Татьяна возвращалась с работы поздно, сумка с документами висела на плече, мысли ещё были заняты отчётами и совещанием, которое пришлось проводить почти весь день. На лестничной площадке её встретил звук шагов. Она присмотрелась и увидела Олесю. Дочь стояла у двери квартиры, сжимая руки в кулаки, лицо красное от слёз, глаза на мокром месте.
— Мама… — начала она, голос дрожал. — Папа… он… он ушёл.
Татьяна остановилась у порога, чувствуя, как сердце сжимается. Её разум мгновенно начал искать оправдание, план действий, слова утешения.
— Куда ушёл, Олесь? — спросила она ровно, пытаясь не показать, что внутри всё горит.
— Он сказал… сказал, что мы ему надоели! — вырвалось у девочки. — Он… он взял свои вещи и ушёл!
Татьяна опустила сумку на пол, подошла к дочери, обняла её , и они прошли в квартиру.
— Сядь, пожалуйста, на диван, — сказала она спокойно, хотя внутри было тяжело. — Давай сядем.
Олеся послушно присела, голова её упала на колени, плечи дрожали. Татьяна села рядом. Она попыталась взять руку дочери, но та сжала её кулаками.
— Мама, — продолжала Олеся, — он… он всегда говорил, что любит меня. А теперь… теперь всё это было неправдой?
Татьяна молчала несколько секунд. Она знала, что любое слово будет слишком мало, что объяснения не передадут всю сложность произошедшего.
— Олесь, — сказала она наконец, — папа сделал свой выбор. Мы не можем его заставить оставаться.
— Но почему? Почему он сказал, что мы ему надоели? — девочка подняла голову, глаза блестели от слёз. — Он же всегда говорил, что любит меня.
Татьяна тяжело вздохнула.
— Иногда взрослые совершают ошибки, — сказала она тихо. — И делают вещи, которые другим кажутся странными или больными.
— Это не ошибка! — вскрикнула Олеся. — Это… это предательство!
В комнате стало тихо. Снаружи слышались шаги соседей, редкий гул проезжающих машин. Татьяна молчала, наблюдая, как дочь пытается сдержать слёзы.
— Ты… ты понимаешь, что это значит? — спросила Олеся, почти шепотом. — Теперь мы… мы одни?
— Да, — ответила Татьяна. — Теперь только мы с тобой.
Олеся замолчала, уставилась в пол. Татьяна посмотрела на неё и пыталась подобрать слова, которые могли бы облегчить ситуацию, но понимала, что утешение будет лишь на короткое время.
— Мама… — снова начала девочка. — А он… он больше не придёт?
— Нет, Олесь, — сказала Татьяна. — Он ушёл.
Дочь тихо всхлипнула, голова её опустилась на плечо матери. Татьяна обняла её крепче.
— Всё будет хорошо, — сказала она, хотя понимала, что это слова, которые на данный момент мало значат. — Мы справимся вместе.
Олеся сидела, уткнувшись в Татьяну, слёзы медленно падали, и тишина комнаты становилась почти ощутимой. Словно сам воздух старался удержать эту минуту.
— Мама… — вдруг сказала Олеся. — Ты будешь с ним… ругаться?
Татьяна улыбнулась горько.
— Нет, — сказала она. — Мы не будем с ним ругаться. Всё, что было, осталось позади.
— Но… — девочка снова замолчала, понимая, что не может подобрать слов.
— Понимаю, Олесь, — ответила Татьяна, — тебе страшно, но мы справимся.
Она взяла руку дочери в свою, сжала мягко и уверенно. Олеся слегка кивнула, и в комнате воцарилась непростая, но тёплая тишина. В этот момент Татьяна ощутила тяжесть ответственности: теперь она была не только матерью, но и единственной опорой для дочери, единственным человеком, который мог защитить её от боли, которую оставил отец.
— Пойдём на кухню, — сказала она наконец. — Давай приготовим ужин.
Олеся поднялась, смахнув слёзы, и вместе с матерью прошла в кухню. Плита, кастрюли, запах вчерашнего хлеба — всё казалось прежним, но пустым. Вечер только начинался, а их жизнь уже никогда не будет прежней.
Татьяна посмотрела на дочь, а та внимательно смотрела на неё, всё ещё с каплями слёз на щеках. И в этот момент она решила: теперь никто и ничто не сможет разлучить их. Никто не причинит дочери боли, пока она будет рядом.
— Я буду с тобой, — сказала Татьяна тихо. — Всегда.
После того, как развод с мужем был оформлен, Татьяна твёрдо решила: больше никакой жизни с мужчиной она вести не будет. Все свои силы она отдавала Олесе. Школа, домашние задания, кружки, покупки, забота о здоровье… теперь каждое утро начиналось и заканчивалось мыслью о дочери. Вечерами, когда работа была закончена, она приходила домой, проверяла уроки, готовила ужин, помогала с одеждой и просто была рядом, чтобы ни одна неприятность или обида не прошли мимо.
Прошло несколько лет. Олеся росла, становилась самостоятельнее, а Татьяна наблюдала за каждым её шагом. Старалась быть мягкой и строгой одновременно, воспитывать сдержанно, но так, чтобы девочка не чувствовала одиночества.
И вот, словно незаметно, в её жизнь подкралась любовь. Не та, что заставляет сердце биться быстрее и наполняет дни страстью, а тихая, уверенная, почти незаметная. Это был Валера, водитель такси, который часто подвозил Татьяну с работы, если она опаздывала. Он появлялся не только в машине, но и иногда рядом с магазином, помогал донести сумки, разговаривал легко, спокойно, с уважением.
— Вы слишком устали, — говорил он, когда поднимал её сумку. — Не стоит так торопиться.
— Я привыкла, — отвечала Татьяна. — Работа требует.
— Всё равно, иногда стоит дать себе передышку.
Сначала это были отдельные встречи, короткие разговоры в пути. Потом короткие звонки, сообщения: «Как прошёл день?», «Не устала ли?» Их отношения росли медленно, без спешки, без громких признаний. Татьяна не торопилась. Она знала, что Олеся пока не готова принять чужого человека в доме.
— Олесь, — как-то сказала она дочери, — когда я прихожу с работы, мы можем обсудить твои дела, а потом... можно я буду выходить из дома, чтобы прогуляться?
Олеся кивнула, не спрашивая лишнего. Девочка уже понимала, что у матери есть своя жизнь помимо ее школы, уроков и домашнего быта, но что именно это значит, ещё не представляла.
Тем временем Валера начал настаивать: он считал, что дочери необходимо познакомиться с ним.
— Она должна понять, — говорил он, — что мои намерения серьёзные. Я не собираюсь просто мелькать в вашей жизни.
Татьяна слушала его, но не спешила действовать. Она понимала: доверие Олеси нельзя строить на скорую руку. Всё должно быть осторожно, чтобы не травмировать её ещё раз.
— Я знаю, — отвечала она. — Но пока рано. Она ещё не готова.
Валера не уставал повторять, что честность с дочерью обязательна.
— Если мы действительно серьёзны, она должна знать, кто я, — говорил он. — Не для того, чтобы мешать ей или тебе, а чтобы она привыкла к мысли, что в твоей жизни появился кто-то важный.
Татьяна соглашалась, понимая, что рано или поздно разговор придётся вести. Она знала, что день встречи наступит, и тогда нужно будет объяснить дочери, что Валера не просто знакомый или временный спутник.
Они с Валерой продолжали встречаться. Он оставался спокойным, вежливым, без лишней демонстративности. Она доверяла ему, но всё ещё ждала того момента, когда можно будет спокойно сказать дочери о своих чувствах, не вызывая у неё страха или неприятия.
— Я не хочу, чтобы она чувствовала угрозу, — говорила Татьяна. — Она уже пережила слишком многое.
— Она поймёт, — отвечал Валера. — Надо только быть честными.
И Татьяна понимала: правда будет сказана.
Вечером Татьяна решила сделать небольшой сюрприз для дочери. Она купила торт, простой, с шоколадной глазурью, такой, какой любила Олеся, и принесла его домой. Квартира была тихой, окна были прикрыты тюлем, а на столе стоял чайник, готовый к чаепитию. Девочка уже вернулась с кружка, расправляла рюкзак на столе, перебирала учебники.
— Олеся, — сказала Татьяна, ставя торт на середину стола, — а как ты отнесёшься к тому, что твоя мама снова может выйти замуж?
Олеся подняла голову, её глаза округлились, она смотрела на мать с удивлением.
— Мама… ты шутки шутишь? — сказала она тихо. — Или ты говоришь серьёзно?
— Я вполне серьёзна, доченька, — ответила Татьяна. — Я встретила человека, который мне дорог.
Олеся замолчала, и в комнате повисла тишина. Девочка была на пороге пятнадцатого года, уже достаточно взрослая, чтобы понимать, о чём говорит мать, и в то же время слишком юная, чтобы принять это спокойно. Она сразу вспомнила истории своих подруг, знакомых, о том, как в их семьи приходили отчимы, как менялось поведение мужчин рядом с ними.
