Телефон вибрировал в кармане пуховика, словно пойманная птица, бьющаяся в агонии. Я знала, кто это. Виктор. Его имя на экране высвечивалось красным, как сигнал тревоги, которым оно и было последние тридцать лет.
— Где тебя носит? Гости на пороге, а холодильник пустой! — Его голос в голосовом сообщении сорвался на визг, тот самый, от которого у меня обычно холодели руки. — Мама уже спрашивает, почему скатерть не накрахмалена! Ты вообще соображаешь, сколько времени?
Я смотрела на экран, но видела не уведомление о пропущенных вызовах, а свое отражение в темном стекле иллюминатора. Усталая женщина пятидесяти двух лет, с морщинками вокруг глаз, которые Виктор называл «следами глупости», а я теперь видела в них дороги, пройденные зря.
— Уважаемые пассажиры, просим вас пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение, — мягкий голос стюардессы прозвучал как благословение.
Я медленно выдохнула. Телефон продолжал вибрировать. Ещё одно сообщение, теперь от свекрови, Галины Петровны: «Леночка, ты забыла купить мои капли от давления. И надеюсь, утка маринуется? Витя сказал, ты застряла в пробке. Непутевая ты, даже к празднику подготовиться не можешь».
Я нажала кнопку выключения. Экран погас. Вместе с ним погасла и моя прошлая жизнь.
Всё началось сегодня утром, хотя на самом деле всё началось тридцать лет назад, когда я, наивная студентка филфака, сказала «да» перспективному инженеру Виктору. Но точка невозврата была пройдена именно сегодня, 31 декабря, в 8:00 утра.
Я стояла на кухне, пытаясь впихнуть огромную утку в раковину, чтобы помыть её. Вода была ледяной, пальцы ныли от артрита, который Виктор считал моей выдумкой, чтобы не мыть посуду. Он вошел в кухню, почесывая живот через растянутую майку, и, не глядя на меня, бросил на стол список.
— Тут Галина Петровна вспомнила, что ей нужны особые салфетки, с золотым тиснением. И икру купи не красную, а черную, Петровна придет с сыном, надо показать уровень. Деньги возьми из тех, что откладывали на ремонт машины.
— Витя, — тихо сказала я, не отрываясь от утки. — У меня спина болит. Может, ты сам сходишь? Или закажем доставку?
Он замер. Медленно повернулся ко мне, и в его глазах появилось то самое выражение брезгливого удивления, будто заговорила кофеварка.
— Лена, не начинай. Новый год — семейный праздник. Твоя обязанность — обеспечить уют. Моя обязанность — зарабатывать деньги. Мы это обсуждали тысячу раз.
— Ты не работаешь уже полгода, Витя, — вырвалось у меня.
Тишина стала густой и липкой. Он подошел ближе, нависая надо мной.
— Я ищу себя. Я создаю стартап. А ты попрекаешь меня куском хлеба? После всего, что я для тебя сделал? Вытащил из твоей деревни, дал прописку...
Это была старая песня. Пластинка, заезженная до дыр. Обычно в этот момент я извинялась, вытирала руки о передник и бежала в магазин. Но сегодня, глядя на синюшную кожу мертвой утки, я вдруг поняла: я тоже мертва. Внутри меня ничего не осталось. Ни любви, ни страха, ни даже обиды. Только пустота, звенящая и холодная, как эта декабрьская вода.
— Хорошо, — сказала я. — Салфетки с тиснением. И черная икра.
Он хмыкнул, довольный быстрой победой, и ушел смотреть утренние новости.
Я закончила с уткой. Положила её на противень. Она выглядела жалко — ощипанная, голая, беззащитная. Прямо как я. Я должна была натереть её специями, нашпиговать яблоками и поставить в духовку. Но вместо этого я пошла в спальню.
Виктор был в душе. Шум воды заглушал мои шаги. Я достала из шкафа не хозяйственную сумку, а свой старый, потрепанный чемоданчик, с которым когда-то ездила в командировки, пока мне не «запретили» работать, чтобы не позорить мужа маленькой зарплатой.
Что взять? Тридцать лет жизни. А брать было нечего. Я положила смену белья, две любимые книги, паспорт и папку с документами. На дне шкатулки лежали мамины серьги — единственное, что у меня осталось своего. Виктор пытался их заложить, когда прогорел его первый «гениальный» бизнес, но я тогда устроила истерику и отстояла их.
Затем я сделала то, от чего у меня до сих пор дрожали колени, когда я вспоминала об этом в самолете. Я открыла банковское приложение на телефоне Виктора, который он беспечно оставил на зарядке в гостиной.
Пароль я знала. 123456. Он не утруждал себя сложностями, считая, что я слишком тупа, чтобы запомнить даже это.
На счету лежали деньги от продажи дачи его родителей — «подушка безопасности», которую он берег для своих великих проектов. Три миллиона рублей. Не богатство, но цена моей свободы.
Мои руки не дрожали, когда я переводила их на свой счет, открытый тайком полгода назад. Транзакция прошла мгновенно. Банк лишь вежливо спросил подтверждение, и смс-код тут же высветился на экране. Я удалила сообщение.
— Лена! Где мое чистое полотенце? — донеслось из ванной.
— Сейчас, милый! — крикнула я голосом, полным привычной покорности.
Я положила телефон на место. Вернулась на кухню. Утка всё так же лежала на противне. Я взяла лист бумаги и ручку.
«Витя. Утка не маринована. Салфеток не будет. И меня тоже. Я подала на развод через Госуслуги. Деньги я забрала — считай это компенсацией за 30 лет работы поваром, уборщицей и психологом по ставке 0 рублей в час. Ключи на столе. Не ищи меня. С Новым годом».
Я положила записку прямо на холодную тушку утки. Это выглядело гротескно, но в этом был свой стиль. Рядом положила обручальное кольцо. Оно звякнуло о металл противня, словно тюремный засов, который наконец-то открылся.
Выходя из квартиры, я столкнулась в дверях с Галиной Петровной. Она пришла раньше времени, вооруженная пакетами и своим фирменным выражением лица, будто у неё под носом воняет гнилой рыбой.
— Лена? Ты куда в таком виде? Гости будут через три часа! А ты в пуховике?
— Я за икрой, Галина Петровна. За черной, — улыбнулась я. Улыбка вышла искренней впервые за много лет. — И за салфетками с золотым тиснением.
