Солнечный луч, игравший на стопке неотсортированных документов, внезапно померк. Аня вздохнула, оторвавшись от экрана ноутбука. Еще пара часов, и она бы сдала этот отчет. Рука сама потянулась к загудевшему телефону. На дисплее — «Свекровь». Сердце, по привычке, екнуло. Не предчувствие, нет. Скорее, знакомая тяжесть — смесь долга, вины и легкого раздражения.
— Алло, Светлана Петровна? — голос Ани автоматически стал мягче, заботливее.
— Анечка, родная… — в трубке послышался слабый, дрожащий голос. — Прости, что беспокою. Мне… мне нехорошо. Голова раскалывается, давление, кажется, опять скачет. В глазах темнеет. Одна я тут, на даче…
Аня сжала телефон так, что костяшки побелели. Внутри все оборвалось. Свекровь не была симулянткой в классическом понимании, но ее «недомогания» всегда возникали в самый неподходящий момент. И всегда требовали немедленного присутствия невестки.
— Вы вызвали врача? — спросила Аня, уже зная ответ.
— Что ты, зачем врача? Пройдет. Просто… если бы ты могла приехать. Помочь, лекарства какие подать, чаю… Я так беспокоюсь, одна в этом большом доме.
Игорь, муж Ани, был в недельной командировке. Сказать «нет» сейчас означало бы обречь себя на вечные упреки в черствости и неблагодарности. «Мать одна, больная, а ты не могла оторваться!» — этот голос в голове мужа Аня слышала без слов.
— Хорошо, Светлана Петровна, — выдохнула она. — Еду. Через час-полтора буду. Держитесь.
Она позвонила начальнику, бормоча что-то о семейной чрезвычайной ситуации, закрыла ноутбук, наскоро скинула рабочие брюки и блузку в спортивный костюм. По дороге заехала в аптеку, скупив половину ассортимента от давления, обезболивающих и успокоительных. Мысли путались: а что, если на этот раз правда плохо? А если инсульт? Чувство вины накрывало с новой силой. Она гнала свою маленькую машину по загородной трассе, нарушая скоростной режим, представляя Светлану Петровну бледной, беспомощной, лежащей на холодном полу дачной кухни.
Подъезжая к аккуратному двухэтажному домику в коттеджном поселке, Аня сначала не поверила своим глазам. На участке, который обычно был пустынен и строг, царило неожиданное оживление. Возле беседки, увитой диким виноградом, стояли три знакомые Ане машины — подруги Светланы Петровны, Лидия Михайловна, Валентина и очаровательная, язвительная Алла Сергеевна. Из открытых окон доносился смех и громкие, перекрывающие друг друга голоса. Никакой тишины, подобающей дому, где лежит больная.
Аня заглушила двигатель, чувствуя, как холодная волна поднимается от желудка к горлу. Она взяла пакет с лекарствами и медленно пошла к калитке. Дверь в дом была распахнута настежь.
— Анечка, приехала! — голос Светланы Петровны прозвучал с верхней ступеньки крыльца. Она стояла там, свежая, ухоженная, в новом сиреневом костюме, с безупречной укладкой. Ни тени недомогания на лице. Только легкая, едва уловимая усмешка в уголках губ. — Мы уже заждались!
— Вы… как ваше самочувствие? — выдавила Аня, замирая на месте.
— Ой, полегчало, как только позвонила тебе! Видимо, просто тоска одолела. А тут девочки собрались, спонтанно так… Решили шашлычков сделать, посидеть. Но я же совсем без сил после того приступа, хоть и отпустило. А ты у нас такая хозяйка, все так быстро, ловко! Мы тут все приготовили, мясо замариновали, овощи. Осталось только пожарить да стол накрыть. Заходи, не стой на пороге!
Аня вошла в дом как в тумане. Кухня была завалена продуктами: миски с маринованным мясом, нарезанные овощи, салаты в процессе приготовления. Три женщины, увидев ее, оживились.
— О, наша спасительница прибыла! — просипела Алла Сергеевна, поправляя массивную брошь. — Света, ну ты прямо генерал, все по плану.
— Аня у меня золотая, — слащаво произнесла Светлана Петровна, «по-хозяйски» положив руку Ане на плечо. — Всегда выручит. Девочки, проходите в гостиную, отдохните, а мы тут с невесткой быстренько все доведем до ума. Чай, Анечка, уже вскипел.
Гости, щебеча, удалились. На кухне остались они вдвоем. Воздух стал густым и липким.
— Вы… вы меня обманули, — тихо сказала Аня. Голос не слушался, в висках стучало. — Я бросила работу. Мчалась сюда, думала, вам плохо. А вы… у вас вечеринка.
