— Ты серьёзно сейчас это сказал? — Татьяна даже не сразу поняла, что это её голос. Он прозвучал чужим, сухим, будто из соседней комнаты.
— Я просто говорю, как есть, — Дмитрий снял куртку, бросил ключи на тумбочку и прошёл на кухню. — Не надо делать из этого трагедию.
— Не трагедию? — она пошла за ним, хлопнула ладонью по столу. — Ты в декабре, за две недели до Нового года, приходишь домой и говоришь: «Нам нужно поговорить о квартире». Это, по-твоему, не трагедия?
Дмитрий молча открыл холодильник, посмотрел внутрь, закрыл. Сделал вид, что не слышит. Этот его жест — привычный, раздражающий — всегда означал одно: разговор будет тяжёлым.
— Тань, — он наконец повернулся. — Давай без истерик. Сядь.
— Я стоять буду. Говори.
Он вздохнул, потер шею, как делал всегда, когда готовился сказать что-то неприятное.
— Маме нужны деньги.
— Отлично, — Татьяна усмехнулась. — Продолжай. Я угадаю дальше? Алёша? Срочно? Много?
— Да.
— Сколько на этот раз?
— Много.
— Цифры, Дима. — она прищурилась. — Я бухгалтер. Меня словом «много» не напугаешь.
Он замялся. Это было плохим знаком.
— Около трёх миллионов.
На кухне стало тихо. За окном гудел двор, кто-то заводил машину, где-то хлопнула дверь подъезда. Обычный вечер декабря, гирлянды на соседних балконах, запах мандаринов из соседней квартиры. А внутри — пустота.
— Повтори, — медленно сказала Татьяна.
— Три миллиона, — уже тише. — Почти.
— Это шутка? — она смотрела ему в лицо, пытаясь найти хоть намёк на улыбку. — Или у вас там семейный конкурс — кто больше влезет в долги к праздникам?
— Не надо так, — Дмитрий поморщился. — Алёше реально плохо.
— Алёше всегда плохо, — отрезала она. — Особенно когда заканчиваются чужие деньги.
Он сел за стол, сцепил пальцы.
— Он открыл дело. Прогорел.
— Вау. — Татьяна коротко рассмеялась. — Даже интересно. Что на этот раз? Не говори, я угадаю. Снова «всё было просчитано», «партнёры подвели», «рынок не тот»?
— Ты издеваешься.
— Нет, Дима. Я вспоминаю предыдущие серии.
Он поднял на неё глаза.
— Ему угрожают.
— Кто?
— Не знаю. Он не говорит.
— Очень удобно, — Татьяна скрестила руки. — Значит, угрожают, но полиция — не вариант. Работать — не вариант. Отдавать долги — не вариант. Зато продать мою квартиру — вариант отличный.
Он вздрогнул.
— Мама уже сказала?
— Мама всегда всё говорит первой, — холодно ответила Татьяна. — Особенно когда речь идёт о моих ресурсах.
«— Ты же понимаешь, что это семья?»
Анна Петровна появилась на следующий день. Без звонка. Как всегда. С порога — запах дешёвых духов, вздохи, усталый вид.
— Танечка, привет, — натянуто улыбнулась она. — Я ненадолго.
— Конечно, — Татьяна отступила в сторону. — Вы никогда надолго не приходите. Только за деньгами.
— Ну зачем ты так… — свекровь прошла на кухню, тяжело села. — Мы же родные люди.
— Родные, — эхом повторила Татьяна. — Очень удобное слово.
Дмитрий метался между ними, как школьник между учителями.
— Мам, давай спокойно.
— Я спокойна, — Анна Петровна достала платок. — Просто сердце болит. Алёша ночами не спит. Боится.
— А работать он не боится не идти? — резко спросила Татьяна.
— Ты не понимаешь, — всплеснула руками свекровь. — Там всё сложно.
— Нет, — Татьяна села напротив. — Всё очень просто. Он взял деньги, не подумал, не рассчитал, проиграл. Теперь должен.
— Но семья должна помогать, — Анна Петровна подалась вперёд. — Особенно перед Новым годом. Это же время чудес.
— Чудеса — это когда дети верят в сказки, — спокойно ответила Татьяна. — А не когда взрослые мужчины живут за чужой счёт.
— Ты жестокая, — выдохнула свекровь. — Я всегда это чувствовала.
— А я — нет, — Татьяна посмотрела прямо. — Я просто устала.
Дмитрий вмешался:
— Таня, давай без крайностей. Никто не говорит, что ты обязана. Просто… есть вариант.
— Какой? — она даже не сомневалась.
Анна Петровна выпрямилась.
— Продать квартиру.
Тишина снова повисла густая, липкая.
— Ещё раз, — Татьяна улыбнулась, но в глазах не было ничего тёплого. — С самого начала. Медленно.
— Квартира большая, — начала свекровь. — Район хороший. Деньги закроют долги. Вы поживёте у меня. Временно.
— У вас? — Татьяна повернулась к мужу. — Ты это слышишь?
— Таня… — Дмитрий опустил глаза. — Это крайний случай.
— Для кого крайний? — она встала. — Для меня — единственный и окончательный.
— Ты должна понять, — Анна Петровна повысила голос. — Алёша может пострадать.
— А я? — Татьяна шагнула ближе. — Я не человек? Я должна остаться без дома ради вашего сына?
— Ты жена, — отрезала свекровь. — А значит, обязана.
— Нет. — Татьяна сказала это тихо, но так, что Дмитрий вздрогнул. — Я никому ничего не обязана.
«— Если ты выберешь их, я выберу себя»
— Ты сейчас ставишь ультиматум? — Дмитрий смотрел на неё, будто видел впервые.
— Нет, — она покачала головой. — Я обозначаю реальность.
— Это эгоизм.
— Это самоуважение.
Анна Петровна всхлипнула:
— Димочка, неужели ты позволишь ей так с нами разговаривать?
Он молчал. И это молчание было громче любого ответа.
— Я не продам квартиру, — сказала Татьяна. — Ни сейчас. Ни потом. Ни ради кого.
— Тогда ты разрушишь семью, — тихо произнёс Дмитрий.
Она посмотрела ему в глаза.
— Если семья держится на моей жертве — значит, это не семья.
Анна Петровна резко встала, схватила сумку.
— Я всё поняла. Ты всегда была такой. Холодной. Чужой.
— А вы всегда считали, что мир вам должен, — ответила Татьяна. — Особенно за счёт других.
— Пойдём, Дима, — свекровь потянула сына за рукав. — Нам тут не рады.
Он замешкался.
— Я останусь, — наконец сказал он. — Нам надо поговорить.
Анна Петровна ушла, хлопнув дверью. В квартире стало пусто и напряжённо.
— Ну? — Татьяна скрестила руки. — Говори.
Дмитрий сел, уставился в стол.
— Я не знаю, как правильно.
— Зато я знаю, как неправильно, — она подошла ближе. — И если ты выберешь их — я выберу себя.
Он поднял голову.
— Ты серьёзно думаешь о разводе?
— Я серьёзно думаю о будущем, — ответила она. — И в этом будущем я не собираюсь платить за чужую безответственность.
За окном зажглись огни. Двор наполнился предновогодней суетой. Люди спешили с пакетами, смеялись, строили планы.
— Ты спать собираешься? — голос Дмитрия прозвучал глухо из темноты.
— Нет, — Татьяна не обернулась. Она стояла у окна, смотрела на двор. Снег падал густо, фонари размывались жёлтыми кругами. — А ты?
— Я тоже, — он сел на край дивана. — Нам надо договорить.
— Мы договорили ещё днём, — спокойно сказала она. — Ты просто надеялся, что я передумаю.
— Я надеялся, что ты поймёшь.
— Я поняла, — Татьяна наконец повернулась. — Ты выбрал.
Он резко поднял голову.
— Я ничего не выбирал!
— Не ври хотя бы сейчас, — она подошла ближе. — Ты уже всё решил. Просто боялся сказать вслух.
Он молчал. И это молчание было ответом.
— Мама плачет, — наконец выдавил он. — Алёша в истерике. Там реально всё плохо.
— А у меня, значит, всё хорошо? — Татьяна усмехнулась. — Я должна радостно остаться без дома, чтобы вам всем стало легче?
— Это временно.
— Временно — это слово вы говорите каждый раз, — она устало села на стул. — Временно помочь. Временно занять. Временно потерпеть. А потом годы проходят.
— Ты не веришь, что он отдаст?
— Я знаю, что он не отдаст, — жёстко ответила она. — Дима, за семь лет я ни разу не видела, чтобы твой брат вернул хоть рубль.
— Он изменится.
— Нет, — Татьяна покачала головой. — Не изменится. Потому что вы не даёте ему упасть. Вы всегда стелите соломку. А я больше не хочу быть этой соломкой.
Он резко встал, прошёлся по комнате.
— Значит, тебе важнее стены, чем люди?
— Мне важнее уважение, — она подняла глаза. — И безопасность. Я не хочу проснуться однажды и понять, что у меня ничего нет.
— У тебя буду я.
— Ты? — она горько улыбнулась. — Ты уже не со мной. Ты там. С ними.
Он остановился.
— Если я уйду… — он замолчал. — Ты правда подашь на развод?
— Да.
Без пафоса. Без крика. Просто факт.
«— Тогда мне некуда возвращаться»
Собирать вещи он начал молча. Без упрёков. Без сцен. Это было страшнее всего.
— Паспорт возьми, — сказала Татьяна, стоя в дверях спальни. — И зарядку. Ты её вечно забываешь.
— Спасибо, — глухо ответил он.
— И куртку тёплую. На улице минус.
Он посмотрел на неё так, будто хотел что-то сказать. Но не сказал.
— Мне некуда возвращаться, — выдохнул он уже в прихожей.
— Есть куда, — она открыла дверь. — К маме. К брату. Туда, где тебя понимают.
— А ты?
— А я остаюсь здесь, — спокойно сказала Татьяна. — В своём доме.
Он ушёл. Без хлопка дверью. Тихо. Почти вежливо.
Татьяна медленно закрыла замок, прислонилась лбом к двери. Сердце билось ровно. Слишком ровно. Это пугало.
Иногда боль приходит не криком, а тишиной. И именно она ломает сильнее всего.
«— С наступающим…»
Звонок раздался через три дня. Номер Анны Петровны.
— Не бери, — сказала себе Татьяна вслух.
И взяла.
— Ну что, довольна? — без приветствия начала свекровь. — Сына выгнала. Семью разрушила.
— Он сам сделал выбор, — спокойно ответила Татьяна.
— Из-за тебя у него теперь проблемы.
— У него они были всегда, — перебила она. — Просто теперь я в них не участвую.
— Ты ещё пожалеешь.
— Возможно, — Татьяна посмотрела на ёлку в углу комнаты. — Но это будет моя ошибка, а не ваша.
— С наступающим, — ядовито бросила Анна Петровна и сбросила вызов.
Татьяна положила телефон и впервые за много дней глубоко вдохнула.
«— Вы уверены в своём решении?»
Суд был формальностью. Дмитрий сидел напротив, осунувшийся, чужой.
— Вы уверены в своём решении? — спросила судья.
— Да, — ответила Татьяна.
— Да, — чуть позже сказал Дмитрий.
Он не смотрел на неё.
— Имущественных споров нет?
— Нет, — Татьяна даже не задумалась.
— Квартира приобретена до брака, — подтвердил Дмитрий. — Претензий не имею.
Слова прозвучали как приговор. Не ей — им.
«— А ты как?»
Вечером 31 декабря Татьяна сидела на кухне с подругой.
— Ну и год, — вздохнула та. — Ты как вообще?
— Честно? — Татьяна налила чай. — Страшно. Но спокойно.
— Не жалеешь?
— Нет, — она посмотрела в окно, где взрывались первые салюты. — Я впервые не живу с ощущением, что меня используют.
— Он звонил?
— Нет.
— И правильно, — подруга пожала плечами. — Новый год — новая жизнь.
Татьяна усмехнулась.
— Банально, но да.
«Иногда потерять — значит спастись»
Позже она узнала: Анна Петровна продала свою квартиру. Переехали в меньшую. Дмитрий платит кредиты. Алексей снова «думает о проекте».
Татьяна не удивилась.
В полночь она стояла у окна с бокалом. Одна. Но не одинокая.
Иногда, чтобы выжить, нужно остаться одной.
И это не поражение — это начало.
За окном гремели фейерверки.
А в квартире было тихо.
И впервые за долгое время — честно.
Конец.