Вообще говоря, память и внимание человека (о животных ничего сказать не могу) довольно избирательные вещи. Это отлично видно в судебных заседаниях, особенно при интерпретации сказанного. Не важно кем сказанного — свидетелем или участником судебного процесса.
Тут, наверное, лучше объяснят психологи, однако мне представляется, что есть некоторые точки внимания, которые, в сущности-то, и попадают в обработку в дальнейшим. Причём при этой обработке делаются довольно странные выводы, никак не основанные на том, что именно было сказано или продемонстрировано. Происходит фактически соскальзывание с обсуждаемой темы на иную тему.
Приведу примеры
Свидетель в гражданском судебном процессе сказал, что Х. не бывала в таком-то помещении, во всяком случае свидетель, постоянно работая в этом помещении, Х. никогда не видела. До этого свидетель говорила когда́ она работала в указанном помещении, называя период работы.
Представители сторон переходят к обсуждению.
Представитель Х. подчёркивает, что свидетель прямо указывает, что Х. никогда не бывала в помещении.
Один из представителей утверждает, что свидетель лжёт, и разбирает взаимоотношения этого свидетеля с Х.
И только второй представитель обращает внимание, что период, о котором говорила свидетель, никакого отношения не имеет к рассматриваемому делу. Вне зависимости вообще от того — лжёт свидетель или говорит правду.
И при этом обсуждение того, лжёт свидетель или нет занимает не менее получаса времени. Лично мне это наблюдать было просто тошно.
Студент-юрист сразу же скажет, что просто показания свидетеля не являются относимыми, а потому заниматься оценкой их достоверности не имеет вообще никакого смысла в конкретном судебном процессе, потому именно, что они отношения к нему не имеют. А вот как только этот студент становится дипломированным практикующим юристом, как только он начинает отражать чьи-то интересы... всё... из головы весь академизм о четырёх критериях оценки доказательств и последовательности применения этих критериев выветривается сразу и прочно.
То же самое произошло, например, в деле «Долина-Лурье». По крайней мере в части оценки экспертиз. В качестве доказательства того, что Л.А. Долина находилась в заблуждении относительно... (вот тут важно!.. чего) было представлено экспертное заключение из уголовного дела, идущего производством.
Заметьте, что только судебная коллегия обратила внимание на то, что даже если исходить из этой экспертизы, к слову сказать, сделанной вне гражданского судебного процесса, а потому уже явно не соответствующей критерию допустимости доказательства (в качестве именно экспертного заключения), всё то, что написано в этом документе, свидетельствует, вероятно, о каком-то постороннем воздействии на Л.А. Долину или о её мыслительных и психологических особенностях, но никак не о заблуждении, которое «было настолько существенным, что эта сторона, разумно и объективно оценивая ситуацию, не совершила бы сделку, если бы знала о действительном положении дел».
Это если не считать именно мотива заключения сделки. Да, указанная экспертиза доказывает, что Л.А. Долина могла заблуждаться именно в мотиве своих действий, она же сама постоянно говорила, что считала себя участвующей в спецоперации. Но как раз дело в том, что в соответствии с ч. 3 ст. 178 ГК РФ:
3. Заблуждение относительно мотивов сделки не является достаточно существенным для признания сделки недействительной.
Любой студент спокойно укажет, что существенное заблуждение это элемент общего правила, а мотив сделки — особенного (специального), а потому... а потому представленное доказательство не является не только допустимым (в качестве экспертного заключения в гражданском судебном процессе), потому что если это экспертиза, то она проводятся в строго установленном ГПК РФ порядке и по строго указанным в ГПК же РФ поводам, но кроме того и не является относимым именно из-за правила ч. 3 ст. 178 ГК РФ. Ну, а если доказательство не является допустимым (как именно экспертное заключение) и не является относимым (как просто некоторое доказательство), то и обсуждать тут нечего. Во всяком случае бессмысленно его оценивать уже на достоверность и достаточность.
Тем не менее, всё это — скучно, да? и комментаторы начнут обсуждать именно мошеннические действия, доведшие то ли безумную певицу-звездицу, то ли любимую звездицу-певицу до ручки. Ну, а там и наша Госдума подтягивается, обращая внимание не на поведение аж семи судей, а на «мошеннические схемы». А то, что в этом приняли участие семь человек, назначенных президентом... ага. И это при том, что, строго говоря, никто не доказал, например, что Л.А. Долина не была в сговоре как раз с исполнителями похищения у неё денег, если вообще такое похищение было.
А вот вам совершенно известный случай, когда сказанное и даже показанное в памяти остаётся в некотором искажении. Причём искажении настолько существенном, что неловко оправдываться начинают даже те, кто в событии участвовал. Хотя оправдываться им, признаться, вообще не в чем.
