«Когда Лена швырнула кастрюлю в раковину, звон разлетелся так, что вздрогнул даже кот под столом.»
Пар от ещё тёплой воды ударил ей в лицо, и Лена, тяжело выдохнув, опёрлась ладонями о край раковины. Пальцы дрожали. В животе неприятно перекручивало — там же лежали те самые продукты, купленные почти автоматически: майонез, колбаса, горошек. Новый год уже через несколько дней, а у неё снова этот ритуал, навязанный годами, будто у них вообще нет выбора.
— Чёрт… — прошептала она и резко повернулась к дверному проёму. — Серёёёж!
Из гостиной донёсся недовольный вздох, потом шаги. Муж появился на кухне, с ноутбуком под мышкой, в той самой футболке, которую Лена уже два года просила выбросить.
— Опять? — он смотрел с тревогой. — Что случилось?
Лена зябко передёрнула плечами, села за стол и кивнула ему на стул напротив.
— Сядь. Разговор есть.
— У тебя вид… будто ты собираешься подать документы на развод, — попытался он пошутить, но усмешка вышла нервная.
Она выдержала паузу, потом произнесла спокойно, но твёрдо:
— Я не хочу встречать Новый год дома.
Серёжа заморгал, будто плохо расслышал.
— Где? Где тогда? На даче? У мамы? У друзей?
— Нигде из этого списка. Я… я задолбалась жить по кругу, Серёж. Задолбалась годами стоять у плиты, выслушивать одни и те же тосты, смотреть те же концерты, пытаться изобразить веселье, когда на самом деле хочется… хоть раз почувствовать, что жизнь меняется.
Он выдохнул медленно, смотря на неё так, будто пытается заглянуть внутрь.
— И что ты предлагаешь?
— Уехать. — Лена подалась вперёд, глаза чуть блестели. — В горы. Я нашла путёвки. Там ещё есть места. Летим двадцать девятого. Возвращаемся пятого. Чистый снег, свежий воздух, нормальная еда. Хоть на один Новый год — без всего этого… — она махнула рукой в сторону холодильника.
Серёжа улыбнулся впервые за последние часы.
— Ты серьёзно, что ли?
— Абсолютно.
Он откинулся на спинку стула, потер шею, будто обдумывал всё заново.
— И сколько?
Она назвала сумму.
Он присвистнул, но не так, как когда возмущаются — скорее с удивлением, что они впервые позволяют себе что-то для себя.
— Ну… у нас есть эти деньги, — сказал он. — Мы же копили.
Лена облегчённо выдохнула.
— Значит, едем?
Он медленно улыбнулся:
— Едем.
Она даже смеялась, когда тянулась к нему через стол. Он перехватил её руку и сжал крепко.
«Это был первый момент за долгое время, когда Лене показалось, что всё может быть иначе.»
Путёвку она забронировала на следующий день. Уведомление пришло на почту, и Лена улыбалась как школьница. Она уже представляла снег, шапки на головах, людей, смеющихся у костра, запах глинтвейна… Уже видела себя другой — не той женщиной, что по воскресеньям нарезает салат в одиночестве, пока муж старается успеть всё по работе.
Но вот наступило воскресенье. Ровно десять утра — время звонка от Нины Петровны.
Лена как обычно хотела тихо уйти на кухню, но не успела — задержалась в ванной. Когда вернулась, Серёжа уже сидел на диване, держа телефон перед собой, и лицо его было жёстким, напряжённым.
— Мам… подожди… послушай… — он всё время пытался вклиниться в поток слов, льющийся из телефона. — Мы просто хотели немного сменить обстановку… Да, вдвоём… В горы… Ну да, на склоны…
Лена стояла у дверей и чувствовала, как у неё внутри поднимается липкое, тяжёлое предчувствие.
— Мам, никто тебя не бросает… — голос Серёжи был тихим и усталым.
Когда разговор закончился, он положил телефон на стол, будто боялся сломать его, потёр лицо ладонями и долго ничего не говорил.
— Она… — произнёс он наконец. — Она расстроилась.
Лена медленно подошла, села рядом.
— Чем именно?
— Говорит, Новый год — семейный праздник. И что мы не можем оставить её одну.
Лена вздохнула.
— Она не одна. У неё куча людей вокруг.
— В этом году все разъезжаются…
— Да ладно? — она не удержалась от сарказма. — И только мы должны быть рядом, иначе праздник рухнет?
Он посмотрел на неё виновато.
— Лена, ей тяжело. Ты же знаешь.
