— Доедай котлеты, которые привезла моя мать, — сказала я про себя, глядя, как муж с аппетитом накалывает на вилку очередной мясной шарик. — Доедай, милый, доедай.
Вслух я этого, конечно, не произнесла. Ольга сидела напротив Максима за кухонным столом, подперев щеку рукой, и наблюдала за тем, как быстро пустеет пластиковый контейнер. Мама привезла их вчера — целую кастрюлю, еще горячих, укутанных в полотенце. Она знала, как Ольга устает на работе, знала, что времени стоять у плиты по вечерам катастрофически не хватает, а полуфабрикаты из магазина муж есть отказывался. Котлеты были домашние, сочные, с той самой хрустящей корочкой, которую умела делать только мама. Секрет был то ли в особом замесе фарша, то ли в чугунной сковородке, которой было больше лет, чем самой Ольге.
Максим съел уже пятую. Он с наслаждением облизывал пальцы, прихлебывая сладкий чай. На кухне было тихо, только тиканье часов да звон вилки о тарелку нарушали вечерний покой. Казалось, обычный семейный ужин, один из тысяч, что были у них за восемь лет брака. Но в воздухе висело какое-то странное напряжение, которое Ольга почувствовала еще с порога, едва муж вернулся с работы. Он был слишком суетлив, слишком демонстративно весел.
— Слушай, Оль, я тут подумал... — начал он, наконец, вытирая рот салфеткой.
Максим откинулся на спинку стула, сыто поглаживая живот. Взгляд его забегал, избегая прямого контакта с глазами жены.
— Давай перейдем на раздельный бюджет, — выпалил он. — Каждый сам за себя платит. Ты за свои расходы, я — за свои. Так, мне кажется, будет честнее.
Он говорил это настолько буднично, словно предлагал сменить интернет-провайдера или выбрать другой сорт чая, а не перекроить всю финансовую структуру их семьи, которая выстраивалась годами. Ольга замерла, не донеся чашку до рта. Чай в кружке вдруг показался безвкусным кипятком.
— Раздельный бюджет? — переспросила она, надеясь, что ослышалась. — Макс, мы восемь лет женаты. У нас всегда была общая тумбочка, общая карта. Зачем вдруг что-то менять?
Максим пожал плечами, изображая непринужденность.
— Ну, времена меняются, Оль. Посмотри вокруг, сейчас все современные пары так живут. Каждый зарабатывает, каждый тратит на себя. Это цивилизованно. Никаких обид, никаких взаимных претензий типа «куда делись деньги». Полная прозрачность и независимость.
Он встал, взял свою пустую тарелку и понес ее к раковине. Но мыть не стал. Просто поставил в мойку, прямо поверх грязной чашки, как делал это всегда, полагая, что посуда моется сама собой, силами невидимых кухонных фей. Ольга проследила за этим привычным жестом, и внутри у нее что-то болезненно сжалось. Словно лопнула тонкая струна, на которой держалось ее терпение все эти годы.
— Максим, сядь, — голос ее прозвучал тише обычного, но в нем появились стальные нотки. — Давай поговорим серьезно. Не на бегу.
Он тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как ему не хочется вдаваться в детали, но вернулся за стол.
— Ну что обсуждать-то? Все просто. Раздельный бюджет — это значит, что каждый оплачивает свои личные расходы. Ты платишь за свою еду, одежду, косметику, бензин для своей машины, если бы она у тебя была. Я плачу за свои нужды. Коммуналку, так и быть, делим строго пополам. Справедливо? Справедливо.
Ольга смотрела на мужа, пытаясь увидеть в нем того человека, за которого выходила замуж. Щедрого, заботливого парня. Куда он делся?
— А продукты? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие. — Я обычно закупаю продукты на неделю для нас обоих. Тащу сумки, выбираю мясо, овощи. Это мы как делим?
Максим на секунду задумался, почесывая подбородок.
