Аромат тушеной курицы с черносливом витал в квартире, смешиваясь с терпким запахом свежеиспеченного ржаного хлеба. Аня, вытирая руки об фартук в мелкий синий горошек, посмотрела на накрытый стол. Все было как всегда: идеально выглаженная скатерть, столовые приборы, разложенные с геометрической точностью, салатница с ее фирменным «Цезарем», где каждый лист салата был аккуратно порван, а не порезан. Она ждала.
Ключ щелкнул в замке ровно в семь тридцать. Игорь вошел, скинул туфли, не поправив их, и прошел на кухню, тяжело дыша после подъема на третий этаж.
— Ужин готов? — спросил он, даже не поздоровавшись, бросая портфель на стул.
— Готов, — тихо ответила Аня. — Мой руки, пожалуйста.
Он фыркнул, но подошел к раковине. Пока вода текла, его взгляд скользнул по плите, по кастрюлям.
— И что сегодня? Опять эта курица с твоим сладким соусом? Я же говорил, мне нужно мясо. Что-то основательное. После работы сил нет.
— Это диетическое блюдо, Игорь. С черносливом и морковью. Полезно для...
— Мне плевать, что полезно! — он резко вытер руки, обрызгав пол. — Я устал, я хочу нормальной еды! Не этой твоей... пюреобразной диеты! Ты что, готовишь для больницы?
Аня сжала губы, чувствуя, как знакомый комок подкатывает к горлу. Она молча поставила на стол супницу с тыквенным крем-супом, украшенным тыквенными семечками и каплей сливок.
— Суп. Пробуй.
Игорь шумно причмокнул первую ложку и поморщился.
— Недосолено. И консистенция как у детского питания. Сколько можно, Аня? Мы женаты три года! Ты могла бы уже научиться готовить как взрослый человек, а не как выпускница кулинарных курсов для худеющих!
Она не ответила. Она научилась не отвечать. Каждый ужин в последние полгода превращался в разбор полетов. Слишком солено, слишком пресно, слишком диетически, слишком жирно, слишком нежно, слишком грубо. Не было идеала. Игорь, некогда восхищавшийся ее «легкой рукой» и «заботой о здоровье», теперь видел в каждом блюде личное оскорбление. Аня связывала это с его неудачами на работе, с давлением, но пытаться говорить об этом было бесполезно. Он отмахивался.
— Ладно, — он отодвинул тарелку с супом, едва тронув. — Давай второе. Но учти, если будет как вчерашняя рыба на пару — я есть не буду. Закажу пиццу.
Аня принесла курицу. Игорь отломил кусок, пожевал, и его лицо исказилось.
— Опять! Опять этот привкус чернослива! И где соль, Аня? Где специи? Это же невозможно есть!
Он отшвырнул вилку. Она со звоном упала на тарелку.
— Знаешь что? Я поем у мамы. У нее хоть понимают, что такое настоящая еда. Щи наваристые, котлеты с хрустящей корочкой, пироги. А не это зеленое месиво.
— Игорь, — наконец сорвалось у Ани, голос дрогнул. — Я стараюсь. Я готовлю из свежих продуктов, думаю о балансе...
— Балансе! — он вскочил, опрокидывая стул. — Мне нужна еда, которая дает силы, а не баланс! Ты превратила наш дом в филиал санатория! Мама права — ты из меня бабу делаешь со своими диетами!
Слово «мама» прозвучало как приговор. Тамара Павловна. Ее молчаливое, а иногда и не очень, неодобрение витало в их отношениях с самого начала. «Хорошая девочка, но худющая», «Работает бухгалтером — деньги считать умеет, а борщ — нет», «Игорек мой всегда любил покушать, а она ему травку какую-то подсовывает». Аня пыталась наладить контакт, но каждое ее блюдо, принесенное в гости, встречалось снисходительной улыбкой и фразой: «Спасибо, милая, но у меня свой рецепт, проверенный».
— Хочешь к маме? Иди, — тихо сказала Аня, глядя в тарелку. — Может, там найдешь то, что ищешь.
Игорь, не ожидавший такого спокойного ответа, на секунду замер, затем фыркнул и направился к выходу.
— Да, пойду. И знаешь что? Может, и останусь там на пару дней. Пока ты не поймешь, как нужно готовить для мужа.
Дверь захлопнулась. Аня сидела за столом, глядя на нетронутый ужин. Потом медленно встала, убрала со стола, вымыла посуду. Действия привычные, автоматические. А в голове крутилась одна мысль, твердая и холодная, как мраморная столешница: «Хватит».
Она подошла к секретному ящику в своем бюро, где хранила не украшения, а папку. В ней — чеки из аптек. Длинная лента термобумаги, испещренная названиями: «Эналаприл», «Бисопролол», «Аторвастатин», «Глюкометр и тест-полоски», «Витамины для диабетиков». И медицинская карта Тамары Павловны, которую та «случайно» оставила у них после последнего визита к терапевту, куда Аня ее отвела, потому что Игорь был «слишком занят». Диагнозы: гипертония 2-й степени, сахарный диабет 2-го типа, начальная стадия сердечной недостаточности. Рекомендации врача: строгая диета с ограничением соли, жиров, простых углеводов. Дробное питание. Контроль давления и сахара.
Игорь знал о диагнозах. Но его реакция была: «Мама старая, у всех стариков болячки. Не надо ее пугать диетами. Пусть живет в радость, ест что хочет». А сам он покупал ей копченую колбасу, соленые огурцы, торты. Водил в рестораны, где она наедалась жирными ребрышками и картошкой фри. Аня молча наблюдала, а потом начала свое тихое противостояние. Она готовила для Тамары Павловны отдельно. Привозила супы-пюре из брокколи, запеченную рыбу с овощами, творожные запеканки без сахара. Говорила: «Это мне для фигуры, Тамара Павловна, попробуйте, вдруг понравится». Свекровь сначала ворчала, но ела — голод брал свое. Потом стала жаловаться меньше. А однажды даже сказала: «У меня, кажется, давление лучше стало. И в туалет по малой нужде не так часто тянет». Аня молча радовалась.
А чеки копила. Не из мести. А как доказательство. Доказательство заботы. И, как теперь понимала, как своеобразную страховку.
Она взяла в руки последний чек. Крупная сумма. Новый импортный препарат для снижения сахара, который не было в льготном списке. Игорь, когда она попросила денег на него, отмахнулся: «Зачем переплачивать? Пусть пьет то, что по ОМС дают». Аня купила на свои, с премии.
Она положила чек обратно в папку. Ее руки не дрожали. Внутри было пусто и спокойно. Решение созрело.
Следующие две недели прошли в странном ритме. Игорь вернулся через три дня, пахнущий щами и пирогами, и объявил, что «простил» ее, но требует улучшений. Аня кивала, готовила свои диетические блюда, терпела его ворчание. Но теперь она смотрела на него не с болью, а с холодным, аналитическим интересом. Как на проблему, которую нужно решить.
Она удвоила заботу о Тамаре Павловне. Теперь она ездила к ней три раза в неделю, якобы «по пути с работы». Привозила готовые порционные обеды в контейнерах, подписанных: «На завтрак», «На обед», «На ужин». Завела для свекрови дневник, куда та, сначала нехотя, а потом все более ответственно, записывала показания давления и сахара. Цифры медленно, но улучшались. Тамара Павловна меньше жаловалась на одышку, отеки на ногах спали.
— Спасибо тебе, Анечка, — как-то раз сказала она, когда Аня массировала ей опухшие ступни специальным кремом. — Сын, конечно, любит, но он мужчина. Не понимает он в этих наших болячках.
— Ничего, — улыбнулась Аня. — Главное, чтобы вам лучше было.
Она не рассказывала Игорю о своих визитах. А он, похоже, и не интересовался. Его рассказы о матери сводились к тому, как они «отрывались» в его посещения: шашлык на даче, пицца с пивом, поход в стейк-хаус. Он хвастался: «Видел, как она смаковала тот рибай! Настоящая жизнь!» Аня молчала, глядя на папку с чеками, которая становилась все толще.