— Ну смотри, не задерживайся. Витенька нервничает, когда голодный.
— Витенька сегодня будет очень удивлен, — пообещала я и вызвала лифт.
Путь до аэропорта я помню смутно. Таксиста я попросила ехать быстро, но не гнать. Мне было всё равно. Я словно смотрела кино про чью-то чужую жизнь.
И вот теперь самолет набирал высоту. Огни Москвы остались внизу, превращаясь в россыпь золотых монет, рассыпанных на черном бархате. Где-то там, в одной из бетонных коробок, Виктор сейчас выходил из душа, надевал халат и шел на кухню, предвкушая запах жареного мяса.
Я представила, как он видит утку. Сырую. Холодную. Как берет записку. Как его лицо наливается краской. Как начинает визжать Галина Петровна, обнаружив, что невестка не просто ушла, а «обокрала» их.
— Шампанского? — Стюардесса с идеальным макияжем протягивала мне бокал.
Я посмотрела на пузырьки, поднимающиеся со дна. Я летела не просто «куда-то». Я летела в Калининград. Город, где я когда-то была счастлива во время студенческой практики. Город, где жила моя старая подруга Марина, с которой Виктор запретил мне общаться двадцать лет назад, потому что она была «разведенкой и дурным примером».
Я сделала глоток. Шампанское было кислым и холодным, но вкуснее я ничего не пила.
Мой телефон был выключен, но я знала, что сейчас происходит в чатах. Родственники Виктора, наши общие знакомые — все они сейчас получали от него яростные сообщения о том, какая я тварь. «Сбежала! Бросила семью в праздник! Украла деньги!»
Пусть говорят. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Впереди была Балтика. Холодное море, ветер и свобода.
Но я ошибалась, думая, что всё закончилось.
Когда мы приземлились в Храброво, я включила телефон, чтобы вызвать такси. И первое, что пришло, было не гневное сообщение от мужа, а уведомление от банка.
«Действие вашей карты приостановлено в связи с подозрительной активностью. Для разблокировки обратитесь в отделение банка».
Сердце пропустило удар. Я стояла посреди зала прилета, люди толкали меня тележками, встречающие радостно махали руками своим близким. А я смотрела на экран и понимала, что Виктор не просто орал на кухне. Он действовал. У него были связи в службе безопасности банка — его бывший однокурсник работал там каким-то начальником.
Я осталась в чужом городе, зимой, с чемоданом старых вещей и заблокированным счетом. В кармане было пять тысяч рублей наличными.
— Ну что ж, — прошептала я, чувствуя, как паника ледяными когтями сжимает горло. — Война так война, Витя.
Я подняла воротник, подхватила чемодан и шагнула в автоматические двери аэропорта, навстречу ледяному балтийскому ветру. Моя новая жизнь начиналась не с шампанского, а с борьбы за выживание. Но возвращаться к сырой утке и кислой мине свекрови я не собиралась. Даже если придется грызть землю.
Ветер в Калининграде не такой, как в Москве. В столице ветер злой, он бьет наотмашь, пытаясь загнать тебя обратно в метро или в бетонную коробку офиса. Здесь, на парковке аэропорта Храброво, ветер был живым существом — огромным, соленым зверем, который обнюхивал меня с ног до головы, словно решая: сожрать сразу или дать шанс.
Я стояла у выхода из терминала, судорожно сжимая ручку чемодана. Пять тысяч рублей. Три купюры по тысяче и четыре по пятьсот. Это всё, что у меня было против целого мира и разъяренного мужа с влиятельными друзьями.
— Такси, женщина? До города недорого! — ко мне подкатил грузный мужчина в кожаной кепке. — Новый год же, никто не повезет, а я по-братски.
— Сколько? — голос дрогнул. Я отвыкла торговаться. Тридцать лет за меня всё решал Виктор. «Лена, не позорься, я заплачу», «Лена, это стоит копейки, не будь скрягой». Теперь я была скрягой поневоле.
— Пять тысяч, — он улыбнулся щербатым ртом. — Праздничный тариф.
У меня похолодело внутри. Отдать всё за дорогу в один конец? А что потом? Ночевать на скамейке под снегом?
— У меня только две, — соврала я, глядя ему прямо в глаза. Страх вдруг сменился холодной злостью. Я только что украла три миллиона (пусть и виртуальных) и бросила мужа-тирана. Неужели я не справлюсь с таксистом? — Две тысячи, или я иду на автобус.
Мужик крякнул, сплюнул под ноги, но махнул рукой:
— Садись. Черт с тобой. В честь праздника. Но только до центра.
Мы ехали по темной трассе, окруженной призрачными силуэтами деревьев. Водитель включил радио: «Дискотека 80-х». C.C. Catch пела о том, что она может потерять свое сердце сегодня ночью. Я свое сердце не потеряла. Я его выплюнула вместе с привычкой быть удобной.
Я ехала в прошлое. В район Амалиенау, где когда-то, в прошлой жизни, жила Марина. Адрес — улица Тельмана — всплыл в памяти сам собой, как только я увидела указатель «Калининград». Двадцать лет назад, когда Виктор заставил меня разорвать с ней связь, Марина написала мне последнее письмо. Бумажное. Я сожгла его по приказу мужа, но адрес запомнила. Жива ли она? Живет ли там до сих пор? Я не знала. У меня не было плана «Б».
Город встретил нас праздничной иллюминацией, которая казалась мне декорацией к чужому спектаклю. Люди спешили домой с пакетами, елками, смеялись. Я чувствовала себя инопланетянином. Мой телефон, который я снова включила, молчал. Это пугало больше, чем шквал звонков. Виктор затих. Значит, готовит удар.
— Приехали, — буркнул водитель, тормозя у старого немецкого особняка с черепичной крышей.
Я отдала две тысячи. В кармане осталось три. Я вышла из машины, и такси тут же рвануло с места, оставив меня в тишине старинной улицы.
Дом выглядел так, словно сошел со страниц сказок Гофмана. Темный кирпич, увитый плющом, остроконечная башенка. В окнах второго этажа горел теплый, желтый свет. Я подошла к подъезду. Домофона не было, только тяжелая дубовая дверь. Она оказалась незапертой.
Подъезд пах старым деревом, кошачьим кормом и дорогими духами. Я поднялась на второй этаж. Дверь, обитая дерматином, выглядела так же, как и двадцать лет назад. Даже медная табличка с номером квартиры потемнела, но осталась на месте.
