— Слышь, ты..., я жрать хочу! Ты где там опять копаешься?! — заорал Игорь, мой благоверный. Он всегда орал по утрам. Ему так, видимо, легче просыпаться.
---------------
Я ненавидела тридцать первое декабря. Этот день всегда превращался в апофеоз моего терпения, в точку невозврата, когда все мои старания, вся моя любовь и забота оборачивались против меня же самой. Этот год не стал исключением.
Утро началось с вопля.
— Слышь, ты..., я жрать хочу! Ты где там опять копаешься?! — заорал Игорь, мой благоверный. Он всегда орал по утрам. Ему так, видимо, легче просыпаться.
Я, как проклятая, металась между плитой и столом, пытаясь хоть что-то успеть.
— Игорь, ну подожди ты немного! Сейчас все будет! — огрызнулась я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.
— Подожди, видите ли! А я здесь, значит, должен от голода умирать? Ты что, совсем обнаглела, грымза старая?! — не унимался Игорь.
Я сжала зубы.
— Игорь, не начинай, пожалуйста! Сегодня тридцать первое, и без тебя забот полон рот!
— А что такого? Что такого, что тридцать первое? Думаешь, мне легче от этого? Тоже мне, цаца нашлась! Завтрак давай!
Я швырнула ему на стол тарелку с яичницей.
— На, подавись!
— Вот вечно ты с таким настроением! И жрать из-за тебя не хочется! Вечно у тебя все через ж***!
Игорь принялся жадно есть, чавкая и причмокивая. Я отвернулась, чтобы спрятать слезы. Каждый год одно и то же. Обидные слова, придирки, вечное недовольство. За что мне все это?
Вскоре приехали дети. Вернее, сын Илья с женой Светкой. Привезли подарки и продукты. Как всегда, Светка начала командовать:
— Марь Иванна, а где у вас красная рыбка? И майонез какой-то совсем дешевый. Вы же знаете, Илья любит только настоящий "Провансаль"!
— Света, ну что ты начинаешь? Мама и так старается, — попытался заступиться Илья.
— Старается она… А что тут стараться-то? Все же просто! Рыбу купить нормальную, майонез не самый дешевый! Это что, сложно?
Я молча отвернулась. Сколько лет я слышу эти упреки? Сколько лет терплю ее высокомерие?
День пролетел в хлопотах. Я готовила и готовила, словно на роту солдат. Игорь и Илья устроились перед телевизором с пивом, а Светка сидела в телефоне, то и дело отпуская едкие замечания.
В какой-то момент, пока Светка была увлечена своим телефоном, я отвлеклась и сожгла отбивные.
— Да что ж такое! — вскрикнула я.
— Что случилось? — спросил Илья, не отрываясь от экрана.
— Отбивные сгорели, — ответила я, чувствуя, как слезы подступают к горлу.
— Ну, значит, без отбивных обойдемся! Делов-то! — отмахнулся Илья.
Вечером пришел внук Денис. С порога заявил:
— Бабушка, ну что ты такая недовольная? Вечно страдаешь! У тебя синдром жертвы!
Я похолодела. Синдром жертвы? Это он мне говорит, мальчишка, который понятия не имеет, что такое жизнь?
— Денис, ты хоть знаешь, о чем говоришь? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.
— Конечно, знаю! Ты всегда недовольна, всегда жалуешься! Тебе лишь бы пострадать!
Я замолчала, вспоминая свою жизнь. Молодость, полная надежд и мечтаний. Работа, дом, семья. Все ради них, ради мужа и детей. А что получила взамен? Только упреки и обиды.
— Все вы меня не любите, вам всем на меня наплевать, — еле слышно прошептала я, но меня услышали, но не придали значения.
Вечером Илья потребовал закуску к первой бутылке. Я чувствовала дикую усталость, но молча пошла на кухню. Достала банку с маринованными грибами и попыталась ее открыть. Крышка не поддавалась. Я изо всех сил надавила и… банка лопнула. Осколки стекла вонзились в руку, и кровь ручьем побежала по ней.
— Ай! — закричала я от боли.
Никто не обратил внимания. Игорь и Илья продолжали пить водку, Светка не отрывалась от телефона.
Я попыталась приготовить утку. Выставила противень в духовку и, закрывая дверцу, случайно обожгла руку. Дикая боль пронзила все тело, но я молча достала противень и поставила его на стол.