Конфликт на кухне достиг апогея, когда Аня приготовила на ужин лосося на пару с киноа и спаржей.
— Что это?! — взревел Игорь, тыча вилкой в тарелку. — Опять эта трава для кроликов! И где соус? Хоть какой-нибудь, чесночный, сливочный!
— Лосось сам по себе сочный, — спокойно ответила Аня. — А жирные соусы тебе вредны, у тебя холестерин уже на верхней границе.
— Не учи меня, что мне вредно! — Он швырнул салфетку на стол. — Я глава семьи! Я работаю, чтобы в этом доме была еда! А ты вместо еды подаешь мне медицинские рекомендации! Ты слышала себя? Ты как робот!
— Я забочусь о тебе, Игорь.
— Не надо такой заботы! Мне нужна жена, а не сиделка! Мама говорит правильно — ты меня в гроб загонишь своей опекой!
В тот вечер он снова ушел к матери. А Аня села за компьютер и сделала то, что давно планировала. Она систематизировала все чеки. Создала таблицу: дата, название лекарства или процедуры, стоимость. Отсканировала медицинскую карту и рекомендации врача. Распечатала график улучшения показателей Тамары Павловны. Все аккуратно, наглядно, по-бухгалтерски точно.
А потом позвонила Дмитрию. Младшему брату Игоря, участковому уполномоченному. Они всегда относились друг к другу с уважением. Дмитрий, трезвомыслящий и справедливый, не раз втихую качал головой, слушая братские жалобы на «диетический террор».
— Дима, привет. Можно тебя проконсультироваться? Как юриста. По вопросу использования средств пожилого человека.
В трубке повисла короткая пауза.
— Аня, что случилось? С мамой что-то?
— С мамой все лучше, слава богу. Но есть нюансы. Можешь заехать на выходных? Без Игоря.
В субботу, когда Игорь был на «мужских посиделках», Дмитрий приехал. Аня показала ему папку. Все: чеки, графики, медицинские документы. Рассказала, как обстоят дела на самом деле.
Дмитрий листал документы, лицо его становилось все мрачнее.
— Я... я не знал, — наконец сказал он. — Игорь говорил, что у мамы все нормально, что она просто ворчит по-стариковски. А эти суммы... Он же говорил, что мамина пенсия уходит на ее же «мелкие радости», на кафе, на сладости.
— Ее пенсия уходит на рестораны, куда он ее водит, и на вредную еду, которую покупает, — четко сказала Аня. — А необходимое покупаю я. На свои. Вопрос, Дима: если человек, пользующийся доверием пожилого родственника, тратит ее деньги не на лекарства и уход, а на развлечения, ухудшающие ее здоровье... это что?
Дмитрий тяжело вздохнул.
— С формальной точки зрения, если будет доказан ущерб здоровью и факт нецелевого использования средств, которыми он распоряжался... Это может быть статья. «Злоупотребление доверием». Или как минимум основание для ограничения его в распоряжении маминой пенсией через опеку. Но, Аня, это же брат...
— А я — его жена, которая три года терпит унижения и слышит, как он с мамой обсуждает мою «неполноценность». Хватит. Я не хочу сажать его в тюрьму. Я хочу, чтобы правда вышла наружу. И чтобы он взял на себя ответственность. Или ушел.
Дмитрий долго смотрел на нее, потом кивнул.
— Хорошо. Я поговорю с ним. По-мужски. Попробую до него достучаться.
— Спасибо. Но... дай мне сделать это по-своему сначала. Мне нужно, чтобы он сам все озвучил при маме. При тебе. Чтобы не было потом «она все выдумала».
Игорь объявил о своем решении в воскресенье вечером. Он пришел домой с торжественным видом.
— Аня, нам нужно поговорить серьезно.
Она отложила книгу. «Говори».
— Я принял решение. Я ухожу к маме. Насовсем. Наши взгляды на жизнь, на семью, на быт слишком разошлись. Ты не хочешь меняться, не хочешь быть нормальной женой. А маме одной тяжело. Ей нужна помощь по дому, мужская рука. Я буду жить с ней. Помогать. Ты же, я вижу, прекрасно справляешься одна. Со своими диетами.
Аня слушала, не перебивая. Внутри все замерло. Не от боли, а от концентрации. Как перед решающим броском.
— Когда собираешься? — спокойно спросила она.
— В течение недели. Сегодня перевезу часть вещей. Мама уже обрадовалась. Говорит, наконец-то в доме будет мужчина, и еда будет как у людей.
— Понятно. А как же твоя работа? От мамы далеко ездить.
— Переведусь на удаленку или найду рядом. Не твоя забота. Составим с мамой заявление, чтобы ее пенсию мне перечисляли — буду распоряжаться хозяйством. Тебе будет проще — не надо обо мне думать.
Вот оно. Ключевая фраза.
— Нужно обсудить детали, — сказала Аня, вставая. — При маме. И при Диме. Чтобы все было честно и прозрачно. Завтра вечером. Я привезу маму сюда.
Игорь нахмурился.
— Зачем Димка? И зачем маму тащить? Я все сам улажу.
— Нет, — твердо сказала Аня. — При всех. Или я не дам тебе забрать вещи и не подпишу никаких бумаг без свидетелей. У нас общее имущество, Игорь. Ипотека. Нужно все обсудить цивилизованно.
Он покраснел от злости, но, увидев ее непоколебимый взгляд, сдался.
— Ладно! Устраивай свой спектакль! Только потом не плачь, что я ушел!
На следующий вечер в их квартире собрались все. Тамара Павловна, смущенная и немного растерянная, сидела в кресле. Дмитрий в форме, что добавляло обстановке официальности, стоял у окна, мрачный. Игорь ходил по комнате, напыщенный и важный.
— Ну, раз все здесь, начнем, — заявил он. — Мама, я переезжаю к тебе. Буду о тебе заботиться. Аня и я расходимся. Она не смогла выполнять обязанности жены. Особенно в том, что касается дома, кухни.
— Игорь... — начала Тамара Павловна, но он ее перебил.
— Мам, все решено. Ты же сама говорила, что ее готовка — не еда. Вот и будем жить по-нормальному. Я буду распоряжаться твоей пенсией, все оплачивать, еду готовить. Тебе останется только отдыхать.
Аня молча слушала, потом встала и подошла к столу, где лежала ее папка.
— Прежде чем что-то решать, Тамара Павловна, Дмитрий, я хочу кое-что показать.
Она открыла папку и выложила на стол первую стопку — чеки. Длинную, длинную ленту.
— Это чеки из аптек за последний год. Все, что я покупала для Тамары Павловны. Лекарства от давления, от диабета, витамины, тест-полоски, тонометр. — Она положила рядом распечатанный график. — А это динамика. Давление со 180/110 в среднем до 140/90. Сахар с 12 ммоль/л до 7-8. Приступов тахикардии не было три месяца.
Тамара Павловна широко раскрыла глаза.
— Анечка... это все ты? А я-то думала...
— Думала, что само прошло? — мягко спросила Аня. Она положила вторую стопку — распечатки банковских переводов и свои выписки. — Все это куплено на мои деньги. Мою зарплату и премии. Общая сумма — вот. — Она ткнула пальцем в итоговую цифру. Она была внушительной.
Игорь побледнел.
— Что за бред? Какие лекарства? Маме врач выписывал таблетки, она их получала бесплатно!
— Получала дешевые аналоги, от которых у нее были отеки и кашель, — холодно парировала Аня. — А новый препарат, который ей реально помог, не входит в льготный список. Ты сказал, что денег нет. Они были. — Она выложила последние бумаги. — Выписки с твоей карты, Игорь. За тот же период. Рестораны. Доставка фастфуда. Пивные бары. Стейк-хаусы. Часто — на две персоны. И сумма... почти совпадает с той, что я потратила на лекарства. Только с обратным знаком.
