На столе, в квартире Анны Михайловны стоял фарфоровый сервиз "Сказка" — тот самый, что она когда-то покупала к свадьбе сына и Кати.
Женщина осторожно протерла чашку с золоченым краем, глядя на экран телефона.
Там сияли две улыбки: восьмилетняя Сонечка и Екатерина, ее бывшая невестка, а теперь, как она сама говорила, "дочь".
Фото было сделано сегодня в кафе. Они ели торт. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.
Чашка зазвенела о блюдце. Анна Михайловна накрыла сервиз салфеткой, словно пряча улику, и пошла открывать.
На пороге стоял Артем, ее сын. Лицо мужчины было бледным от усталости и напряжения.
— Зайдешь? — тихо спросила она, отступая в коридор.
— Ненадолго, — бросил он, снимая мокрую от дождя куртку. — Я просто… Мне нужно поговорить.
Он прошел на кухню, его взгляд сразу упал на два чистых блюдца и две чашки на столе. Одну — свою, а вторую — Катину, из того самого сервиза.
— Опять они были у тебя? — голос Артема зазвучал глухо.
— Соня заходила после школы. Забыла у меня учебник по музыке в прошлый раз, — ответила Анна Михайловна, отводя глаза. — Я ей пирожок с яблоком дала. Твой любимый, кстати.
— Мама, хватит! — Артем резко ударил ладонью по столу. Чашки прыгнули и жалобно звякнули. — Хватит это устраивать! У меня теперь новая семья! У тебя есть новая невестка! Оля. Помнишь такую? Это моя жену!
— Конечно, помню! Как можно забыть женщину, которая отобрала у меня сына? — вырвалось у Анны Михайловны, и она тут же сжала губы, испугавшись собственной прямоты.
— Никто никого не отбирал! Я взрослый человек! Я развелся и женился снова. Это жизнь. Но ты ведешь себя так, словно мы с Катей просто в ссоре, а Оля — какая-то временная помеха.
— С Катей не я разводилась, — упрямо сказала женщина, садясь на стул. — Она мне как дочь. И Соня — моя внучка. А эта твоя Оля… Что она мне? Чужая женщина, и ребенка от нее нет. Да и будет ли?
Артем застонал, проводя рукой по лицу. Он чувствовал себя здесь мальчишкой, которого поймали на шалости, а не сорокалетним мужчиной, уставшим от "загонов" матери.
— Она пытается, мама. Оля пытается наладить с тобой контакт. Она зовет тебя в гости, приносит тебе те самые пряники, которые ты любишь… А ты даже дверь ей не открываешь, говоришь через цепочку...
— Пряники магазинные. А Катя всегда сама пекла, — буркнула Анна Михайловна.
— Боже мой, да при чем тут пряники! — взорвался Артем. — Речь о базовом уважении! Ты общаешься с моей бывшей женой, ходишь с ней и моей дочерью за ручку по кафешкам, выкладываешь эти фото, где вы как три подружки! Как ты думаешь, что чувствует Оля? Что чувствую я?
— А что чувствую я? — голос Анны Михайловны внезапно задрожал, в нем появились слезы. — Из-за тебя я вижу Сонечку только по выходным, если повезет! А Катя… Катя приходила ко мне и плакала на этой кухне, когда ты ушел. Она называла меня мамой. А эта твоя Оля… Она холодная. Она смотрит на мою квартиру, на этот сервиз, как на музейный экспонат. Она хочет стереть все, что было до нее.
— Она хочет построить новое, со мной и с тобой, если ты захочешь. Но ты цепляешься за прошлое, как будто настоящее — это измена.
В квартире повисла тягостная пауза. Артем смотрел на мать — на ее тонкие, нервные руки, перебирающие салфетку, на упрямо поджатые губы.
Он видел женщину, которая потеряла привычный мир и боялась, что новый мир не оставит в нем места для нее.