Я занесла руку, чтобы постучать, и замерла. Что я скажу? «Привет, я предала нашу дружбу ради мудака, который вытер об меня ноги, а теперь мне некуда идти»?
Дверь распахнулась раньше, чем я коснулась её костяшками. На пороге стояла женщина в шелковом кимоно, с бокалом вина в одной руке и сигаретой в мундштуке в другой. Её рыжие волосы были коротко стрижены, а на лице, несмотря на возраст, было столько жизни, сколько я не видела у всех гостей Виктора вместе взятых.
Марина.
Она смотрела на меня секунду, две, три. Её глаза расширились, но она не выронила бокал.
— Ну ни хрена себе, — выдохнула она хриплым голосом. — Снегурочка. Ты постарела, Ленка.
— Спасибо, — я попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и вместо улыбки вышла жалкая гримаса. — Ты тоже не девочка.
— Зато я в своем уме, а ты, судя по чемодану и глазам побитой собаки, наконец-то прозрела. — Она отступила в сторону, освобождая проход. — Заходи. Утка в духовке сгорит, если я буду тут с тобой лясы точить на сквозняке.
Я переступила порог и попала в другой мир. Квартира Марины была хаосом, возведенным в ранг искусства. Картины на полу, стопки книг до потолка, винтажная мебель, какие-то статуэтки, ткани. Это было так непохоже на стерильную, вылизанную до блеска квартиру Виктора, где каждая пылинка была поводом для скандала.
— Садись, — Марина кивнула на глубокое кресло у камина (настоящего камина!). — Вино будешь? Или сразу водки?
— Водки, — сказала я, опускаясь в кресло. Ноги гудели.
Она налила мне стопку ледяной водки и сунула в руку соленый огурец.
— Давай. За встречу. И рассказывай. Только без соплей, у меня аллергия.
Я выпила залпом. Обожгло горло, но тепло тут же разлилось по телу, ослабляя тугой узел в животе. И я рассказала. Всё. Про утку, про салфетки с золотым тиснением, про тридцать лет рабства, про три миллиона и заблокированную карту.
Марина слушала молча, только дым от её сигареты поднимался к потолку причудливыми кольцами. Когда я закончила, она затушила окурок в переполненной пепельнице.
— Ну, что я могу сказать, — протянула она. — Ты дура, Лена. Но смелая дура. А это уже кое-что.
— Что мне делать, Марин? — я посмотрела на неё с надеждой. — Карта заблокирована. Денег нет. Виктор меня найдет.
— Найдет, конечно, — спокойно согласилась она. — Если он такой мудак, как ты описываешь, да еще и с уязвленным самолюбием, он землю рыть будет. Но ты не учла одного.
— Чего?
— Что теперь ты не одна. — Она подмигнула. — И что Калининград — это большая деревня, где у меня есть знакомые не хуже, чем у твоего Витеньки. Но с картой проблема серьезная. Блокировка по 115-ФЗ, скорее всего. Отмывание доходов или подозрительная активность. Он мог заявить, что ты украла деньги у него со счета. Технически, так и есть.
— Это были общие деньги! — возмутилась я.
— Докажи, — парировала Марина. — Счет на него? На него. Ты перевела без его ведома? Без. Заявление в полицию — и ты уже не жена, а воровка. Но это мы разгребем. Завтра. А сейчас...
В этот момент мой телефон, лежавший на столике, ожил. Но не звонком. Пришло сообщение в мессенджере.
Я потянулась к нему, но рука задрожала.
— Читай, — приказала Марина.
Я открыла чат. Виктор.
Он прислал фото. На нем была не кухня и не утка. Это было фото моего паспорта, лежащего на столе следователя. И подпись:
«Думаешь, ты самая умная? Эти деньги предназначались не для ремонта машины, Лена. Это был задаток за партию оборудования для моих партнеров. Серьезных партнеров. Ты украла не у меня. Ты украла у людей, которые не пишут заявления в полицию. Они просто находят. У тебя есть 24 часа, чтобы вернуть всё назад. Иначе я не смогу гарантировать твою безопасность. И да, маму только что увезли на скорой с инфарктом. Живи с этим».
Я выронила телефон. Он с грохотом упал на паркет.
— Что там? — Марина ловко подхватила гаджет и пробежала глазами по тексту.
Лицо её изменилось. Ироничная усмешка исчезла, сменившись сосредоточенностью хищника.
— Вот же гнида, — прошептала она. — Про маму он врет, это классика манипуляции. А вот про партнеров... Лена, ты говорила, он стартапер?
— Да... он все время что-то мутил, какие-то схемы, поставки...
— Три миллиона рублей — не те деньги, ради которых «серьезные люди» будут убивать, — задумчиво сказала Марина. — Но напугать могут. Или Витя просто блефует, чтобы ты приползла на коленях.
— Мне страшно, — призналась я.
— И правильно, — кивнула Марина. — Страх помогает быстро бегать. Но мы бегать не будем. Слушай меня внимательно.
Она встала, подошла к окну и задернула плотные бархатные шторы.
— Твой Витя допустил ошибку. Он думает, что ты одна, беззащитная курица с сырой уткой в руках. Он не знает, что ты в Кениге. И он не знает, что я двадцать лет работаю адвокатом по бракоразводным процессам и уголовным делам.
Я уставилась на неё.
— Ты... адвокат?
— А ты думала, я тут картины малюю? — хмыкнула Марина. — Я лучшая стерва в этом городе, Лена. И мы устроим твоему мужу такой Новый год, что он салютов не захочет. Но сначала нам нужно спрятать тебя понадежнее. Этот адрес он может вычислить, если вспомнит старые записные книжки.
Внезапно в дверь позвонили. Громко, требовательно. Длинный, противный звонок.
Мы с Мариной переглянулись.
— Ты кому-то говорила, куда едешь? — шепотом спросила она.
— Нет! Никому! Даже таксисту!
Марина на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок. Потом медленно отступила назад, её лицо побледнело.
— Кто там? — одними губами спросила я.
— Менты, — прошептала она. — Двое. И с ними какой-то штатский. Лена, быстро в ванную. Запрись и сиди тихо.
— Зачем?
— Затем, что твой муж, похоже, не блефовал насчет заявления. И он каким-то образом узнал, что ты здесь. Быстро!