В комнате повисла гробовая тишина. Тамара Павловна смотрела то на чеки, то на сына, и в ее глазах медленно росло понимание, а за ним — горечь.
— Игорек... это правда? Ты тратил мои деньги... на рестораны? А мне говорил, что пенсия маленькая, что еле-еле на коммуналку хватает?
— Мама, не слушай ее! Она все выдумала! Она хочет меня опозорить! — закричал Игорь, но в его голосе была паника.
— Выдумала? — вступил Дмитрий, подходя к столу. Он взял в руки одну из выписок. — Это твой банк, брат. Твои транзакции. «Престиж-стейк», «Пивной дворик», «Суши-весла». И даты совпадают с днями, когда ты, по твоим словам, «помогал маме по хозяйству». Получается, хозяйство — это поедание рибая за мамины деньги, пока она сидит на овсянке и дешевых таблетках?
Игорь был приперт к стене. Его лицо исказила смесь ярости и страха.
— Я... я хотел как лучше! Чтобы мама порадовалась, вышла в люди!
— С гипертоническим кризом после соленого стейка? — тихо, но четко спросила Аня. — Ты водил ее в эти места, кормил запрещенной едой, а потом уезжал, оставляя ее одну с повышенным давлением и сахаром. А я приезжала на следующий день, измеряла, давала правильные таблетки и кормила тем, что можно. Ты заботился? Нет. Ты использовал. Маму — как оправдание своей расточительности и как повод поесть за чужой счет. Меня — как жилетку для слива своего плохого настроения и как прислугу, которая еще и должна терпеть оскорбления.
Она повернулась к Тамаре Павловне.
— Простите, что скрывала. Не хотела ссорить вас с сыном. Но сейчас... сейчас выбор за вами. Он хочет переехать к вам, чтобы распоряжаться вашей пенсией и вашей жизнью. Я же просто хочу, чтобы вы были здоровы. Жить можете где хотите. Здесь, со мной, если доверяете. Или у себя. Но деньги... деньги должны идти на ваше здоровье, а не на его рестораны.
Тамара Павловна медленно поднялась. Она подошла к Игорю, посмотрела на него. В ее взгляде не было гнева. Была бесконечная усталость и разочарование.
— Сынок... Как же ты мог? Я же верила тебе...
— Мама, я...
— Молчи, — она махнула рукой, и в этом жесте была такая сила, что Игорь заткнулся. — Ты не переезжаешь ко мне. Я не хочу, чтобы мой дом превратился в столовую для тебя и в больницу для меня из-за твоей «заботы». И пенсией своей я сама распоряжусь. С помощью Ани. Она, выходит, больше дочь мне, чем ты сын.
Она повернулась к Дмитрию.
— Димка, как там по закону? Чтобы он больше не мог трогать мои деньги?
Дмитрий кивнул, бросая на брата тяжелый взгляд.
— Нужно отозвать доверенность, если она была, и написать заявление в банк и в соцзащиту. Я помогу. А если будут вопросы... — он посмотрел на Игоря, — я объясню, на что шли эти средства. И что могло бы быть, если бы не Аня.
Игорь стоял, сжав кулаки. Его империя лжи рухнула в одно мгновение.
— Вы все сговорились! — прошипел он. — Эта стерва вас всех против меня настроила!
— Выйди, — сказала Аня. Ее голос звучал тихо, но в нем была сталь. — Выйди из моего дома. Собирай свои вещи и уходи. Сейчас. Ключи оставь.
— Это мой дом тоже! Ипотека!
— Ипотека оформлена на меня, потому что у тебя была испорчена кредитная история, — напомнила она. — Ты только платил половину. Суд разделит платежи. А пока — уходи. Пока я не вызвала полицию. У Димы, я вижу, уже рука на кобуре.
Дмитрий действительно положил руку на служебное оружие. Его лицо было каменным.
— Брат, советую послушаться. А то я как участковый могу заинтересоваться, нет ли здесь состава правонарушения. По статье 159.2 УК РФ, например. «Мошенничество при получении выплат».