— Тяжело — это одно. Манипулировать — другое.
— Не говори так, — он раздражённо поправил футболку. — Она моя мама.
— А я — твоя жена.
Повисла пауза.
Он тихо сказал:
— Она хочет, чтобы мы встретили Новый год вместе. У неё или у нас.
— То есть опять всё как всегда.
Он кивнул.
Она поднялась, прошлась по комнате, чувствуя, как напряжение растёт в плечах.
— У нас всё забронировано, — сказала Лена. — Мы не можем просто отменить.
— Она говорит… что это дорого. Что мы зря тратим деньги.
Лена резко остановилась.
— Её деньги мы тратим? Или наши?
— Лена…
— Нет! Пусть ответ будет конкретным. Мы работаем, мы откладываем, мы решаем. Я правильно говорю?
— Да, но… она переживает.
Она смеётся коротко, нервно.
— Конечно переживает. Она хочет, чтобы мы чувствовали себя виноватыми. И чтобы ты… как обычно… сделал так, "как надо".
Серёжа долго молчал, потом глухо сказал:
— Лена, давай перенесём. Встретим Новый год с мамой, а потом, числа третьего-четвёртого, поедем куда-то ещё. Подешевле. Попроще. Всё равно отдохнём.
Она ощущала, как внутри всё медленно падает вниз, будто кто-то обрезал ниточку.
— То есть… то, что мы хотим, всегда вторично?
— Я не это сказал.
— Но это и есть то, что ты делаешь.
Снова молчание.
Следующие два дня прошли в тишине. Они почти не разговаривали: он — виноватый, она — пустая и усталая. Диалогов избегали оба, потому что каждый знал, чем закончится новый спор.
На третий вечер Лена включила ноутбук. Открыла бронь. Смотрела на цифры — они будто горели.
Она нажала кнопку «Позвонить».
— Здравствуйте, я хочу отменить одну путёвку.
Оператор что-то говорил, анализировал штрафы, уточнял фамилии.
— Да, — сказала Лена ровно. — Отменяйте одну. На имя Попов Сергей Николаевич.
Щёлк.
Она закрыла крышку ноутбука и только тогда заметила, что в дверях стоит Серёжа.
Он бледный.
— Что… ты сделала?
Лена медленно повернулась к нему.
— Нашла компромисс. Тот, на который ты даже не попытался пойти.
— Лена… пожалуйста… скажи, что это шутка…
— Я еду одна. — Она говорила спокойно, почти холодно. — А ты встречаешь Новый год с мамой. Вы будете готовить обычные салаты, смотреть телевизор и делать всё, как она привыкла. А потом — внимание — на те деньги, которые возвращаются за твою путёвку, плюс наши накопления… вы купите ей санаторий. Тот самый. На две недели.
Серёжа смотрел на неё так, будто она ему чужая.
— Ты не можешь… поехать одна…
— Могу. И поеду.
— Но… мы же вместе собирались…
— Собирались. Но теперь обстоятельства изменились. Ты сделал выбор. Я — тоже.
«Она не кричала. Не плакала. Просто ставила точки там, где он оставлял многоточия.»
Его лицо дрогнуло.
— Лен… я… это несправедливо…
— Несправедливо — это когда взрослые люди не могут жить своей жизнью. А то, что я делаю сейчас — это попытка спасти хоть что-то.
— Что «что-то»?
Она нервно усмехнулась.
— Нашу семью, Серёж. Пока не стало поздно.
Он смотрел долго. Потом сдался — взгляд опустился, плечи опали.
— Хорошо, — сказал он, почти шёпотом.
Лена кивнула.
— Значит, так и будет.
"Лена не успела даже чемодан распаковать — телефон зазвонил так резко, будто кто-то ударил по стеклу."
Она устала после дороги: поездка до отеля, заселение, суета туристов в коридоре… Но сейчас, в тишине гостиничного номера, звонок резал воздух.
На экране — Серёжа.
Лена несколько секунд смотрела, не решаясь. Потом нажала «принять».
— Алло.
— Лен… ты где? — голос был странным, взвинченным, чуть сорванным.
— В номере. Только зашла.
— Нам надо поговорить.
— Мы и говорим. Что случилось?
— Мама… — он запнулся.
Грудь Лены сжалась. Она села на край кровати.
— Что с ней?
— Она… короче… она сказала, что ей плохо. Что давление скакануло, сердце болит…
— Ты скорую вызвал?