Я метнулась в ванную, закрыла защелку и сползла по стене на холодный кафель. Сердце колотилось где-то в горле. Слышно было, как Марина открывает дверь.
— Добрый вечер, граждане начальники. С чем пожаловали в канун праздника? — её голос звучал нагло и уверенно.
— Майор Волков, уголовный розыск, — раздался тяжелый мужской баритон. — У нас ориентировка. Гражданка Елена Смирнова. Поступил сигнал, что её телефон запеленгован в этом районе. Знаете такую?
В ванной было темно. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Тридцать лет я боялась, что у меня подгорит пирог. Теперь я боялась, что сяду в тюрьму.
— Смирнова? — переспросила Марина, и я услышала звяканье зажигалки. — Не припоминаю. А что она натворила? Убила кого-то?
— Хуже, — ответил голос, от которого у меня кровь застыла в жилах. — Она украла общак.
Я замерла. Это был не голос полицейского. Это был третий. Тот, что в штатском. И этот голос я знала.
Это был голос лучшего друга Виктора, Олега. Того самого, что работал в службе безопасности банка.
Они нашли меня. Спустя четыре часа.
— Обыск будем проводить? — спросил Олег.
— У вас ордер есть? — рявкнула Марина. — Или мне позвонить прокурору области, с которым я вчера пила кофе?
Повисла тишина. Напряженная, звенящая тишина, в которой решалась моя судьба.
— Мы просто посмотрим, — мягче сказал майор. — Чисто визуально.
— Смотрите, — Марина отошла в сторону. — Только обувь снимите. У меня персидский ковер.
Тяжелые шаги зазвучали в коридоре. Ближе. Еще ближе. Ручка двери ванной дернулась.
Ручка двери ванной дернулась еще раз, настойчивее. Металлический щелчок эхом разлетелся по крошечному, выложенному черно-белой плиткой помещению. Я зажмурилась, вжимаясь спиной в холодный фаянс раковины. В голове билась только одна мысль, глупая и неуместная: «Я даже зубы не почистила перед арестом».
— Заперто, — констатировал голос майора Волкова. Глухой, безжизненный, как удар молотка по дереву.
— Там моя кошка, — невозмутимо отозвалась Марина из коридора. — У нее стресс от ваших топотов, она любит уединение. Или вы собираетесь взламывать дверь ради досмотра животного?
— Кошка умеет закрывать защелку изнутри? — в голосе Олега сквозила ледяная ирония. Он знал. Он точно знал, что я там. Я чувствовала его присутствие за дверью, как чувствуют приближение грозы — по наэлектризованному воздуху.
— Это старый немецкий замок, он заедает от сквозняка, — парировала Марина. — Хотите ломать — ломайте. Но потом будете объяснять моему другу из прокуратуры, почему порча имущества вдовы ветерана сцены входит в ваши оперативные мероприятия.
Повисла пауза. Я слышала, как кто-то тяжело дышит за дверью.
— Оставим, — вдруг сказал Олег. — Мы не будем ломать дверь, Марина Сергеевна. Мы подождем.
— Ждать будете на улице, — отрезала подруга. — У меня частная собственность. Ордера нет — до свидания. С Новым годом.
— Мы будем ждать в машине у подъезда, — голос Олега стал тише, почти интимным. — Передайте вашей «кошке», Лена, что Виктор очень расстроен. И что те люди, чьи деньги она взяла, не любят ждать. У них нет чувства юмора, Марина Сергеевна. И нет друзей в прокуратуре, потому что они прокуратуру покупают оптом.
Шаги удалились. Хлопнула входная дверь.
Я выдохнула, только когда услышала, как Марина поворачивает замок на два оборота и накидывает цепочку.
— Выходи, партизанка, — крикнула она.
Я открыла дверь. Ноги не держали, меня трясло крупной дробью. Марина стояла посреди коридора, бледная, но с горящими глазами. Она уже наливала нам по второй.
— Олег здесь... — прошептала я. — Как он узнал?
— Геолокация, биллинг телефона, такси... В наше время спрятаться сложнее, чем найти девственницу в борделе, — она протянула мне стопку. — Пей. Сейчас будем думать.
— Они внизу. Я в ловушке.
— Ты не в ловушке, ты в гостях. А это разные вещи, — Марина прошла в комнату и плюхнулась на диван. — Значит так. Ситуация дерьмовая, но не безнадежная. То, что Олег притащился лично, да еще и с ментом, говорит о двух вещах. Первое: дело не официальное. Если бы было официальное, приехал бы наряд ППС и забрал тебя. А майор Волков — это «карманный» мент, работает на подхвате у таких вот решал. Второе: деньги реально «грязные».
Я села напротив, обхватив плечи руками.
— Что значит «грязные»?
— Это значит, что Виктор не просто копил на старость. Три миллиона — это мелочь для серьезного бизнеса, но это может быть «транш». Часть схемы. Обнал, взятка, наркотики — что угодно. Если ты их сняла, ты нарушила цепочку. Ты сейчас как кость в горле у кого-то очень злого. И этот кто-то — не твой муж. Твой муж — просто шестерка, которая облажалась.
Мне стало дурно. Вся моя жизнь с Виктором казалась серой, скучной, предсказуемой. Он был занудой, тираном, скрягой. Но бандитом?
— Он инженер... — слабо возразила я.
— Инженеры нынче разные бывают, — усмехнулась Марина. — Ладно. Сидеть здесь нельзя. Они будут пасти подъезд. Но у этого дома есть один секрет.
Она встала и подошла к огромному книжному шкафу, занимавшему всю стену.
— Немцы строили на совесть и с фантазией. Амалиенау — район богачей. А богачи всегда любили тайные ходы на случай, если придут красные, белые или кредиторы.
Она начала вынимать книги с нижней полки. За ними оказалась деревянная панель. Марина нажала на неприметный сучок в углу, и панель со скрипом отъехала в сторону, открывая темный проем.
— Черный ход для прислуги, — пояснила она. — Ведет в подвал, а оттуда есть выход во внутренний двор соседнего дома. Там сейчас стройка, забор повален. Выберемся через него на улицу Кутузова.
— А дальше?
— А дальше поедем к моему знакомому. Он... скажем так, специалист по сложным цифровым ситуациям. Нам нужно понять, что именно ты украла, Лена. Деньги деньгами, но Олег так просто не сорвался бы из Москвы в новогоднюю ночь. Тут что-то еще.
