— Это всего на пару недель, — сказала свекровь, уже протягивая ключи племяннице своего второго мужа. — Девочке некуда идти, а у вас такая большая квартира.
Я стояла на пороге собственного дома и чувствовала, как внутри всё закипает. Это была уже седьмая «пара недель» за последние полгода. Седьмая. И каждый раз я молча кивала, улыбалась, пропускала внутрь очередного «родственника», который оказывался вовсе не родственником, а знакомым соседки тёти свекрови или дальним племянником её подруги.
Но в этот раз что-то щёлкнуло внутри меня.
— Нет, — сказала я тихо, но твёрдо, и преградила дверь рукой. — Больше нет.
Свекровь замерла, глаза округлились. Племянница смотрела на меня с недоумением. А я впервые за долгое время чувствовала, что дышу полной грудью.
Всё началось год назад. Мы с мужем Антоном только въехали в новую трёхкомнатную квартиру — наша мечта, за которую мы копили семь лет. Просторная, светлая, с большой кухней и детской для нашего сына. Мы были счастливы.
А через месяц позвонила свекровь.
— Дорогая, у брата Антона проблемы с жильём. Можно он пару недель у вас поживёт? Пока не найдёт что-то своё.
Я посмотрела на Антона. Он кивнул — мол, это же мой брат. Я согласилась. Конечно, согласилась. Это семья.
Две недели превратились в два месяца. Брат занял гостевую комнату, разбросал вещи по всей квартире, приводил друзей, возвращался в три ночи. Когда я попыталась намекнуть Антону, что пора бы брату искать своё жильё, он лишь пожал плечами:
— Ну не выгонять же его на улицу.
Потом была двоюродная сестра свекрови. Потом — её племянница. Потом — знакомая подруги свекрови, которую «бросил муж и ей нужна поддержка». Потом — сын соседки свекрови, который «приехал учиться в наш город».
Каждый раз я говорила себе: «Это же на пару недель. Это последний раз». Но каждый раз кто-то новый заселялся в наш дом. И каждый раз я чувствовала, как моё пространство, моя энергия, моя жизнь съёживаются, как шагреневая кожа.
Перелом случился в четверг. Я вернулась с работы уставшая, с одной мыслью — лечь на диван и просто побыть в тишине. Открыла дверь — а в гостиной сидят трое незнакомых людей. Пьют чай, смеются, играют в карты.
— А, Лена, привет! — махнула рукой очередная «временная жилица», племянница мужа кузины свекрови. — Это мои друзья, они тут ненадолго заскочили.
Я посмотрела на эту картину и вдруг поняла: мне некуда пойти в собственном доме. Мне буквально некуда. Спальня — там спит сын. Кухня — там кто-то готовит. Гостиная — там посторонние люди.
Я закрылась в ванной и тихо заплакала. От бессилия, от обиды, от того, что не могу даже сказать «уйдите из моего дома», потому что это будет «эгоистично», «бессердечно», «некрасиво по отношению к семье».
Вечером я попыталась поговорить с Антоном.
— Любимый, нам нужно что-то менять. Я не могу больше жить в режиме гостиницы.
Он вздохнул, даже не отрываясь от телефона.
— Лен, ну что ты преувеличиваешь. Это же семья. Неужели ты такая чёрствая?
Чёрствая. Вот это слово запало мне в душу. Я чёрствая, потому что хочу жить в своём доме спокойно?
На следующий день свекровь снова позвонила.
— Леночка, милая, у меня к тебе просьба. Племянница моего Серёжи (второго мужа) осталась без жилья. Буквально на две недели. Вы же не откажете?
И тут я почувствовала, как что-то во мне ломается.
— Галина Ивановна, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие, — у нас сейчас гостит ваша племянница Оксана. Гостевая комната занята.
— Ну так пусть на диване поспит пару дней! Что такого?
— Галина Ивановна, я не могу. Извините.
Молчание. Долгое, тяжёлое молчание.
— Я не ожидала от тебя такого, Лена. Я думала, ты понимаешь, что такое семья.
Она повесила трубку. А я сидела, сжимая телефон, и пыталась понять — почему я чувствую себя виноватой? За что? За то, что не хочу превращать свой дом в общежитие?
Вечером пришёл Антон. Лицо мрачное.
— Мама мне позвонила. Сказала, что ты отказалась помочь девочке. Это правда?