— Да. Приехали. Посмотрели. Сказали, всё в норме, просто перенервничала. Но… — он замолчал на секунду. — Она сейчас плачет, орёт, что я её бросил. Что я за ней не смотрю. Что Новый год у неё первый раз «как у сироты».
Лена прикрыла глаза ладонью.
— Серёж… Я понимаю, что это тяжело. Но… это же очевидно — она давит. Это не болезнь, это спектакль.
— Не говори так, — он резко перебил. — Тебя там нет, ты не видишь её. Она… она правда в ужасном состоянии.
— Она довела себя до такого состоянием, чтобы ты чувствовал вину. И ты чувствуешь.
Он долго молчал. Потом сказал:
— Может… ты приедешь?
Лену будто ударило.
— Что?
— Ну… ненадолго. На пару дней. Пока всё не успокоится.
— Я только что приехала. Ты серьёзно?
— Ты же понимаешь, какая это ситуация…
— Серёж, — она говорила медленно, каждое слово рубя. — Ты хочешь, чтобы я сорвала отпуск, чтобы тебе стало легче?
— Мне не легче. Маме легче.
— Это не одно и то же.
Снова молчание. Только тяжёлое дыхание в трубке.
— Лена… мне правда очень тяжело. Ты вчера уехала — и она весь вечер плакала. Кричала, что я неблагодарный сын. Что «все мужики уходят, а хорошие жёны сбегают». Я не придумал. Она реально так сказала.
Лена тихо усмехнулась.
— Вот видишь. Не я. Она. Она это говорит.
— И что мне делать? — он звучал почти по-детски. — Я разрываюсь. Я не могу оставить её в таком состоянии.
Лена встала, подошла к окну. Снег тихо падал, мелкими искрами подсвеченный фонарями у подъезда отеля.
— Серёж, — сказала она мягче. — Ты взрослый мужчина. Ты не можешь быть круглосуточной нянькой. Ты не можешь всё бросать, когда она щёлкнет пальцами. И я не обязана спасать вас двоих.
Он вздохнул тяжело, с надрывом.
— Лена… может, давай ты вернёшься? Хотя бы на пару дней. Чтоб она успокоилась.
Она молчала.
— Пожалуйста, — добавил он.
— Ты хочешь, чтобы я всё бросила?
— Я хочу, чтобы мы были семьёй.
— Семья — это не игра, где один всегда жертвует собой. Особенно если этот один — я.
— Это сейчас нечестно, — бросил он.
— А что честно? — Лена почувствовала, как в груди поднимается обида. — Честно — отменить всё, лишь бы маму не расстроить? Честно — снова делать вид, что мои желания не имеют значения?
— Ты знаешь, что это не так…
— Знаю? — она горько усмехнулась. — Серьёзно? Я знала это, когда три года подряд ты забывал наши планы из-за её капризов? Когда она звонила тебе в девять вечера и просила отвезти её в аптеку, хотя там жила через дорогу? Когда ты мчался к ней после каждого спора, хотя спор был между нами?
Он не успел ответить.
Лена сама продолжила:
— Ты привык, что я — запасной вариант. Что я подстроюсь. Но вот я не подстроилась. И всё — мир перевернулся.
— Лена… — наконец выдохнул он. — Я не хотел тебя обидеть.
— Но ты обидел. Не действием. Без-действием.
Повисла долгая пауза.
Потом он тихо сказал:
— Я перезвоню.
Связь оборвалась.
Она долго сидела, глядя на тёмный экран телефона. Хотелось бросить его в стену. Хотелось плакать. Хотелось напиться. Хотелось всё.
Но она просто легла на кровать и закрыла глаза.
«Она поняла, что приехала отдыхать — но отдыха не будет.»
На утро телефон опять разрывался.
Мама Серёжи.
Лена, вздохнув, нажала «принять».
— Алло, Нина Петровна.
— Лена… — голос плаксивый, дрожащий, но в нём чувствовалась жёсткая нота. — Я не понимаю… зачем ты так? Зачем ты так с моей семьёй?
— С какой вашей? — Лена спросила спокойно.
— С Серёженькой! Он из-за тебя места себе не находит. Ты его бросила на праздник…
— Я его не бросала. Он остался с вами.
— Это не праздник! — повысила голос свекровь. — Это издевательство какое-то! Ты уехала… одна… на праздники! Как это вообще понимать?
— Как попытку наконец сделать что-то для себя.
— А семья? — Нина Петровна почти кричала. — Ты что, считаешь, что семья — это так, по настроению?