Мы собирались быстро. Марина заставила меня переодеться в её вещи: широкие брюки-карго, объемный свитер и шапку, надвинутую на самые глаза. Свой пуховик и чемодан пришлось оставить.
— Телефон оставь здесь, включенным, — скомандовала она. — Пусть думают, что ты сидишь и трясешься под одеялом.
Мы спустились в холодную тьму подземелья. Пахло сыростью и плесенью. Марина уверенно шла вперед, светя фонариком телефона, я семенила следом, стараясь не думать о крысах и пауках.
Выбрались мы действительно на стройке. Вокруг были горы кирпича, арматура и снег, перемешанный с грязью. Ветер завывал в пустых оконных проемах недостроенной многоэтажки. Мы перелезли через дыру в заборе и оказались на тихой, темной улочке.
Марина вызвала такси «с бордюра», поймав какую-то старую иномарку.
— На Гагарина, к промзоне, — бросила она водителю.
Ехали молча. Я смотрела в окно на ночной город. Где-то там люди открывали шампанское, ели оливье и желали друг другу счастья. А я ехала в промзону с женщиной, которую не видела двадцать лет, спасаясь от собственного мужа и его бандитских друзей.
Машина остановилась у железных ворот с вывеской «Ремонт компьютерной техники». Внутри горел свет. Марина забарабанила в дверь условным стуком: три коротких, два длинных.
Дверь открыл парень лет двадцати пяти, тощий, в очках с толстой оправой и в футболке с надписью «I see dead pixels».
— Тетя Марина? — удивился он. — Вы же говорили, что празднуете с котом и вискариком.
— Планы изменились, Гоша. У нас ЧП. Впускай.
Внутри было тепло и пахло канифолью. Всюду валялись материнские платы, провода, мониторы. Гоша расчистил место на диване, сдвинув стопку системных блоков.
— Это Лена, — представила меня Марина. — Лена украла у мужа деньги через приложение. А теперь за ней гонится служба безопасности банка и, возможно, братва.
Гоша присвистнул.
— Респект. А я думал, вы бухгалтер.
— Гоша, нам нужно посмотреть выписку по счету. Но так, чтобы никто не узнал, что мы смотрели. И понять, откуда пришли деньги.
— Без телефона и симки? — он поправил очки. — Сложно. Но если у вас есть логин и пароль...
— Есть, — сказала я. — И я помню их наизусть.
Гоша сел за огромный монитор, пальцы забегали по клавиатуре.
— Сейчас зайдем через «песочницу», через левые IP... Ага... Так... Вводите данные.
Я ввела цифры. На экране появился знакомый интерфейс банка.
— Ну, три ляма ушли, это мы видим, — пробормотал Гоша. — А вот откуда пришли... Ого.
— Что там? — мы с Мариной склонились над его плечом.
— Деньги зашли тремя траншами по миллиону. Отправитель: ООО «Вектор-М». Назначение платежа: «Оплата консультационных услуг по договору №...».
— Ну и что? — не поняла я. — Фирма какая-то.
— «Вектор-М» — это помойка, фирма-однодневка, — быстро пояснила Марина. — Через такие гоняют деньги. Но это еще не криминал.
— Погодите, — перебил Гоша. — Тут в примечании к одному из платежей есть вложение. Файл. Банк иногда позволяет прикреплять документы к переводам для юрлиц, но тут... это частный перевод, но через бизнес-аккаунт. Странно.
Он кликнул на иконку скрепки. Скачался файл. PDF-документ.
Гоша открыл его.
На экране появилась схема. Чертеж. Какого-то здания. И список фамилий с цифрами напротив каждой.
Я пробежала глазами по списку.
— Иванов И.И. — 500. Петров С.С. — 1000... Это что, долги?
Марина молча смотрела на экран. Её лицо стало серым.
— Лена, — тихо сказала она. — Ты знаешь, что это за здание на схеме?
— Нет. Какой-то торговый центр?
— Это план «Плазы». ТЦ в центре города. А красные точки... это выходы. И они помечены крестиками. А вот этот список... Это не долги. Это, похоже, смета. На взрывчатку. Или на подкуп охраны.
В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как гудит кулер в системном блоке.
— Твой муж не просто вор, Лена, — голос Марины дрогнул. — Он, кажется, финансирует теракт. Или участвует в его подготовке.
Я почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— Нет... Это бред. Виктор трус. Он мухи не обидит... Он только орать умеет...
— Деньги пришли вчера, — перебил Гоша. — А сегодня ты их увела. Ты, по сути, заморозила операцию. Заказчики не получили оплату. Или исполнители. Вот почему они так всполошились.
В этот момент на мониторе Гоши всплыло окно тревоги. Красное, мигающее.
— Черт! — вскрикнул хакер. — Нас засекли! Они мониторят вход в аккаунт в реальном времени!
— Отрубай! — крикнула Марина.
Гоша выдернул шнур из розетки. Экраны погасли.
— Уходим, — Марина схватила меня за руку. — Быстро!
Но было поздно. С улицы раздался визг тормозов. Яркий свет фар ударил в окна мастерской, прорезая жалюзи.
— Открывайте! Полиция! — разнесся усиленный мегафоном голос.
— Это не полиция, — прошептала Марина. — Полиция не ездит на черных «Гелендвагенах». Я видела их в окно.
Мы оказались в западне. Железная дверь мастерской была прочной, но против лома нет приема. В дверь уже начали колотить чем-то тяжелым.
— Есть черный ход? — крикнула Марина Гоше.
— Только вентиляция, но туда только кот пролезет! — Гоша был в панике, он метался по комнате, хватаясь за голову.
Я посмотрела на погасший монитор. Я думала, что убегаю от бытового рабства. От скучной жизни домохозяйки. А убежала прямиком в центр ада.
— Лена, слушай меня, — Марина схватила меня за плечи и сильно встряхнула. — У Гоши есть сейф. Маленький, в полу. Спрячь флешку.
— Какую флешку?
— Гоша, скинь файл на флешку! Быстро! Пока они ломают дверь!
Гоша дрожащими руками вставил флешку в ноутбук, работающий от батареи.
— Готово!
Марина сунула мне крошечный кусок пластика в руку.
— Ты должна это сохранить. Это твоя страховка. И твой смертный приговор, если найдут.