— Что за тон, Аня? — брови Светланы Петровны поползли вверх, изображая недоумение и обиду. — Какая вечеринка? Просто дружеские посиделки. А разве невестка не должна помогать свекрови? Особенно когда та одна, сын в отъезде? Я же не просила тебя горы свернуть. Просто помочь по хозяйству, пока гости. Это же естественно. Или в вашей семье не принято уважать старших?
Классический прием. Сделать вид, что просьба — пустяк, а любое сопротивление — признак дурного воспитания и эгоизма. Аня смотрела на это накрашенное лицо, на эти глаза, в которых не было ни капли раскаяния, только холодное, испытующее удовлетворение. Она чувствовала себя не человеком, не членом семьи, а функцией. Удобным приложением к сыну, которое можно в любой момент вызвать по нажатию кнопки «мне плохо».
Годы мелких уколов, пассивной агрессии, непрошеных советов по воспитанию будущих детей («ты же не планируешь карьеру ставить выше семьи?»), критики ее кулинарных способностей («Игорь в детстве обожал мои котлеты, а твои он просто ест») — все это поднялось комом в горле. Это был не просто обман. Это было публичное унижение. Ее заставили мчаться сюда, как послушную собачку, чтобы потом на глазах у этих посторонних женщин поставить на место — к плите, к салатнице. Доказать и им, и себе, кто здесь настоящая хозяйка, а кто — временная замена.
— Нет, — вдруг сказала Аня громко и четко. Ее собственный голос удивил ее. — Это не естественно. Это манипуляция. И я не буду сегодня ничего готовить.
Светлана Петровна аж попятилась, как от удара. Ее лицо исказилось.
— Как ты со мной разговариваешь?! Я тебе свекровь! Я мать твоего мужа! Ты что, забыла?
— Я помню. Но вы забыли, что я — человек, а не ваша прислуга, — Аня повернулась, вышла из кухни и направилась в гостиную. Три пары любопытных глаз уставились на нее.
— Прошу прощения, — голос Ани дрожал, но она держалась. — Светлана Петровна чувствует себя хорошо. Вечеринка, как я понимаю, отменяется. Мне нужно забрать ее в город, к врачу. Прошу вас, освободите дом.
В гостиной повисла ошеломленная тишина. Потом раздался взрыв.
— Что это такое?! — завопила Светлана Петровна, влетая в комнату. — Как ты смеешь выгонять моих гостей! Да кто ты такая! Игорь даже представить не может, как ты со мной обращаешься! Я ему все расскажу!
— Расскажите, — холодно бросила Аня. Она уже ничего не боялась. Дно было достигнуто, и оттолкнувшись от него, она ощутила странную, хрустальную ясность. — Расскажите, как вы симулировали плохое самочувствие, чтобы я примчалась готовить шашлык для ваших подруг. Я сама ему все расскажу. А сейчас, — она повернулась к окаменевшим женщинам, — я серьезно. Уходите. Пожалуйста.
Ее тон не оставлял сомнений. Подруги, бормоча что-то невнятное о невоспитанности молодежи и скандалах в семье, поспешно стали собираться. Светлана Петровна, багровея, металась между ними и Аней, пытаясь то извиниться перед гостями, то обрушить на невестку новый шквал обвинений.
— Ты все разрушила! Ты опозорила меня! Он тебя бросит, слышишь! Он выгонит тебя! Мать одна, а жену он всегда найдет!
Аня не отвечала. Она стояла посреди опустевшей, наполненной тяжелым запахом несостоявшегося пира гостиной и смотрела в окно, как машины одна за другой покидают участок. Когда хлопнула калитка за последней из них, она обернулась. Светлана Петровна рыдала на диване, но это были не слезы обиды, а слезы бессильной ярости.
— Ну чего ты добилась? Довольна? — всхлипывала она. — Теперь все будут говорить, какая у Игоря стерва жена!
— Меня не волнует, что будут говорить ваши подруги, — сказала Аня. — Меня волнует, что вы не видите во мне личность. Что для вас я — инструмент. Это заканчивается. Сегодня. Сейчас.
Она достала телефон. Позвонила Игорю. Он должен был быть на совещании, но она знала — он возьмет трубку.
— Ань? Что случилось? — в его голосе сразу прозвучала тревога.
— Игорь, я на твоей даче. С твоей матерью. У нас серьезный разговор. Включи громкую связь, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты все слышал.
Светлана Петровна вскочила с дивана, ее лицо исказил ужас. — Нет! Игоша, не слушай ее! Она сошла с ума, она оскорбляла меня, выгнала моих гостей!
— Мама, молчи, — раздался из телефона строгий, усталый голос Игоря. — Аня, я слушаю. Говори.
И Аня рассказала. Без истерик, без прикрас. Про звонок, про мнимую болезнь, про гостей и ожидание, что она будет работать официанткой и поваром. Про годы накопившегося чувства, что она — не жена, а обслуживающий персонал при их семье.
— Игорь, это правда? — спросил он мать, когда Аня закончила.