Лена прикрыла глаза ладонью.
— Я считаю, что семья — это двустороннее движение. А не когда один тянет всё, а второй — подчиняется маме.
В трубке вдруг наступила ледяная тишина.
— Ты… — медленно произнесла Нина Петровна. — Ты смеешь обвинять меня? Меня? После всего, что я для вас делала?
— А что вы делали? — спокойно спросила Лена. — Давайте по пунктам.
Тишина. Потом жёсткий тон:
— Ты ещё пожалеешь.
И гудки.
Лена опустила телефон.
— Отлично. Просто прекрасно.
Вечером позвонил Серёжа.
— Лен… я у мамы.
— Я догадалась.
— Мы поговорили. Лучше не стало.
— Удивительно.
Он вздохнул.
— Она сказала… что ты ей нахамила.
— Я не хамлю. Я честно говорю.
— Она не выдерживает честности, — почти прошептал он.
Повисла пауза.
Лена села на кровать.
— Серёж… давай так. Скажи прямо. Ты хочешь, чтобы я вернулась?
Он молчал. И этим молчанием сказал всё.
Лена кивнула — сама себе.
— Ясно.
— Лен… я не знаю, как быть. Мне плохо и от того, что ты уехала. И от того, что она… — он сбился. — Что она доводит меня до истерики.
— Тогда отвечу за тебя. Я не вернусь.
Он резко втянул воздух.
— Но… почему?
— Потому что если я вернусь — я больше никогда отсюда не выберусь. Никогда. Мы снова застрянем в болоте. А я так больше не могу.
— То есть… ты выбираешь себя? — горько произнёс он.
— А ты — её.
Он хотел спорить. Хотел оправдываться. Но не смог.
Потом очень тихо сказал:
— Я не знаю, что нам будет дальше.
— Я тоже не знаю. — Лена смотрела в окно, где мелькал снег. — Но я знаю, что должна быть здесь. Сейчас. Чтобы услышать себя.
Он слушал, дышал неровно.
— Ты думаешь… мы сможем всё исправить?
Она долго молчала. Потом сказала честно:
— Посмотрим. Когда я вернусь — посмотрим.
Он выдохнул с облегчением, будто это уже надежда.
— Лена… — мягко сказал он. — Я… я правда люблю тебя.
— Я знаю. — Она улыбнулась. — И я тебя. Но любовь — это ещё и выбор. И ответственность. И умение ставить границы. И ты должен этому научиться.
Последние три дня в горах Лена провела странно.
Снаружи — веселье, снег, шум, смех.
Внутри — тишина, в которой звенели мысли.
Она каталась на лыжах, сидела в маленьком кафе у подножия, слушала музыку. Много думала. О себе, о жизни, о том, что будет дальше.
Когда пришло время ехать в аэропорт, она не чувствовала ни радости, ни страха.
Была ровность. Как будто реальность наконец перестала качаться.
«Вернуться — не значит простить. Но значит быть честной.»
Серёжа встретил её у выхода. Стоял в той же старой футболке под курткой, мял ремень сумки, которую привёз для неё.
Он выглядел… измученным.
Когда увидел её — шагнул вперёд и обнял так крепко, что она почувствовала напряжение каждого его мышца.
— Ты вернулась, — прошептал он.
— Я же обещала.
Они отошли чуть в сторону. Он посмотрел ей в глаза.
— Мама… сейчас в санатории. Мы оформили. Она уехала вчера.
Лена чуть кивнула.
— Хорошо.
— Пока она там… мы можем спокойно поговорить. О нас.
— Да. Можем.
Он взял её чемодан, и они пошли к машине.
Шли молча, но в воздухе между ними было что-то новое — не холод, не страх. А готовность.
Диалог. Разговор. Работа над отношениями.
То, чего раньше не было.
Когда сели в машину, он медленно произнёс:
«Лена… я хочу жить с тобой. А не маминой жизнью. Научи меня, как это делать правильно.»
Она повернулась к нему, положила руку на его ладонь.
— Начнём по-честному. С первого шага.
— С какого?
Лена улыбнулась уголком губ.
— С того, что теперь у нас Новый год будет такой, каким мы сами захотим. Без чужого давления.
Он тихо засмеялся — впервые за долгое время искренне.
— Согласен.
Она откинулась на сиденье, смотря в окно, где падал снег.
Это был не счастливый финал. Но честный. А честность — это иногда лучшая форма любви.
И впереди у них был долгий, непростой разговор — но уже вдвоём.
Конец.