Дверь сорвало с петель с оглушительным грохотом. В проеме стояли трое в масках и камуфляже без опознавательных знаков. За ними, в длинном пальто, стоял Олег.
Он шагнул внутрь, перешагнув через искореженный металл. На его лице играла вежливая, почти дружеская улыбка.
— Ну здравствуй, Лена. С Новым годом. Ты была очень непослушной девочкой. Верни деньги, и мы забудем это недоразумение.
Я сжала флешку в кулаке так, что пластик врезался в кожу.
— Денег нет, — сказала я, глядя ему в глаза. Страха больше не было. Была только холодная, звенящая ясность. — Я перевела их в фонд защиты диких уток.
Олег перестал улыбаться.
— Взять их, — бросил он бойцам. — И обыскать здесь всё. До винтика.
Нас разделили грубо, без лишних церемоний. Олега интересовала только я — или, точнее, то, что я знала. Марину же, как «лишнего свидетеля», швырнули в полицейский «уазик» к майору Волкову. Последнее, что я видела — это как её рыжая голова исчезает в салоне машины, а она успевает крикнуть мне: «Ничего не подписывай! И помни про 51-ю статью!».
Меня посадили в черный внедорожник. Слева сел молчаливый амбал в маске, справа — Олег. Виктор сел вперед, на пассажирское сиденье. Он ни разу не обернулся. Я видела только его затылок и красные уши — верный признак того, что он в бешенстве и одновременно напуган.
Пока мы ехали, я судорожно соображала. Флешка. Маленький кусочек черного пластика, который Марина сунула мне в ладонь. Сейчас она жгла мне руку. Если они обыщут меня прямо здесь — конец. Я осторожно, стараясь не привлекать внимания, скользнула рукой под объемный свитер Марины. Бюстгальтер. Старый, проверенный женский тайник. Холодный металл скользнул за косточку белья. Не идеально, но при поверхностном осмотре могут не заметить.
Мы приехали в какой-то складской комплекс на окраине. Бетонный забор, колючая проволока, лай собак. Меня вывели из машины и втолкнули в железную дверь ангара. Внутри пахло сырым бетоном, соляркой и дешевым кофе.
Меня привели в небольшую каптёрку со стеклянными стенами, находящуюся на втором уровне ангара, откуда просматривался весь пустой склад. Усадили на стул. Руки не связывали — видимо, считали, что пятидесятилетняя женщина в чужих штанах не представляет угрозы для трех вооруженных мужчин.
Олег сел напротив, положив на стол пистолет. Виктор встал у двери, скрестив руки на груди. Он старательно избегал смотреть мне в глаза.
— Итак, Лена, — голос Олега был мягким, вкрадчивым, как у доктора в хосписе. — Давай без драм. Ты вернешь деньги. Прямо сейчас. И расскажешь, кому ты успела переслать тот файл, который открывал ваш лохматый друг.
— Я никому ничего не пересылала, — голос дрожал, но я старалась держать спину прямо. — Я даже не поняла, что там было. Какие-то схемы...
— Не ври мне! — Виктор вдруг сорвался с места и подскочил ко мне. — Ты всегда строила из себя дурочку, а сама шарила по моим карманам! Ты разрушила мою жизнь! Ты хоть понимаешь, кто эти люди? Они нас на ремни порежут!
Я посмотрела на мужа. Тридцать лет я боялась его крика. Тридцать лет я сжималась в комок, когда он повышал голос. А сейчас я смотрела на него и видела не грозного главу семьи, а истеричного, потного мужчину в расстегнутой куртке, у которого трясется нижняя губа.
— Витя, — тихо сказала я. — У тебя ширинка расстегнута.
Он машинально глянул вниз, покраснел и отвернулся, застегивая молнию. Олег коротко хохотнул.
— У твоей жены стальные яйца, Витёк. Жаль, что у тебя их нет.
Олег наклонился ко мне:
— Лена, время идет. До Нового года осталось три часа. Если деньги не вернутся на счет, а файл всплывет где-то в сети... пострадаешь не ты. Пострадает твой сын.
У меня похолодело внутри.
— Сын в армии. Вы его не достанете.
— У армии тоже есть командиры, которым нужны деньги, — улыбнулся Олег. — Давай телефон. Разблокируй.
Я поняла, что тянуть больше нельзя. Они переведут деньги, а потом... Свидетелей они оставлять не станут. Особенно если узнают, что я видела схему «Плазы» с пометками для закладки взрывчатки.
— Мне нужно в туалет, — сказала я. — Меня сейчас стошнит. От страха.
Олег брезгливо поморщился.
— Витя, проводи её. Вон та дверь в углу. И смотри, чтобы она не смыла телефон в унитаз, хотя его у неё нет. Проверь карманы сначала.
Виктор грубо ощупал мои карманы брюк-карго. Пусто. Флешку он не нашел — туда он лезть постеснялся при Олеге.
— Иди, — он толкнул меня к обшарпанной двери.
Туалет был крошечным: унитаз без крышки и раковина с ржавыми подтеками. Окно под потолком было заварено решеткой. Выхода нет.
Я включила воду, чтобы создать шум. Посмотрела на себя в зеркало. Чужая одежда, растрепанные волосы, безумный взгляд. «Думай, Лена, думай. Ты тридцать лет выводила пятна, которые невозможно вывести, и готовила обед из ничего. Придумай что-нибудь».
Взгляд упал на полку с бытовой химией. «Крот», хлорка, какое-то моющее средство. И старая тряпка.
Я вспомнила уроки химии, которые когда-то помогала делать сыну. Хлор плюс что-то еще... Нет, я не сделаю бомбу. Но я могу сделать дымовуху. Или химический ожог глаз.
Нет, это слишком сложно. Я посмотрела на дверь. Она открывалась внутрь. Замок был хлипкий, шпингалет.
Я достала флешку из белья. Куда её деть? Если они меня обыщут серьезнее, они найдут.
Я огляделась. Вентиляционная решетка внизу стены, почти у пола, держалась на одном винте. Я подцепила её ногтем, отогнула. Там была пыльная темнота. Я засунула флешку глубоко внутрь и прижала решетку обратно.
Теперь я «чиста». Но этого мало. Мне нужно отвлечь их внимание.
На бачке унитаза лежала пачка дешевых бумажных салфеток и зажигалка — видимо, кто-то тут курил тайком.
План родился мгновенно. Безумный, отчаянный план.