— Ты понимаешь, мама, — начала она осторожно, — я знаю, как это бывает…
— Как что бывает? — спросила Татьяна, немного напрягшись.
— Да вот… — Олеся опустила взгляд. — У Лерки, например, отчим стал… приставать, а Наташкин папа в кавычках, вел себя нормально, пока мама была рядом. Стоило уйти ей, он кричал, замахивался. Наташка даже ушла к бабушке, потому что мама ей не поверила.
Татьяна тяжело вздохнула.
— Я понимаю, — сказала она. — И потому хочу, чтобы ты знала: этот человек другой.
— Но… — девочка подняла глаза, — а если он покажет свои настоящие зубы, как только официально войдёт в наш дом?
Татьяна взяла Олесю за руки.
— Валера не такой. Он честный, спокойный. Он заботится обо мне, а значит, будет заботиться и о тебе.
Олеся покачала головой.
— Мама… я не хочу жить с чужим мужчиной. С виду они все такие хорошие, добрые, а потом… — Она сжала руки, словно удерживая эмоции внутри. — Потом показывают свои зубы.
Татьяна снова попыталась объяснить, что Валера не похож на других, что она ещё не старая, что придёт время, когда Олеся вырастет, а мать так и останется одна.
— Почему ты меня не понимаешь? — спросила она.
Олеся спокойно посмотрела на мать.
— Мама, я тебя понимаю. Я знаю, что тебе нужен мужчина. Но я хочу сказать прямо: снимай номер в гостинице, встречайся там, но домой не води. Пока я не вырасту и не выйду замуж, — сказала она твёрдо. — Если он тебя любит, он дождётся.
Татьяна опустила взгляд. Она понимала смысл слов дочери, но сердце её сжималось. Эта честность, прямота и решимость дочери были сильнее любых её аргументов.
— Понимаю, Олесь, — сказала она тихо. — Хорошо.
Дочь даже улыбнулась и снова взялась за торт. Вечер продолжился спокойно, но Татьяна знала: разговор был окончательным. Олеся сделала свой выбор, и теперь ей оставалось смириться.
Позже Татьяна встретилась с Валерой, чтобы объяснить позицию дочери. Он слушал молча, слегка помялся, потом сказал:
— Понимаю… Но женщине нужен мужчина сейчас, а не через десять лет.
На следующий день после того, как Татьяна объяснила Валере позицию Олеси, в квартире снова воцарилась привычная тишина. Девочка собиралась в школу, а мать проверяла рабочие бумаги, планировала дела на день. Всё было обыденно, но мысли Татьяны постоянно возвращались к разговору с дочерью и к встрече с Валерой. Она понимала, что этот разговор поставил точку, а вместе с ним перечеркнул возможность новых отношений в её жизни на ближайшее время.
Олеся, как ни в чём не бывало, занималась уроками за столом. Её взгляд был сосредоточен, пальцы быстро перебирали страницы тетради. Татьяна подходила к ней, присаживалась рядом, помогала с заданиями. Но даже простое совместное занятие дало понять матери, насколько твёрдо дочь стоит на своём.
— Мам, — сказала Олеся после того, как закончила упражнение, — я всё понимаю. Ты права, мне нужно было знать, что тебе тоже нужен мужчина. Но… я не хочу, чтобы чужой человек жил с нами.
— Я знаю, — ответила она. — Валера уважает твоё мнение, и я уже объяснила ему. Он понял.
В кровати Таня размышляла о будущем: возможности снова любить, доверять, строить отношения с мужчиной — всё это оставалось на периферии её жизни. Сердце хотело тепла и заботы, но реальность диктовала свои правила.
Так и осталась Татьяна одна. Никто не вошёл в её жизнь, никто не занял её место, кроме дочери. Но теперь это было её сознательное решение. Она понимала, что сердце её остаётся открытым для любви, но обстоятельства и желание дочери диктовали правила.
Вечером Татьяна сидела за столом, пила чай, смотрела в окно на огни города. Дочь в другой комнате занималась своими делами, в доме было тихо. Она думала о будущем, о том, что её жизнь может быть наполнена чем-то новым, но только тогда, когда дочь будет готова.
Татьяна понимала, что в её руках сейчас не только забота о себе, но и ответственность за благополучие Олеси. Любовь к мужчине отодвинута на второй план, потому что на первом месте для нее дочь.