— Мать, ты чего такая дерганая сегодня? — спросил Игорь, наливая себе очередную рюмку.
— Ничего, — ответила я, чувствуя, как в груди нарастает ком обиды и отчаяния.
Я села за стол. Все смеялись, разговаривали, ели. Только я чувствовала себя чужой и одинокой. Они словно не замечали моего присутствия. Для них я была просто прислугой, обязанной готовить и убирать.
В голове зрел план мести. Раз я тут для них служанка, то и получат они соответствующее угощение.
Я встала и направилась на задний двор в теплицу. Набрав горсть чернозема и вытерев пыль со старого половика я украдкой вернулась на кухню. Прикрыв рот тряпкой я стала щедро приправлять утку.
Сервировав блюдо я поставила его на стол и села ждать реакции.
Ждать долго не пришлось, первым попробовал Игорь. Вытаращив глаза он выплюнул кусок утки на тарелку.
— Ты, чучело, что тут наготовила! Ты отравить нас решила!?
Илья принялся осматривать утку, после чего вскрикнул:
— Тут же земля! И пыль!
— Это вам за все мои мучения. За всю мою жизнь! — не выдержала и разрыдалась я.
Игорь, пылая гневом, схватил меня за руку.
— Да как ты смеешь! Да я тебя сейчас…
Именно в этот момент я поняла — нужно уходить. Совсем уходить.
Я вырвала руку, встала из-за стола и направилась в спальню. Собрала свои вещи в старый чемодан.
— Ты куда это собралась? — спросил Игорь, удивленно глядя на меня.
Я молча достала из кармана ключи и положила их на стол.
— Мать, ты что, уходишь? — спросил Илья, нахмурившись.
Я молча кивнула.
— Да ты куда без нас денешься? Кто тебя такую старую и больную примет? — сказал Илья.
Тогда во мне что-то сломалось. Я посмотрела на сына полным ненависти взглядом и процедила сквозь зубы:
— Да пошел ты…
Я вышла из квартиры, хлопнув дверью. Оставила позади тридцать пять лет жизни.
Город гудел, сверкал огнями, гремел музыкой. Все праздновали Новый год, а я шла одна по заснеженной улице с чемоданом в руках и обожженной рукой.
На вокзале царил хаос. Электрички не ходили, все гостиницы были забиты до отказа. Где я буду ночевать? Что мне делать?
Я села на остановке, чувствуя, как силы покидают меня. Вдруг ко мне подъехала старая "Волга".
— Вам куда, женщина? — спросил водитель — пожилой мужчина с добрым лицом.
— Да никуда, — ответила я, махнув рукой.
— Как это никуда? В такую ночь на улице? Садитесь, подвезу.
Я села в машину. Таксист оказался разговорчивым. Разговорились. Я рассказала ему свою историю.
— Да, нелегко вам пришлось, — посочувствовал он. — А вам есть куда ехать?
Тут я вспомнила про тетю Варю. Она когда-то давно жила в соседней деревне. У нее там большой дом, говорила, места хватит всем. Она давно умерла, но вдруг ее дом пустует? У меня даже адрес ее сохранился в старом письме.
— Знаете, есть у меня один адрес в Москве, — сказала я таксисту. — Можете меня туда отвезти?
Дом оказался старым, величественным, с облупившейся краской. Дверь была старая, деревянная. Под гвоздем на наличнике я нащупала ключ.
Открыла дверь. Внутри царил полумрак. Я прошла в комнату и увидела накрытый стол на одну персону. Скатерть, свечи, вино. Словно кто-то ждал меня. А на столе лежала записка.
"Здравствуй, Надежда! Если ты читаешь эти строки, значит, ты решилась. Значит, ты устала и ищешь спасения. Я ждал тебя тридцать лет. Если ты решишь остаться, то зажги свечу и выпей вина".
Я стояла, как громом пораженная. Тридцать лет! Кто ждал меня тридцать лет? И кто это все приготовил?
Я взяла свечу и зажгла ее.
В глубине квартиры раздались шаги. Потом я услышала голос.
— Надежда? Это ты?
В комнату вошел мужчина. Он был стар, но в его глазах светилась любовь.
— Надежда, я так рад, что ты решилась, — сказал он, протягивая ко мне руки.