын, Аня... Поздравляю.
Шум в ушах заглушил всё. Мир перестал существовать. Она закрыла глаза, прижала телефон к груди, чувствуя, как дыхание превращается в рыдания.
Но радость длилась недолго: где-то за стеной скрипнула дверь. Шаги. Тихие, но уверенные. Кто-то стоял под её дверью.
Она выключила свет и замерла. Тень задержалась, потом медленно удалилась.
Теперь всё было ясно.
Она сделала, чего добивалась, — узнала правду.
И теперь Елена тоже знала, что тень под люстрой больше не простая няня.