— Она звонила мне сегодня, Оля, — тихо начал он снова. — Плакала. Сказала, что видела в соцсетях у Кати новые фото. Вы все втроем в парке. Соня на качелях, вы с Катей ее качаете. Подпись: "Мои девочки". Оля спросила: "А я кто? А мы с тобой кто? Призраки?"
Анна Михайловна молчала. Она не задумывалась об этом. Для нее это были просто фото с любимыми людьми.
— Я требую, чтобы это прекратилось, — сказал Артем, и в его голосе зазвучала сталь, которая заставила мать вздрогнуть. — Ты делаешь больно моей жене. Ты вбиваешь клин между мной и Соней, потому что ставишь ее перед выбором. И ты убиваешь наши с тобой отношения. Выбери: или ты принимаешь мою жизнь, мою жену, и мы пытаемся быть семьей, или ты остаешься в прошлом с Катей. Но тогда не удивляйся, если я буду приходить редко.
— Ты шантажируешь меня? Собственную мать? — прошептала Анна Михайловна.
— Я защищаю свою семью, — отрезал он. — Как ты когда-то защищала нашу с отцом.
Артем встал, чтобы уйти. Его взгляд упал на сервиз.
— И этот музейный хлам… Его давно пора на помойку. Зачем держаться за прошлое?
Мать ничего ему не ответила. Он махнул рукой и прошел в прихожую. Дверь за ним негромко закрылась.
Анна Михайловна осталась одна. Она подошла к сервизу, взяла в руки ту самую, Катину чашку и вдруг увидела то, чего не замечала раньше.
Крошечную, почти невидимую трещинку, идущую от края. Она появилась от резкого жеста Артема? Или была всегда?
Женщина провела пальцем по шероховатой линии и вдруг поняла, что сын, в своем гневе, был прав.
Она хранила идеальную картинку прошлого, но в ней уже была неизбежная трещина, а ее упрямое нежелание это видеть грозило разбить все вдребезги.
На следующий день раздался звонок. Анна Михайловна взглянула на экран: "Екатерина".
Она смотрела на это имя долго-долго, пока звонок не смолк. Потом набрала другой номер. Тот, что был сохранен просто как "Ольга". Трубку взяли не сразу.
— Алло? — голос по ту сторону был осторожным, настороженным.
— Оль… Оля, это Анна Михайловна, — с трудом выдавила она. — Если у тебя и у Артема есть время… Может, зайдете в воскресенье на обед?
На другом конце провода повисло удивленное молчание.
— Я… Мы будем рады, — наконец сказала Оля, и в ее голосе пробилась неподдельная, живая радость. — Что нам принести?
— Ничего. Только… У Артема в детстве была любимая чашка, с медвежонком. Он ее здесь оставил. Может, ему она еще нужна? — сказала Анна Михайловна и, не дожидаясь ответа, поспешно добавила. — Ладно, приходите. Я испеку пирог.
Она положила трубку и подошла к сервизу. Аккуратно, одна за другой, стала убирать чашки и блюдца в картонную коробку.
А потом Анна Михайловна взяла свой телефон и открыла переписку с Катей. Последнее сообщение от бывшей невестки: "Мама, вы с Соней так классно получились на фото!"
Женщина глубоко вздохнула и начала печатать. Медленно, с огромным трудом, словно каждое слово давалось физической болью: "Катюша, спасибо. Ты для меня всегда останешься дорогим человеком и матерью моей внучки. Но нам с тобой, наверное, не стоит так часто видеться, чтобы не ранить Артема и Олю. Соню, конечно, буду ждать всегда".
Она не нажала "отправить" сразу. Несколько минут Анна Михайловна смотрела на набранное сообщение.
Потом женщина положила телефон на стол и пошла на кухню доставать муку и яйца.
Нужно было замесить тесто для воскресного пирога, к которому, возможно, придется идти и покупать новые чашки.