Я говорю вот об этом эпизоде, который уже вошёл в Википедию:
Во-первых, обратим внимание, что оправдывалась Ирада Зейналова. Хотя продемонстрированный 12 июля 2014 года сюжет был снят не ею и не с её участием, а Ю. Чумаковой. При этом журналистки (ни Ю. Чумакова, ни И. Зейналова) ни словом ничего не говорили о том, чему соответствует сообщение о казни мальчика. Обратите внимание, что они сказали нечто иное. Они сказали,
что есть Галина Пышняк (да, действительно такая есть),
что она — уроженка Закарпатья — да, это действительно так,
что она — беженка из Славянска — да, и это действительно так
и
что она рассказала то-то и то-то...
И сообщённое журналистами — правда (кроме того, что Закарпатье не является Западной Украиной, кстати, закарпатцы на подобное очень обижаются), потому что именно это Г. Пышняк и рассказала. То есть решительно всё, сказанное именно журналистами, является именно правдой. И, между прочим, может свидетельствовать (а для меня и свидетельствовало!) о совершенно определённом отношении именно к атошникам.
Во-вторых, а что, собственно, надо было проверять журналистам? Это ли сказала Г. Пышник или нет?
А, может, просто стоило обратить внимание на то, что в Славянске вообще нет площади Ленина и ... вопреки расхожему мнению, что именно площади Ленина были во всех советских городах... никогда и не было? Центральная площадь Славянска — не площадь Ленина, как, скажем, в Новосибирске или в Симферополе, а площадь Октябрьской революции. Кстати, будете удивлены немало, но и в Москве нет площади Ленина. Если мне скажут, что журналисты просто-таки обязаны были давать оценку достоверности всему тому, что говорила Г. Пышник, я попрошу указать на каком, собственно, основании существует подобная обязанность. Только потому что слушатели настолько ленивы и глупы, что не в состоянии, например, попытаться найти на карте Славянска площадь Ленина? Но это — проблема воспринимающего, а журналисты-то как раз сообщили именно абсолютную правду: такая женщина есть, она сообщила то-то и то-то.
Но «ударил» именно «распятый мальчик» и сообщение о нём было перенесено с источника на журналистов. Строго говоря, журналисты-то фактически проделали вот что:
они сообщили, что есть женщина с определённым именем, что она родом из Закарпатья, что она является беженкой из Славянска, и эта женщина говорит, что...
А вот судить предоставили вам самим.
Так вот, судили Вы сами. А данные, показанные именно журналистами — строго достоверны. Между прочим, такое редко, как бы странно это ни звучало, случается в судебных процессах. Во всяком случае я не могу вспомнить ни одного такого переноса, сделанного даже очень необъективным судом. Зато в сети комментаторов на эту тему — «Раззудись, плечо! Размахнись, рука!».
Но вот как раз во всём, что касается журналистики... судьями-то предлагается побыть именно слушателям и зрителям. Даже и тогда, когда человек на экране прямо даёт аналитику и делает выводы.
А вот какие выводы могу сделать я, глядя, например, на статью в той же Википедии.
С очень высокой степенью вероятности в ней принимали участие именно те, кто жил на Украине.
Откуда я сделал такой вывод? А вот откуда.
Не кажется ли Вам, что даже та часть текста, которую я опубликовал, выглядит как-то... не совсем по-русски? Нет?
А обратите внимание вот на это.
Во втором абзаце сказано, что:
В репортаже содержались ложные свидетельства
Какие свидетельства? — Ложные. Верно?
А читаем затем третий абзац и видим:
«Распятый мальчик» стал символом абсурдности российской пропаганды, словосочетанием, обозначающим абсурдно неправдивую информацию
Какая информация? — Неправдивая. Оп-па! Вот тут-то и попались.
Дело в том, что по-украински вообще нельзя сказать ни «ложь», ни «ложная информация», можно сказать только «неправда» и «неправдивая информация», как нельзя перевести на украинский, иначе как описательно, следующие фразы:
Не всякий русский — россиянин,
не всякий россиянин — русский
Кантовский моральный императив существенно отличается от нравственного императива
Знаете, зачем в советских школах писали не только сочинения и диктанты, но и изложения? А вот как раз для того, чтобы человек научился правильно слышать, а не просто слушать, воспринимать, а не просто читать и давать точную оценку воспринятому.
Когда школьник не умел нормально структурировать прочитанное или услышанное, у него и получалось:
Повеса, который унаследовал всех своих родных от Зевса.
Поэтому, кстати, речь школьников того времени существенно по грамотности и структурированности отличается от всего того, что сейчас несётся по интернету.
Ну вот такая вот советская школа мерзкая... жуткая... однако рыба в Каме была!
Поверьте очень стоит во всякое время учиться и оттачивать умение не только слушать, но и слышать. Не только воспринимать, но и понимать. Не только фиксировать, но и помнить.
И всё-таки тридцать раз был прав В.И. Ленин, в своей речи. Вот в этой: