Лена поднималась на четвертый этаж пешком, потому что лифт, как назло, снова сломался. Впрочем, сегодня это была меньшая из ее проблем. Ноги гудели, туфли, казавшиеся утром удобными, к вечеру превратились в инструменты средневековой пытки. В голове пульсировала одна-единственная мысль: добраться до дивана, скинуть эти чертовы каблуки и просто закрыть глаза. Хотя бы на пять минут.
День выдался не просто тяжелым — он был катастрофическим. С утра клиент, с которым они вели переговоры два месяца, вдруг отказался подписывать договор без объяснения причин. Потом начальник, не желая слушать оправданий, устроил публичный разнос. А вишенкой на торте стала поездка в метро: поезд встал в туннеле, и Лена полчаса простояла в духоте, зажатая между вспотевшим мужчиной в пуховике и женщиной с огромными сумками.
Она мечтала о горячей ванне с пеной, о чашке травяного чая и, главное, о тишине. О той благословенной тишине, которая встречала ее каждый вечер в собственной квартире. Ключи уже привычно легли в ладонь, когда она замерла перед дверью.
Из квартиры доносились звуки.
Сначала Лена решила, что ей показалось. Галлюцинации от переутомления — вполне реальный диагноз для ее графика. Но нет. За дверью отчетливо слышались голоса, шарканье ног и какой-то стук.
Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле. В ее квартире кто-то был. Но это невозможно. Она живет одна. Ключи есть только у нее и… у матери. Один комплект, на самый крайний, пожарный случай. Если трубу прорвет или Лена в больницу попадет.
Лена осторожно, стараясь не шуметь, вставила ключ в замочную скважину. Замок поддался мягко — дверь была не заперта на нижний оборот, которым пользовалась только она. Она толкнула тяжелое полотно и шагнула в полумрак прихожей.
Первое, что бросилось в глаза, — это гора коробок. Не аккуратные стопки, а хаотичные нагромождения картонных ящиков, перетянутых скотчем. На боку одной из коробок черным маркером было криво выведено: «Кухня», на другой — «Зимнее», на третьей торчали какие-то провода.
В нос ударил незнакомый запах — смесь дешевого мужского дезодоранта, пыли и жареного лука. Лена поморщилась. Ее квартира всегда пахла лавандой и чистотой.
— Мам, ну куда ты этот фикус тащишь? Не надо его на стол, он там мешает! — раздался из гостиной недовольный мужской голос.
— Антоша, ну посмотри, как красиво! Зелень освежает интерьер, сразу уютно становится, — ответил голос матери, воркующий и ласковый.
Лена медленно, словно во сне, стянула туфли, перешагнула через чьи-то огромные кроссовки, валявшиеся прямо посреди прохода, и прошла в комнату.
Картина, открывшаяся ей, заставила ее ущипнуть себя за руку. Это не могло быть правдой.
Ее любимая гостиная, которую она с такой любовью обставляла, превратилась в склад. Ее бежевый диван, купленный на премию в прошлом году, был грубо сдвинут к стене. Посреди комнаты, на том месте, где обычно лежал пушистый ковер, теперь стоял уродливый, шаткий стол из дешевого ДСП. Явно купленный на скорую руку в каком-нибудь дисконте.
За столом сидел ее брат Антон. Он раскладывал какие-то бумаги, отодвигая в сторону Ленину вазу. А мать, в домашнем халате (откуда у нее здесь халат?), суетилась у окна, расставляя горшки с геранью. Геранью, которую Лена ненавидела.
— Мам? Антон? — голос Лены прозвучал хрипло, она откашлялась. — Что здесь происходит?
Мать резко обернулась, едва не уронив горшок. Увидев дочь, она расплылась в широкой, немного нервной улыбке.
— Леночка! Дочь пришла, отлично! — воскликнула она так радостно, будто они договаривались о встрече. — Помоги брату мебель занести, а то он один мучается. Там еще шкаф разобранный внизу, у подъезда остался. Вдвоем-то вы быстрее справитесь, а я пока ужин доготовлю.
Она говорила это так просто, так буднично, словно речь шла о покупке хлеба, а не о перестановке мебели в чужой квартире. Лена моргнула, пытаясь переварить услышанное. Реальность расплывалась.
— Какую мебель? — тихо переспросила она. — Мама, что вообще происходит? Почему в моей квартире чужие вещи? Откуда этот стол? Почему вы здесь?
Голос ее невольно поднялся, переходя на звенящие ноты. Антон, услышав тон сестры, наконец оторвался от бумаг. Он выпрямился, почесал затылок и виновато улыбнулся.
— Лен, ну извини. Сюрприз не получился, да? — он пожал плечами. — Мама не предупредила тебя, хотела как лучше. Я переехал к тебе. Временно.
Он произнес это с той самой интонацией, которую Лена знала с детства. Интонацией нашкодившего кота, который уверен, что его все равно покормят сметаной. В его глазах читалась надежда, что сестра сейчас вздохнет, поругается для проформы, но «войдет в положение».
— Переехал ко мне? — Лена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Ей пришлось опереться о дверной косяк, чтобы не упасть. — Антон, ты в своем уме? Это моя квартира. Моя! Я плачу за нее ипотеку. Я живу здесь одна. Кто вам дал право переезжать сюда без моего разрешения? Кто дал право хозяйничать?
Мать подошла к ней, попыталась обнять, но Лена резко отстранилась, выставив руки вперед, как барьер.
— Леночка, ну не сердись, зачем столько агрессии? — заворковала мать, делая скорбное лицо. — Антоше же некуда идти, совсем беда. Хозяйка той квартиры, которую он снимал, оказалась сумасшедшей, выгнала их с ребятами. А денег на новую сейчас нет, сам понимаешь, времена тяжелые. Я подумала: у тебя же двушка, места много, вторая комната все равно пустует. Зачем ей простаивать? Пусть брат поживет, пока на ноги встанет. Это же по-родственному.
— Пустует? — Лена задохнулась от возмущения. — Вторая комната — это мой кабинет! Я там работаю!
Она резко развернулась и бросилась к двери второй комнаты. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах. Она распахнула дверь и замерла.
Ее уютный кабинет, ее святилище, где она работала по вечерам, читала книги и занималась йогой, был уничтожен. Ее рабочий стол с компьютером был завален какими-то пакетами. Вместо ее любимого кресла у стены стоял раскладной диван, явно видавший виды, с протертой обивкой. На ее книжных полках, где раньше в идеальном порядке стояла профессиональная литература, теперь валялись скомканные футболки Антона, джинсы, какие-то провода, джойстики от приставки. Ее книги были бесцеремонно сдвинуты в угол, свалены в кучу, как мусор.
— Мама... — прошептала Лена, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы бессилия и ярости. — Ты не могла просто так вселить сюда Антона. Это мой дом. Ты даже не спросила. Просто взяла, отдала ему ключи и привезла его вещи, пока я была на работе?
Она вернулась в гостиную. Лицо ее горело, усталость как рукой сняло, ее место занял холодный, злой адреналин.
— Мама, отдай ключи. Сейчас же.
Мать поджала губы, ее лицо сразу стало строгим и обиженным.
— Я твоя мать, Елена. Не смей разговаривать со мной в таком тоне. У меня есть ключи от твоей квартиры на законных основаниях, я тебе помогала с ремонтом, между прочим, советами. И я решила помочь сыну, твоему родному брату. Неужели ты откажешь родному человеку в крыше над головой? Неужели кусок хлеба и угол пожалеешь?
— Родному человеку, который три года не работает? — Лена посмотрела на брата в упор. — Который живет на съемных квартирах за мамины деньги и теперь решил перебраться ко мне на полное обеспечение?
Антону было тридцать два года. Здоровый лоб, с руками и ногами. Но выглядел он как вечный подросток-переросток. Небритый, в мятой футболке с каким-то дурацким принтом, с этим вечно отсутствующим, безответственным выражением лица. Он сидел, развалившись на стуле, и крутил в руках ручку.