— Ну да, логично. Ты покупаешь то, что ешь ты. Я покупаю то, что ем я. Или просто собираем чеки и в конце месяца делим пополам то, что съели вместе.
Ольга откинулась на спинку стула, чувствуя, как абсурдность ситуации начинает накрывать ее с головой.
— Подожди. То есть, если я сварю суп, большую кастрюлю борща, на который уйдет часа три моего времени, ты будешь платить за свою тарелку? Или как?
Максим нахмурился, его лицо выражало легкое раздражение от того, что жена «усложняет».
— Ну не буквально же, Оля! Зачем ты утрируешь? Просто каждый сам о себе заботится. Хочешь суп? Вари. Но продукты на него покупай на свои деньги. А если угостишь меня — спасибо, не угостишь — я сам себе что-нибудь куплю.
Ольга перевела взгляд на пустой, жирный контейнер из-под котлет.
— А эти котлеты? Их привезла моя мать. Значит, они мои. По твоей новой логике, ты сейчас съел мой ужин. Пять штук. Ты должен был за них заплатить? Или спросить разрешения?
Максим поморщился, как от зубной боли.
— Оль, ну прекрати. Мы же семья, что мы будем, котлетами мериться? Это же подарок от тещи. Другое дело.
— Но ты только что предложил именно мериться, — Ольга почувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. — Ты съел пять котлет, которые сделала моя мать на свои пенсионные деньги, из продуктов, которые она сама купила и привезла на автобусе через весь город. А теперь ты сидишь и рассуждаешь о том, что каждый сам за себя.
Максим раздраженно махнул рукой.
— Котлеты — это, считай, гуманитарная помощь. Не впутывай сюда маму. Я же говорю о системном подходе. Я хочу финансовой независимости. Чтобы я мог тратить свои заработанные деньги так, как хочу я, без твоих вопросительных взглядов и ежемесячных отчетов.
Тут Ольга наконец уловила суть. Дело было не в справедливости.
— То есть ты хочешь тратить деньги на себя, не делясь со мной? Правильно я понимаю?
— Ну... в каком-то смысле, — Максим запнулся, но тут же взял себя в руки. — Я зарабатываю, я имею право распоряжаться своими ресурсами. А ты не зарабатываешь?
Голос Ольги окреп. Обида, копившаяся где-то на дне души, начала трансформироваться в холодную решимость.
— Я работаю столько же часов, сколько и ты. Да, я получаю меньше, потому что я бюджетник, а ты менеджер, но я работаю полный день. И при этом, приходя домой, я встаю во вторую смену: готовлю, убираю, стираю, глажу твои рубашки. Это тоже труд, Максим. И он стоит денег.
— Ой, ну началось, — Максим закатил глаза. — Обычный быт. Все так живут. При раздельном бюджете каждый сам за собой убирает и готовит. Тоже логично. Никаких проблем.
Ольга встала, подошла к холодильнику и широко распахнула дверцу. Холодный свет озарил полки, забитые едой.
— Смотри. Здесь продуктов на три тысячи рублей. Сыр, колбаса, йогурты, овощи, куриное филе. Я купила их позавчера на свою зарплату. По твоей логике — это всё мои продукты. Ты не имеешь права их есть, пока не возместишь мне половину стоимости. Так?
Максим тяжело засопел.
— Оля, хватит передергивать!
— Я не передергиваю! — Ольга резко захлопнула холодильник, отчего магнитики на дверце звякнули. — Я пытаюсь понять правила игры, которые ты предлагаешь. Макароны в шкафу — мои. Чай — мой. Хлеб — мой. Ты хочешь есть? Иди и покупай свой хлеб. Прямо сейчас.
Лицо мужа потемнело. Он явно не ожидал, что разговор повернет в такое русло.
— Ты специально доводишь все до абсурда?
Ольга снова села напротив него, глядя прямо в глаза.
— Нет, Максим. Я просто показываю тебе, как это будет выглядеть на практике. Семья — это не акционерное общество и не коммунальная квартира. Это про поддержку. Про то, что если один упал, второй его поднимет. Если один зарабатывает больше, он подставляет плечо тому, кто зарабатывает меньше, но делает что-то другое для семьи. Мы всегда так жили. Почему сейчас?
Максим отвел взгляд в сторону окна, за которым сгущались сумерки. Он замялся, покрутил в руках чайную ложку.
— Ну... просто я хочу накопить на новую машину. Хорошую, из салона. А при общем бюджете все деньги разлетаются непонятно куда. То на шторы, то на продукты, то на подарки. Вечно денег нет. Так я никогда не накоплю.
Ольга медленно выдохнула. Пазл сложился.
— Вот оно что. Значит, дело в машине. Ты хочешь дорогую игрушку, а для этого нужно урезать расходы на семью. То есть, ты будешь откладывать свою зарплату в кубышку, а я пусть сама оплачиваю коммуналку, бытовую химию, еду и одежду на свою скромную зарплату?
Максим неохотно кивнул:
— Ну да, ты же работаешь, справишься. Это временно. Зато потом у нас будет машина.
— У нас? — уточнила Ольга. — Или это будет твоя личная машина, записанная на тебя?
— Ну, оформлю на себя, конечно, чтобы проще было с документами, но ездить будем вместе... иногда. В магазин там, или к родителям.
Ольга грустно усмехнулась.
— То есть я обеспечиваю наш быт, кормлю тебя, обстирываю, плачу за квартиру, а ты в это время копишь на свою собственную машину? И это ты называешь «честным раздельным бюджетом»?
Максим начал злиться. Его план, казавшийся таким идеальным в голове, рассыпался под ударами логики жены.
— А что ты предлагаешь?! Чтобы я всю жизнь на этой старой развалюхе ездил, которую чинить дороже, чем заправлять? Я мужчина, мне нужен статус!
— Я предлагаю копить вместе, — спокойно ответила Ольга, положив ладони на стол. — Как мы делали всегда. Откладывать с общего бюджета столько, сколько можем без ущерба для жизни. И купить машину для семьи. Это называется партнерство.
Максим фыркнул, вскочил и начал нервно ходить по кухне.
— При общем бюджете мы будем копить до старости! Ты вечно находишь, на что потратить. «Ой, нужны новые полотенца», «Ой, маме нужны лекарства». Транжирство!
— На что я трачу? — голос Ольги дрогнул от обиды. — На качественную еду, чтобы у тебя гастрита не было? На средства для уборки, чтобы ты приходил в чистый дом? На одежду себе раз в полгода? На лекарства твоей же маме, когда она с гриппом слегла месяц назад? Я тогда пять тысяч отдала, Максим. Из «общих» денег, которые ты считаешь своими.
— Опять ты все переворачиваешь! — рявкнул он. — Я просто хочу финансовой свободы!
— Свободы за мой счет?
Ольга встала. Теперь она смотрела на него сверху вниз, хотя была ниже ростом. В ней проснулась какая-то холодная, спокойная злость.
— Знаешь что, Максим? Хорошо. Давай. Введем раздельный бюджет. Полностью.
Муж остановился, удивленно глядя на нее.
— Что, правда?
— Абсолютно. Ты хотел независимости — ты ее получишь. Ты платишь за свою еду, одежду, развлечения, бензин. Я — за свои. Коммуналку делим строго пополам, до копейки. Но есть одно условие.
— Какое?
— Раз у нас всё раздельно, то и быт раздельный. Я перестаю готовить на тебя. Перестаю стирать твои вещи. Перестаю убирать за тобой.
Максим недоверчиво хмыкнул.
— Ты серьезно?
— Более чем. Раз ты хочешь, чтобы каждый сам за себя — будет так. Начиная с завтрашнего утра. Я готовлю только себе. Стираю только свои вещи. Ты сам запускаешь машинку, сам развешиваешь свое белье, сам гладишь свои рубашки и брюки. Сам чистишь свою обувь. Сам готовишь себе завтрак, обед и ужин. И посуду за собой моешь сам.
Максим нахмурился.
— Оль, ну это какой-то детский сад. Мы же взрослые люди.
— Это твоя идея раздельного бюджета, доведенная до логического завершения, — отрезала она, скрестив руки на груди. — Или ты думал, что «раздельно» — это только про деньги, а обслуживание остается общим и бесплатным? Нет, дорогой. Услуги домработницы и повара нынче дороги. Не хочешь платить в общий котел — обслуживай себя сам.
Максим постоял минуту, обдумывая услышанное. Ему показалось, что жена блефует. Ну не сможет она так. Она же заботливая, домашняя. День-два подуется и начнет снова котлетки подкладывать.
— Ладно, — сказал он с вызовом. — Договорились. Посмотрим, как тебе понравится платить за всё самой.
— Посмотрим, — эхом отозвалась Ольга.
Она молча убрала со стола свою чашку, вымыла ее, вытерла насухо и убрала в шкаф. Тарелку Максима она не тронула.
На следующее утро Максим проснулся от запаха кофе. Приятный, бодрящий аромат щекотал ноздри. Он потянулся, предвкушая привычный завтрак — омлет или горячие бутерброды, которые Ольга обычно делала перед работой.
Он зашел на кухню, потирая глаза. Ольга сидела за столом, уже одетая, с идеальным макияжем. Перед ней стояла тарелка овсянки с ягодами и чашка дымящегося кофе. Напротив — пустота. Ни тарелки, ни приборов.
— Доброе утро, — буркнул Максим, выдвигая стул. — А мне?
Ольга подняла глаза от телефона, не меняясь в лице.
— Что «тебе»?
— Ну... завтрак. Кофе.
— Максим, у нас раздельный бюджет, помнишь? — она улыбнулась, но глаза оставались холодными. — Каждый сам о себе. Кофе в банке — мой, я его купила вчера. Молоко — мое. Овсянка — моя.
Максим растерянно посмотрел на плиту. Она была девственно чиста.
— Ты серьезно не приготовила мне завтрак?
— Абсолютно. Я же предупреждала. Хочешь есть — готовь. Продукты в магазине.
Максим открыл холодильник. На полках действительно лежал сыр, ветчина, яйца. Он потянулся к упаковке яиц.
— Положи на место, — спокойно сказала Ольга. — Это я покупала. Чек лежит на столе, можешь проверить дату. Твоих продуктов здесь нет.
— Оля, ты издеваешься?! Мне на работу через полчаса! Я голодный!
— Я не издеваюсь. Я следую твоим правилам. У тебя есть полчаса? Отлично, успеешь сбегать в круглосуточный магазин внизу, купить себе яиц и пожарить. Или перехватишь шаурму по дороге. Независимость требует жертв.
Ольга неспешно допила кофе, помыла за собой чашку и, чмокнув воздух где-то в районе уха ошеломленного мужа, упорхнула на работу.
Максим остался стоять посреди кухни. Злость смешивалась с растерянностью. Он схватил кусок хлеба (кажется, старого), намазал остатками майонеза, который нашел в глубине холодильника (чей он был, уже не разобрать), проглотил, давясь всухомятку, и побежал на работу, злой как черт.
Вечером он вернулся домой, надеясь, что утренний концерт окончен. Но надежды рухнули сразу у порога. В квартире вкусно пахло — тушеным мясом с овощами. Желудок Максима предательски заурчал.
Ольга сидела в гостиной с книгой. На кухне было чисто, но на плите ничего не стояло.
— Оль, ужин будет? — спросил он с порога, снимая ботинки.
— У меня — уже был. Очень вкусное рагу получилось, — ответила она, не отрываясь от чтения. — Тебе — готовь сам.
Максим прошел на кухню. Подошел к холодильнику. Дернул ручку. Дверца не поддалась. На ручках висел маленький велосипедный кодовый замок.
Он вернулся в комнату, чувствуя, как лицо заливает краска гнева.
— Ты холодильник заперла?!
— Пришлось, — пожала плечами Ольга. — Утром ты пытался взять мои продукты. Чтобы избежать путаницы и соблазнов, я решила разграничить зоны доступа. Твои продукты там лежать не могут, потому что ты не платишь за аренду холодильника и электричество для него пока не оплатил.
— Это уже клиника, Оля! Ты больная?
— Нет, я практичная. У нас раздельный бюджет. Значит, полная автономия. Купи свой холодильник, поставь в коридоре, плати за свет и храни там что хочешь. Или договоримся так: нижняя полка твоя, аренда — 500 рублей в месяц плюс половина счета за свет. Замок сниму, когда увижу продукты, купленные тобой лично.
Максим сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
— Да подавись ты своим рагу!
Он развернулся и вылетел из квартиры, хлопнув дверью. Через час вернулся с пакетом из супермаркета. Купил пельмени, батон, палку дешевой колбасы и доширак. Молча прошел на кухню, с грохотом достал кастрюлю. Ольга даже бровью не повела.
Началась неделя великого противостояния.
Максим держался из принципа. Он покупал себе полуфабрикаты, варил пельмени, которые слипались в один большой ком, жарил яичницу, которая неизменно пригорала снизу, оставаясь сырой сверху. Весь его рацион теперь состоял из сухомятки и фастфуда. Желудок начал бунтовать уже на третий день, появилась изжога.
Но еда была лишь половиной беды.
В среду у Максима закончились чистые рубашки. Он привык, что они всегда висят в шкафу, отглаженные, свежие, пахнущие лавандовым кондиционером. Теперь же корзина для белья была полна его грязных вещей. Ольгиных вещей там не было — она стирала свое сразу.
— Оль, у меня рубашки кончились, — сказал он, растерянно перебирая вешалки.
— Вижу, — отозвалась она, проходя мимо с маской на лице. — Пора запускать стирку. Порошок, кстати, я спрятала, он мой. Купи свой.
Максим скрипел зубами, но пошел в магазин за порошком. Вечером он впервые в жизни сам запускал стиральную машину. Не рассортировал белье, закинул белую рубашку вместе с черными носками. Результат был предсказуем: рубашка приобрела благородный серовато-грязный оттенок.
Гладить он не умел вовсе. Утюг в его руках превращался в орудие пытки. Он прожег любимую голубую сорочку, оставив на спине рыжий след в форме утюга, и чуть не расплакался от бессилия. В итоге пошел на работу в мятом свитере, чувствуя себя неопрятным школьником.
Коллеги начали коситься.
— Макс, у тебя все нормально? Выглядишь как-то... помято, — спросил коллега за обедом.
— Нормально все, — буркнул Максим, ковыряя вилкой в сухой гречке из столовой, на которую теперь уходили деньги, которые он планировал откладывать.
Дома царила атмосфера холодной войны. Ольга жила своей жизнью: приходила с работы, готовила себе маленькие, изысканные ужины (салат с тунцом, паста с морепродуктами — она словно специально дразнила его ароматами), смотрела сериалы, делала маски. Она выглядела отдохнувшей. Освободившись от обслуживания мужа, она получила массу свободного времени.
А Максим тонул в быту. Его половина раковины была завалена грязной посудой, которую он ненавидел мыть. На полу в прихожей валялись его ботинки. Он чувствовал себя изгоем в собственном доме.
В пятницу вечером он пришел домой совершенно разбитый. На работе был аврал, машина (та самая старая развалюха) заглохла по дороге, и пришлось вызывать эвакуатор, что пробило брешь в его «личном» бюджете. Он был голоден, зол и чертовски одинок.
На кухне Ольга пила чай с вишневым пирогом. Пирог был домашний, румяный, сахарная пудра на нем напоминала первый снег. Запах ванили и выпечки кружил голову.
Максим сел на стул напротив. Посмотрел на свои руки — на пальце был порез, который он получил, пытаясь открыть банку шпрот ножом. Посмотрел на гору своей грязной посуды. На мятые джинсы.
— Оля, — тихо сказал он.
— М? — она подняла на него глаза. Спокойные, немного грустные.
— Дай кусочек пирога. Пожалуйста.
Ольга помолчала, разглядывая мужа. Он выглядел жалко. Осунулся, под глазами круги, рубашка несвежая. Вся спесь с него слетела, как шелуха.
— Пирог стоит денег, Максим. Мука, вишня, масло, мое время...
— Я заплачу, — он полез в карман, достал кошелек. — Сколько? Сто рублей? Двести?
Ольга покачала головой, не прикасаясь к деньгам.
— Ты так ничего и не понял.
— Я понял! — воскликнул он. — Я все понял, Оль. К черту этот раздельный бюджет. К черту эту независимость. Я так не могу. Я не хочу жить как сосед в коммуналке. Я устал жрать пельмени и ходить в грязном.
— Тебе просто нужна домработница? — холодно уточнила Ольга. — Чтобы было чисто и вкусно?
— Нет! — Максим вскочил, подошел к ней и опустился на корточки, заглядывая в лицо. — Мне нужна ты. Мне нужна моя жена. Мне нравится, когда мы ужинаем вместе. Когда мы обсуждаем день. Когда ты смеешься. Я идиот, Оль. Прости меня. Я правда думал, что это просто — деньги пополам и всё. Я не ценил того, что ты делаешь. Я думал, оно само делается.
Ольга смотрела на него, и лед в ее взгляде начал таять. Она видела, что он искренен. Ему нужен был этот урок. Жесткий, но необходимый.
— А как же машина? — спросила она.
— Да гори она огнем, эта машина, — махнул рукой Максим. — Починю старую. Или будем копить вместе, как ты говорила. Потихоньку. Но только не так, не ценой семьи. Я не хочу приходить в пустой дом, где меня никто не ждет, даже если физически ты здесь.
Ольга вздохнула и пододвинула к нему тарелку с пирогом.
— Чайник горячий, налей себе сам.
Максим схватил кусок пирога, откусил сразу половину, закатывая глаза от удовольствия.
— Боже, как вкусно... Оль, ты волшебница.
— Я не волшебница, я просто женщина, которая хочет, чтобы ее ценили, — она погладила его по нечесаной голове. — Запомни, Макс: семья — это не про бухгалтерию. Это про то, что мы — одна команда. Если ты выигрываешь за мой счет — мы оба проигрываем.
— Я запомнил, — пробормотал он с набитым ртом. — Честно. Завтра же верну все как было. Карточку тебе отдам. И посуду помою. Всю. Даже сковородку.
Ольга улыбнулась. Впервые за неделю искренне.
— Сковородку я сама помою, она чугунная, ты ее испортишь. А вот полы в коридоре — твои.
В тот вечер они долго сидели на кухне, доедая пирог и просто разговаривая. Не о деньгах, не о машинах, а обо всем на свете. Максим рассказывал про проблемы на работе, Ольга — про новую коллегу. Замок с холодильника был торжественно снят и выброшен в мусорное ведро.
Больше Максим никогда не заикался о раздельном бюджете. Он понял простую истину: финансовая свобода не стоит того, чтобы потерять тепло родного дома. А на машину они начали копить вместе, открыв общий вклад. И пусть это будет дольше, зато по дороге к этой цели они не потеряют друг друга.
Если вам понравилась история просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!