Я намочила охапку бумажных полотенец, скомкала их и запихала в слив раковины, плотно утрамбовав. Затем открыла кран на полную мощь. Вода начала стремительно набираться.
Я подожгла оставшиеся сухие салфетки в мусорном ведре, предварительно налив туда немного спиртосодержащего чистящего средства для стекол. Пламя вспыхнуло весело и ярко. Я поставила ведро прямо под датчик пожарной сигнализации, который сиротливо висел на потолке.
— Лена! Ты там уснула?! — заорал Виктор из-за двери.
— Сейчас! У меня живот крутит!
Вода перелилась через край раковины и хлынула на пол. Огонь в ведре разгорался, черный пластик начал плавиться, повалил едкий, черный дым.
Я вдохнула поглубже, задержала дыхание и с силой ударила ногой по трубе под раковиной. Старый металл поддался, и струя кипятка ударила в стену.
— Пожар! — заорала я, что есть мочи. — Витя, пожар!
Я отперла шпингалет и с силой толкнула дверь наружу, прямо на стоящего там мужа.
В этот момент взвыла сирена пожарной тревоги. Громкая, пронзительная, бьющая по ушам. Сработала система пожаротушения в ангаре — с потолка хлынули потоки воды.
Виктор, сбитый дверью и ослепленный дымом, повалился назад. Олег вскочил, выхватывая пистолет, но с потолка на него обрушился водопад.
Я выскочила из туалета. Пол был скользким. Дым быстро заполнял маленькую каптёрку.
— Стоять, сука! — заорал Олег, но я уже метнулась не к выходу, где стоял амбал, а в другую сторону — к стеклянной стене, выходящей в ангар.
Там стоял стул. Я схватила его и с размаху швырнула в стекло. Оно не разбилось, только пошло трещинами. Триплекс. Черт!
Амбал двинулся на меня. Олег целился.
— Не стрелять! Газ взорвется! — заорала я первое, что пришло в голову.
Это сработало. Олег замешкался на долю секунды. Этого хватило. Я схватила огнетушитель, висевший на стене, и выпустила струю пены прямо в лицо амбалу. Он взвыл, хватаясь за глаза.
В суматохе, под воем сирены и потоками воды, я проскользнула мимо ослепленного охранника и выбежала на металлическую лестницу, ведущую вниз, в огромный зал склада.
Я бежала так, как не бегала никогда в жизни. Сзади слышался мат и топот тяжелых ботинок.
Внизу были стеллажи. Лабиринт из коробок. Я нырнула в первый же проход.
Тем временем, на другом конце города, в машине ДПС.
Марина сидела на заднем сиденье, зажатая между дверью и плотным майором Волковым.
— Гражданочка, сидим тихо, оформляемся за соучастие, — бубнил Волков, заполняя протокол на планшете.
— Послушайте, майор, — голос Марины был ледяным. — Вы понимаете, что вы сейчас делаете? Вы везете адвоката, члена палаты, без оснований, без ордера. Это похищение.
— У нас спецмероприятие.
— Спецмероприятие по крышеванию террористов? — Марина пошла ва-банк.
Волков замер. Рука с стилусом зависла над экраном.
— Ты чего несешь, рыжая?
— Того, майор. Тот файл, который видела Лена. Схема торгового центра «Plaza». Вы в курсе, что ваши дружки планируют там фейерверк сегодня ночью? И что когда там погибнут люди — а там будут дети, майор, сегодня там детская елка, — то вы пойдете не как свидетель, а как соучастник. Пожизненное. В "Черном дельфине". Будете там шить рукавицы до смерти.
Волков побледнел. Он медленно повернул голову к ней. В его глазах появился страх. Не перед начальством, а настоящий, животный страх.
— Ты врешь. Это просто разборки коммерсов.
— Правда? А почему тогда Олег так занервничал из-за файла? Зачем ему схема вентиляции ТЦ? Позвоните в дежурную часть. Спросите, есть ли усиление по «Плазе». Если нет — значит, вас используют втемную, как презерватив. А потом выбросят. Или уберут, как свидетеля.
Волков молчал. Он смотрел на Марину, и в его мозгу крутились шестеренки.
— Телефон дай, — вдруг рявкнул он.
— Свой? — невинно спросила Марина.
— Свой я не дам, все пишется. Твой давай. Звони. Кому ты там хотела? Прокурору?
Марина улыбнулась уголками губ.
— Умный мальчик.
Она набрала номер. Не прокурора. Она набрала номер дежурного ФСБ.
— Дежурный? Говорит адвокат Марина Корф. У меня информация о готовящемся теракте в ТЦ «Плаза». Код «Красный». Схема у меня. Со мной сотрудник полиции Волков, он оказывает содействие...
Она посмотрела на майора. Тот сглотнул и кивнул.
— ...мы везем доказательства. И мне нужна группа захвата по адресу... — она на секунду прикрыла трубку рукой и спросила Волкова: — Куда они повезли Лену? Ты знаешь точку.
Волков колебался секунду.
— Складская, 4. База «Орион».
— ...Складская, 4, база «Орион», — повторила Марина в трубку. — И поторопитесь. Там заложник.
Я сидела, скорчившись за паллетой с китайскими игрушками. Сирена стихла, но вода продолжала капать с потолка. На складе воцарилась зловещая тишина.
— Лена-а-а... — голос Виктора эхом разнесся по ангару. — Выходи, Леночка. Мы не тронем. Просто отдай деньги. Я куплю тебе шубу. Две шубы! Мы поедем на Мальдивы!
Я сжала в руке кусок арматуры, который нашла на полу.
— Лена, не дури! — это уже Олег. — Я закрою выходы. Мы пустим газ. Ты сдохнешь здесь, как крыса!
Я посмотрела на часы на стене склада. До полуночи оставалось два часа.
Вдруг мой взгляд упал на погрузчик, стоявший неподалеку. В замке зажигания торчали ключи. Видимо, грузчики так спешили праздновать, что бросили всё как есть.
Я никогда не водила погрузчик. Но я тридцать лет водила за нос мужа, уверяя его, что он главный в семье. Думаю, с педалями я разберусь.
Я тихо поползла к желтой машине. Это был мой единственный шанс. Не спрятаться. А напасть.
Желтый вилочный погрузчик был похож на огромного неуклюжего жука. Я прокралась в кабину, стараясь даже не дышать. Колени дрожали так, что стукались о рулевую колонку. Повернула ключ.