— Да.
— Лен, ну как ты могла?
— А как ты можешь? — внезапно вырвалось у меня. — Как ты можешь не видеть, что творится в нашем доме? Мы не можем нормально поговорить, потому что у нас постоянно кто-то есть. Я не могу отдохнуть, потому что мне нужно готовить, убирать, улыбаться. Я не могу даже остаться наедине с собственным ребёнком, потому что в доме постоянно посторонние люди!
Он смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Ты просто устала, — сказал он примирительно. — Тебе нужно отдохнуть.
— Мне нужно, чтобы ты услышал меня! — я почувствовала, как голос дрожит. — Мне нужно, чтобы ты понял: это мой дом тоже. И я имею право сказать, кто в нём живёт, а кто нет.
И вот сегодня. Воскресное утро. Я готовлю завтрак, слышу знакомый голос свекрови в коридоре. Выхожу — а она уже ведёт в квартиру новую девушку, показывает ей гостевую комнату.
— Вот здесь ты и поживёшь, — говорит свекровь. — Лена не против, правда, Леночка?
И что-то внутри меня взрывается.
— Стойте, — говорю я. — Галина Ивановна, кто это?
— Это Марина, племянница Серёжи. Я же тебе говорила.
— Вы мне говорили. Я сказала нет.
Свекровь смотрит на меня с лёгким удивлением, будто я сказала что-то несущественное.
— Ну ладно, не надо устраивать сцену. Девочке некуда идти.
— А мне некуда идти в собственном доме! — я чувствую, как голос становится громче. — Хватит! Я больше не могу! Это мой дом. Мой и Антона. И я не хочу, чтобы в нём жили посторонние люди. Извините, Марина, но вам придётся искать другое место.
Тишина. Все смотрят на меня. Свекровь побледнела.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?
— Я разговариваю с вами как хозяйка этого дома. И я говорю: больше никаких «временных жильцов».
Я подхожу к двери и блокирую её рукой. Марина растеряно смотрит на свекровь.
— Значит, так, — продолжаю я уже спокойнее. — Оксана, которая живёт у нас сейчас, съезжает до конца недели. Больше я никого не принимаю. Если вам нужно кому-то помочь, Галина Ивановна, у вас есть двухкомнатная квартира. Помогайте там.
Свекровь разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью. Марина следует за ней.
А я стою, опираясь на косяк, и чувствую, как дрожат руки. Но внутри — странное облегчение. Как будто сбросила со спины огромный камень.
Вечером Антон пришёл поздно. Сел напротив меня, долго молчал.
— Мама плакала. Сказала, что ты её оскорбила.
— Я защищала наш дом.
Он вздохнул.
— Я понимаю, что тебе было тяжело. Но это моя мама. Моя семья.
— И я твоя семья. И наш сын. Разве мы не имеем права жить спокойно?
Он смотрел в пол, потом поднял глаза.
— Я просто... не думал, что это настолько серьёзно для тебя.
— Потому что я молчала. Потому что боялась показаться плохой, эгоистичной. Но знаешь что? Я устала быть удобной для всех. Я хочу быть счастливой. В своём доме. С тобой и сыном. Без посторонних.
Он кивнул медленно.
— Хорошо. Я поговорю с мамой. Скажу, что больше не сможем никого принимать.
Я не знала, насколько искренне это обещание. Но я знала другое: я больше не отступлю. Я нашла в себе силы сказать «нет». И это было только начало.
На следующий день я поменяла замок на входной двери. Ключи были только у меня, Антона и няни. Свекрови я вежливо объяснила, что теперь нужно звонить в дверь, прежде чем прийти.
Первую неделю было тяжело. Звонки, обиженные сообщения, упрёки от родственников. Но я держалась.
А потом случилось удивительное. Однажды вечером сын подошёл ко мне и сказал:
— Мам, мне нравится, что теперь мы только втроём. Можно, я позову друга поиграть? Раньше ты всегда говорила, что некогда.
И я поняла: я не просто защитила свой дом. Я вернула своей семье право быть семьёй.
Через месяц Антон сам сказал:
— Знаешь, я даже не понимал, насколько нам нужно было наше пространство. Спасибо, что не побоялась сказать правду.
Я обняла его и улыбнулась. Впервые за долгое время — искренне и свободно.
Мой дом снова стал моим. И это было лучшее решение, которое я когда-либо принимала.