— Лен, ну чего ты начинаешь? — протянул он. — Я не хотел тебя напрягать, правда. Но реально некуда идти. Парни съехали, кинули меня с оплатой. Я один такую аренду не потяну. Работу ищу, честно ищу. Просто пока не везет.
— Не везет три года подряд? — Лена горько усмехнулась. — Антон, ты не ищешь работу. Ты ищешь, на кого бы переложить ответственность за свою жизнь. Сначала на родителей, потом на этих твоих непонятных друзей, а теперь решил, что я — идеальный вариант. Удобная сестра с квартирой.
Антон насупился, изображая оскорбленную невинность.
— Я ищу! Просто сейчас кризис, рынок стоит. Работу трудно найти, особенно творческую, в моей сфере.
— В твоей сфере? — переспросила Лена. — Ты про дизайн и фриланс, которым ты занимаешься раз в полгода, когда прижмет? Антон, я работаю по десять часов в день. Я пашу как лошадь, чтобы платить эту ипотеку. А ты хочешь сидеть в моей второй комнате и ждать вдохновения?
Мать встала между ними, раскинув руки, как птица, защищающая птенца.
— Хватит! Хватит ссориться! Леночка, имей совесть. Антоша поживет у тебя всего пару месяцев. Найдет работу, накопит денег и съедет. Ты же не звери, не выгонишь брата на улицу.
В ее голосе звучала та самая железобетонная уверенность, о которую Лена разбивалась всю свою жизнь. Уверенность в том, что дочь не посмеет возразить. Так было всегда: Антон — любимчик, младшенький, талантливый, но непризнанный гений, которого надо оберегать от жестокого мира. А Лена — старшая, ответственная, «ломовая лошадь», которая все вывезет, все стерпит и всем поможет.
— Мам, — Лена старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Я плачу за эту квартиру сто тысяч в месяц. Плюс коммунальные услуги, плюс еда, интернет, бытовая химия. Я не печатаю деньги. И ты думаешь, я должна еще и Антона содержать? Взрослого мужика?
— Никто не просит тебя его содержать! — возмутилась мать. — Антон сам за себя платить будет. Правда, Антош?
Антон поспешно, слишком поспешно закивал.
— Конечно, Лен! Я буду за коммуналку долю вносить. И еду свою буду покупать. Просто дай мне пару месяцев, перекантоваться. Я точно найду заказчика, у меня там наметки есть.
Лена посмотрела на него и поняла со всей кристальной ясностью: не найдет он ничего. Не будет никаких денег. Будут только обещания, бесконечные «завтра», «на следующей неделе», «заказчик задержал выплату». А она будет приходить домой после изматывающей работы и видеть его разбросанные носки, грязную посуду в раковине, слышать звуки видеоигр из соседней комнаты. Пару месяцев превратятся в полгода, потом в год. И выгнать его потом будет в сто раз сложнее.
Она вспомнила, как он занимал у нее пять тысяч «до зарплаты» год назад. Деньги он так и не вернул. Вспомнила, как родители оплачивали его долги по кредитной карте.
— Нет, — сказала Лена твердо. Это слово прозвучало в тишине комнаты, как выстрел.
Мать замерла с открытым ртом.
— Что значит «нет»?
— То и значит. Антон, ты не будешь здесь жить. Ни дня. Ни часа. Мама, у тебя трехкомнатная квартира. Там места больше, чем у меня. Если ты хочешь помочь сыну — пусти его к себе.
Мать ахнула и прижала руку к груди.
— Ко мне? Но у меня же твой отец! Ему нужен покой, у него давление. Мы не можем жить втроем, это неудобно, тесно! У Антоши режим другой, он по ночам за компьютером сидит.
Лена не выдержала и громко, истерично рассмеялась.
— А мне, значит, удобно? Мне удобно жить с братом, который вламывается в мою квартиру без спроса? Мам, это просто смешно. Двойные стандарты во всей красе. Отцу нужен покой, а мне покой не нужен? Я, по-твоему, железная?
— Леночка, ты жестокая, — прошипела мать, и в ее глазах блеснули злые слезы. — В кого ты такая уродилась? Черствая, бессердечная. Брату помочь не хочешь. Что я людям скажу? Что родственникам скажу? Что моя дочь выгнала родного брата на улицу?
Она снова перешла на драматический надрыв, давя на самое больное — на чувство вины и общественное мнение. Но сегодня, видимо, чаша терпения Лены переполнилась окончательно.
Лена подошла к входной двери и широко распахнула ее.
— Скажи им правду, мам. Скажи, что твоя дочь имеет право на личное пространство. Что она не обязана решать проблемы взрослого мужчины, который сам не хочет брать ответственность за свою жизнь. Антон, собирай вещи.
Антон растерянно переводил взгляд с матери на сестру.
— Лен, ну не гони, а? — попробовал он надавить на жалость. — Я правда постараюсь быстро съехать. Обещаю. Буду тише воды, ниже травы.
Лена покачала головой. Внутри у нее все дрожало, но внешне она оставалась ледяной скалой.
— Ты обещал три года назад, что найдешь постоянную работу. Ты обещал год назад, что перестанешь тянуть с родителей деньги. Твои обещания ничего не стоят, Антон. Извини, но я не хочу жить с человеком, на которого нельзя положиться. И я не хочу превращать свою жизнь в коммуналку. Забирай свои коробки. Сейчас.
Мать побагровела. Ее лицо пошло красными пятнами.
— Значит, так? Значит, выгоняешь? В ночь?
Лена демонстративно посмотрела на часы.
— Время семь вечера. Метро работает. Такси ходит. На улице октябрь, не мороз минус сорок. У Антона есть друзья, у него есть ты с папой. Пусть едет к вам. Я не готова делить свою квартиру. Это мой дом, моя крепость, за которую я тяжело работаю. И я не обязана жертвовать своим комфортом ради прихоти брата.
Повисло тяжелое, вязкое молчание. Было слышно, как тикают часы на стене и как тяжело дышит мать. Антон понял, что сестра не шутит. Он медленно, с неохотой начал собирать свои бумаги со стола, небрежно запихивая их в коробку.
— Ладно, понял. Поеду к маме, раз тут такие все гордые стали, — буркнул он обиженно.
— Забирай всё, — напомнила Лена. — Цветы тоже.
Мать схватила свою сумку с вешалки.
— Значит, так, Лена. Запомни этот день. Я тебе этого не прощу. Отказала брату в помощи, выставила мать за порог. Не дочь ты мне после этого.
Эти слова должны были ранить, убить, заставить Лену упасть на колени и молить о прощении. Но вместо этого Лена почувствовала странное облегчение. Словно нарыв, который зрел годами, наконец-то лопнул.
— Если быть дочерью — значит позволять тебе распоряжаться моей жизнью без спроса, то да, мам, наверное, я плохая дочь. Я тебя люблю, но я больше не позволю вам использовать меня.
Мать фыркнула, развернулась и вышла в подъезд, громко хлопнув дверью. Антон, кряхтя, потащил первую коробку следом. На сестру он даже не взглянул.
Лена не стала просто стоять и смотреть. Она молча, методично начала выносить оставшиеся коробки на лестничную площадку. Антон возвращался за следующей партией, они сталкивались в дверях, но не говорили ни слова. Через двадцать минут квартира опустела.
Последним Антон вытащил тот самый уродливый стол из ДСП. Ножки царапнули пол, оставив белесый след на ламинате.
— Ключи, — протянула руку Лена, когда брат уже стоял на пороге.
Антон похлопал по карманам, достал связку и с звоном бросил ее на тумбочку.
— Подавись своей квартирой, — бросил он напоследок.
Дверь закрылась. Щелкнул замок. Два оборота.
Лена прислонилась спиной к двери и сползла на пол. В тишине квартиры все еще витал запах дешевого дезодоранта и чужого присутствия. Но они ушли. Она осталась одна.
Силы покинули ее мгновенно. Хотелось плакать, но слез не было. Была только пустота и гул в ногах. Она сидела так минут десять, слушая, как гудит лифт, увозящий ее «родных людей» вниз.
Потом она встала. Медленно, как старая женщина, прошла в гостиную. Вернула диван на место. Собрала с пола мелкий мусор. Потом пошла в кабинет. Выбросила пустую пачку из-под чипсов, которую Антон «забыл» на полке. Протерла пыль.
Ей нужно было вымыть пол. Немедленно. Чтобы смыть следы чужих ботинок, чтобы стереть этот запах. Она набрала ведро горячей воды, добавила туда тройную порцию средства с ароматом лаванды и начала мыть. Она терла пол с остервенением, до боли в плечах, сантиметр за сантиметром отвоевывая свое пространство обратно.
Потом она открыла все окна настежь, впуская прохладный осенний воздух, чтобы выветрить остатки душного разговора.
Только после этого, приняв наконец-то ту самую ванну, она легла в кровать. Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений. Но она знала, что это затишье перед бурей.
Ночью она долго не могла уснуть. Прокручивала в голове сцену снова и снова. Может, она правда жестокая? Может, надо было потерпеть, пустить брата хоть на недельку? Внутренний критик, говорящий голосом матери, шептал: «Эгоистка. Родная кровь». Но потом она вспоминала наглое лицо Антона, его слова «Мама не предупредила», вспоминала свой кабинет, превращенный в ночлежку, и понимала: она поступила правильно. Единственно верно.
Границы нужно ставить. Жестко. Иначе тебя сожрут, пережуют и выплюнут, прикрываясь святыми словами о семейном долге.
Утром телефон пискнул. Сообщение от мамы: «Антон у нас спит на диване в гостиной. Папе неудобно, он всю ночь кашлял, не мог уснуть. У него поднялось давление. Все из-за тебя. Надеюсь, ты довольна».
Лена прочитала, почувствовала укол совести, но быстро его подавила. Она не стала отвечать. Удалила сообщение и пошла варить кофе. Кофе в своей собственной, тихой, чистой кухне.
Вечером позвонил отец. Лена долго смотрела на экран, прежде чем ответить.
— Алло, пап.
— Привет, Ленка, — голос отца был усталым и немного виноватым. — Слушай... Мать тут с ума сходит, плачет весь день. Может, все-таки пустишь брата? Ну хоть ненадолго? А то они меня извели совсем своей руганью.
Лена глубоко вздохнула. Она любила отца, но знала, что он всегда выбирает путь наименьшего сопротивления. Ему проще уговорить Лену прогнуться, чем поставить на место жену и сына.
— Пап, нет, — сказала она мягко, но твердо. — Мне очень жаль, что вам неудобно. Правда жаль. Но я имею право на свою жизнь. Я не буду селить Антона у себя. Пусть он ищет работу, снимает комнату, хостел, что угодно. Но не у меня.
Отец помолчал в трубку. Было слышно, как на заднем плане что-то бубнит мать.
— Понимаю, — наконец сказал он тихо. — Ты права, дочка. Взрослый парень, пора бы самому. Просто... ладно. Держись там.
— И ты держись, пап.
Прошла неделя. Мать не звонила. Антон тоже исчез с радаров, хотя Лена видела в соцсетях его новые фото из каких-то баров. Значит, деньги на пиво у него были, а на квартиру — нет.
Лена скучала по ним. По тем моментам, когда они были нормальной семьей, без претензий и дележки метров. Но она чувствовала, что сделала самый важный выбор в своей жизни.
Ее квартира снова была ее крепостью. Местом, где она могла отдохнуть, побыть собой, походить в пижаме, не опасаясь наткнуться на посторонних. И никто, абсолютно никто больше не имел права вламываться сюда без спроса. Даже семья. Особенно семья.
Вечером в пятницу Лена сидела в своем восстановленном кабинете, в любимом кресле, с книгой в руках. За окном шумел дождь, а дома было тепло и уютно. Она отложила книгу и посмотрела на пустой угол, где еще недавно стояли коробки брата.
Она знала, что отношения с матерью теперь будут сложными. Возможно, холодными. Но цена за душевный покой и самоуважение никогда не бывает низкой. И она была готова платить эту цену. Вместе с ипотекой.
Если вам понравилась история просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!