Игорь понял, что игра проиграна. Сжав зубы, он бросился в спальню, начал швырять вещи в чемодан. Через двадцать минут, не глядя ни на кого, он выволок свои сумки в прихожую.
— Ты пожалеешь, Аня! — бросил он последнюю угрозу.
— Я уже три года жалею, что не сделала этого раньше, — ответила она, держа дверь открытой.
Дверь закрылась. В квартире воцарилась тишина. Тамара Павловна тяжело опустилась на стул и заплакала. Тихими, старушечьими слезами. Аня подошла, опустилась перед ней на колени и обняла.
— Все, все теперь будет хорошо. Я с вами.
— Прости меня, дочка, — всхлипывала Тамара Павловна. — Я была слепая. Говорила про тебя... а ты...
— Ничего. Главное — что теперь мы все знаем правду.
Дмитрий подошел, положил руку на плечо Ани.
— Молодец. Держалась как скала. Дай знать, если он будет беспокоить. Я с ним поговорю на языке, который он поймет.
— Спасибо, Дима.
Прошло два месяца. Игорь подал на развод. Аня не возражала. Вопрос с ипотекой решался через суд, но она была уверена в своей правоте и в поддержке Дмитрия, который предоставил все доказательства финансовой безответственности брата.
Тамара Павловна переехала к Ане. Сначала на время, «пока суд», но потом осталась. Комнату Игоря превратили в светлую гостевую-кабинет. Аня купила две одинаковые мягкие халата — себе и свекрови.
Их жизнь обрела новый, спокойный ритм. По утрам они вместе измеряли давление и сахар, записывали в дневник. Потом завтрак: омлеты со шпинатом, творожные запеканки, смузи. Аня больше не боялась, что ее еду назовут «травой». Тамара Павловна, освободившись от давления сына и его вредных «лакомств», с интересом пробовала новое. И даже начала учиться.
— Анечка, а покажи, как ты этот соус из йогурта и укропа делаешь? К рыбе хорошо пойдет.
— Давайте вместе сделаем, Тамара Павловна.
Они стояли на кухне плечом к плечу. Аня показывала, как мелко резать зелень, как смешивать йогурт с лимонным соком. Свекровь старательно повторяла.
— Знаешь, — сказала Тамара Павловна, помешивая соус, — я тебе завидовала. Ты такая молодая, красивая, самостоятельная. А я... я вырастила сына, который видит во мне только кошелек и повод поесть. Мне казалось, ты отнимаешь у меня последнее — его внимание. А на самом деле... ты дала мне гораздо больше.
Аня улыбнулась, положила руку на ее плечо.
— Мы дали друг другу шанс. На честность. И на хороший ужин без скандалов.
Вечером они сели за стол. Перед ними была запеченная в фольге форель с лимоном, салат из свежих овощей и тот самый йогуртовый соус. Простой, полезный, вкусный ужин.
— Знаешь, что я сегодня поняла? — сказала Тамара Павловна, откладывая вилку. — Соль — она не только в солонке. Она в правде. В честных словах. Раньше наша жизнь была пересолена ложью и обидами. А теперь... теперь в ней правильный баланс.
Аня кивнула, глядя на спокойное, помолодевшее лицо свекрови, на уютную кухню, на свою тарелку, где еда была просто едой, а не полем битвы.
— Да, — тихо согласилась она. — Теперь баланс. И это самый лучший рецепт.
За окном спускался вечер. В квартире, где когда-то звучали только упреки и звон брошенной посуды, теперь было тихо и светло. Горела лампа над столом, пахло травами и запеченной рыбой. Две женщины, связанные не кровью, а пережитым горем и обретенной правдой, ужинали в тишине. Это была не тишина одиночества, а тишина понимания. Та самая тишина, которая бывает между близкими людьми, когда слова уже не нужны. Они нашли друг в друге не соперниц, а союзниц. И этот союз, скрепленный солью правды и пряностями взаимного уважения, оказался крепче всех родственных уз, разорванных ложью и эгоизмом.