— Да что ты веришь ей больше, чем мне?! — закричала Светлана Петровна. — Я просто соскучилась по людям! Приболела немного, попросила помощи! А она возмутилась, как принцесса какая-то! Невестка должна помогать!
— Помогать — да. Бросать работу и мчаться на другой конец области, потому что тебе вздумалось устроить пикник — нет, — голос Игоря был стальным. Аня впервые слышала, чтобы он так разговаривал с матерью. — Мама, ты снова перешла все границы. И на этот раз это уже не мелкая пакость, а откровенный подлог и унижение моей жены. Я просил тебя не раз: у Ани своя жизнь, своя работа, свои обязанности. Она — моя жена, а не твоя бесплатная домработница.
— Так вот как! Я тебя растила, на ноги ставила, а теперь я — «пакость»! — рыдания стали театральными.
— Ты — моя мать, и я тебя люблю. Но то, что ты сделала сегодня — недопустимо. Аня поступила абсолютно правильно. И я ее полностью поддерживаю. С сегодняшнего дня правила меняются. Ты больше не звонишь Ане с просьбами, особенно под предлогом болезней. Все вопросы — через меня. Если тебе нужна помощь по дому — нанимай помощницу, я буду оплачивать. Визиты к тебе будут только по обоюдному согласию и планироваться заранее. И ни одного слова критики в адрес Ани, ее решений или нашего образа жизни я слышать не хочу. Понятно?
В трубке повисла тишина. Светлана Петровна была в шоке. Ее главное оружие — сыновья любовь и чувство вины — дало осечку. Стена, за которой она всегда укрывалась, рухнула, потому что Игорь наконец-то встал не *между* ними, а *рядом* с женой.
— Ты… ты выбираешь ее вместо меня? — прошептала она.
— Я выбираю свою семью, — твердо ответил Игорь. — Которая состоит из меня и Ани. Ты — моя родная мать, важная часть моей жизни. Но ты не имеешь права разрушать мой брак. Решение окончательное. Аня, уезжай домой. Мама, я позвоню тебе завтра, когда ты успокоишься.
Аня не стала ничего больше говорить. Она вышла на крыльцо, вдохнула прохладный вечерний воздух. В груди было странное чувство — опустошение, смешанное с невероятным облегчением. Она не чувствовала триумфа. Была только горечь от того, что все дошло до такого, и хрупкая надежда.
Игорь перезвонил через пять минут.
— Прости, — первое, что он сказал. — Прости, что раньше не остановил это. Я видел, но думал, что ты справишься, что это просто она такая… А сегодня… Я даже представить не мог. Ты в порядке?
— Да, — голос Ани наконец дрогнул, и по щекам потекли слезы. Слезы не боли, а освобождения. — Да, теперь в порядке. Спасибо. Что… что будет дальше?
— Будет трудно, — честно сказал Игорь. — Она не сдастся просто так. Будут истерики, молчание в качестве наказания, жалобы родственникам. Но мы с тобой — одна команда. Границы, которые мы установили сегодня, мы будем охранять вместе. Я люблю тебя. И я выбираю тебя. Каждый день.
Дорога домой казалась короче. Мир за окном не изменился, но внутри Ани все перевернулось. Она не победила свекровь. Она, наконец, отстояла себя. И что важнее всего — ее муж был с ней в этой битве.
Прошли недели. Светлана Петровна пыталась давить через родственников, обиженно молчала, потом была короткая оттепель с кисло-сладкими разговорами, как будто ничего не произошло. Но Аня и Игорь держались. Отказались от спонтанных визитов на дачу. Все общение было четким, вежливым, но дистанцированным. Игорь сам ездил помогать матери, если была объективная необходимость. Аня перестала прыгать от каждого ее звонка.
Их брак, странно, но факт, стал крепче. Исчезло то фоновое напряжение, та невысказанная претензия Ани к мужу за его слепоту. Они больше разговаривали, не боясь задеть «больную тему». Они стали настоящими союзниками.
Однажды вечером, за ужином, Игорь сказал:
— Знаешь, мама вчера спросила, не могла бы ты поделиться рецептом того самого тирамису, который ты готовила в прошлый раз. Сказала, что ее подругам понравилось. Без всяких подковырок. Просто спросила.
Аня улыбнулась. Это не было капитуляцией. Это было первое, осторожное признание ее территории. Ее кулинарных способностей. Ее права на уважение.
— Пришлю ей рецепт, — сказала она. — Но готовить пусть учится сама.
Они засмеялись. Впереди была долгая работа по выстраиванию новых, здоровых отношений. Но фундамент был заложен. Фундамент из правды, взаимной поддержки и четких границ, которые они охраняли вместе. Аня наконец-то перестала быть «невесткой» в уничижительном, служебном смысле. Она стала Аней. Женой Игоря. Хозяйкой своей жизни. И это было самое важное завоевание.