Машина чихнула, заурчала и ожила. Грохот дизельного двигателя разорвал тишину ангара, словно выстрел.
— Она там! — заорал Олег. — У третьего ряда!
Я не стала ждать. В голове всплыло воспоминание: лето, дача, сосед дядя Миша учит меня водить свой трактор «Беларусь». «Газ справа, тормоз слева, рычаги — это продолжение твоих рук, Ленок».
Я вдавила педаль газа. Погрузчик рванул с места с неожиданной прытью. Я дернула рычаг подъема вил. Два стальных клыка взмыли вверх.
Передо мной возник амбал, тот самый, которому досталось пеной в лицо. Он тер красные глаза и размахивал пистолетом.
— Стой, дура!
Я не остановилась. Я направила вилы прямо на стеллаж с коробками, за которым он прятался. Удар! Металлические полки со скрежетом сложились, и на охранника обрушилась лавина картонных ящиков с надписями «Стекло». Звон разбитой посуды слился с его воплем.
— Витя, стреляй по колесам! — кричал Олег, пытаясь прицелиться из-за колонны.
Я крутанула руль. Погрузчик пошел юзом на мокром бетоне, развернувшись на 180 градусов. Я увидела ворота ангара. Массивные, закрытые на засов.
— Прости, Витя, — прошептала я. — Но шубу ты будешь носить в Сибири.
Я разогнала машину и направила её прямо на ворота. Удар был страшной силы. Меня швырнуло на руль, в глазах потемнело. Но петли не выдержали. Одна створка ворот с грохотом вывалилась наружу, открывая вид на заснеженный двор.
Я выкатилась на улицу. Свежий морозный воздух ударил в легкие.
И тут же я увидела их. Десятки огней. Синие, красные, белые. Визг тормозов, топот, крики в мегафон.
— Всем лежать! Работает спецназ ФСБ! Оружие на землю!
Люди в черном камуфляже сыпались из микроавтобусов, как горох. Лазерные прицелы заметались по двору.
Я заглушила погрузчик и подняла руки.
— Не стреляйте! — крикнула я. — Я заложник! Я жена! То есть, уже почти бывшая!
Ко мне подбежали двое, стащили с погрузчика, уложили лицом в снег. Жестко, но профессионально.
— Чисто! — крикнул один.
Через минуту меня подняли. Передо мной стояла Марина. Рядом с ней — полковник с суровым лицом и майор Волков, который выглядел так, будто его сейчас стошнит.
— Живая! — Марина бросилась ко мне, чуть не сбив с ног. — Господи, Лена, ты угнала погрузчик? Ты вообще кто, Терминатор в климаксе?
Я расхохоталась. Это был истерический смех, перемешанный со слезами.
— Флешка... — я показала рукой на ангар. — Она там, в вентиляции туалета.
Полковник кивнул бойцам.
Из ангара выводили Виктора и Олега. Виктор рыдал. Он шел, согнувшись, сопли текли по его лицу, смешиваясь с грязью. Когда он увидел меня, он остановился.
— Лена... — прохныкал он. — Скажи им! Скажи им, что я просто хотел заработать! Мы хотели купить дом!
Я подошла к нему. Впервые за тридцать лет я смотрела на него сверху вниз, хотя он был выше меня на голову.
— Дом у тебя будет, Витя. Казенный. С решетками. А насчет утки... Я её так и не посолила. Извини.
Его увели.
— Что с «Плазой»? — спросила Марина у полковника.
— Наши люди уже там, — ответил он, прижимая палец к наушнику. — Саперы работают. Взрывчатку нашли в вентиляции, как и было в схеме. Таймер был на 00:00. Успели за полчаса.
У меня подкосились ноги. Я опустилась прямо в сугроб.
— Мы спасли их? — тихо спросила я. — Людей?
— Ты спасла, — Марина села рядом, не заботясь о своем дорогом пальто. — Если бы ты не украла эти чертовы деньги, они бы всё сделали тихо. А ты устроила такой хаос, что им пришлось импровизировать, и они облажались.
— Я просто хотела развестись...
— Ну, считай, что развод прошел с огоньком.
Эпилог
Прошло полгода.
Летнее солнце заливало веранду кафе на набережной Зеленоградска. Чайки кричали, выпрашивая хлеб у туристов.
Я сидела за столиком, дописывая последнюю главу своей книги. Название было рабочее: «Утка по-пекински и рецепт свободы». Издательство уже выплатило аванс.
— Лена, ты опять работаешь? — Марина подошла к столику с двумя бокалами апероля. Она выглядела великолепно: загорелая, в белом льняном костюме.
— Почти закончила. Осталось придумать, куда деть три миллиона. В книге, конечно.
— А в жизни? — улыбнулась она.
В жизни те самые три миллиона были признаны вещдоком, а потом, после суда над Виктором и его бандой, конфискованы в доход государства. Но мне было плевать. Я заработала свои. Честно.
Виктор получил пятнадцать лет. Олег — двадцать. Майор Волков пошел на сделку со следствием и отделался условным сроком и увольнением, теперь он работал охранником в «Пятерочке».
Я сделала глоток коктейля.
— Знаешь, Марин, — сказала я, глядя на море. — Я тридцать лет думала, что я никто без мужа. Что я не выживу. А оказалось, что всё это время я тащила на себе балласт.
— Зато теперь ты летишь, — подмигнула она. — Кстати, сегодня вечером у нас мастер-класс по танго. И там будет тот симпатичный архитектор, который всё спрашивал про «женщину на погрузчике».
Я улыбнулась. Телефон звякнул. Смс от сына: «Мам, привет. Горжусь тобой. Приеду в отпуск в августе. Привезу невесту. Она не умеет готовить, ты не против?»
Я быстро набрала ответ:
«Пусть не готовит. Закажем пиццу. Главное, чтобы она была счастлива».
Я закрыла ноутбук. Ветер с Балтики пах солью и свободой. И немного — жареной уткой из соседнего ресторана. Но этот запах больше не вызывал у меня тошноту. Теперь это был просто запах еды.
— Пойдем, — сказала я, вставая. — Архитектор не должен ждать.
Мы пошли по променаду, две взрослые, сильные женщины, смеясь и подставляя лица солнцу. Жизнь, настоящая жизнь, только начиналась. И холодильник в ней я буду заполнять сама. Тем, чем захочу.
