— Вы знаете, что пришло уже двадцать седьмое число?
Голос тёти Риммы в трубке звучал так, словно она сообщала о конца света. Я зажала телефон плечом, продолжая нарезать лук для супа. Слёзы текли ручьём — то ли от лука, то ли от того, что я прекрасно понимала, к чему она ведёт.
— Знаю, тётя Рим.
— И что?
— Что — и что?
— Не прикидывайся, Оля. Обещали вернуть к двадцатому. Прошла неделя.
Я отложила нож и вытерла руки о передник. За окном моросил противный октябрьский дождь, превращавший двор в грязное месиво. Вадим ещё не вернулся с подработки — грузил где-то мешки с цементом за тысячу рублей. Дочка Катька сидела в своей комнате, делая вид, что делает уроки, хотя я прекрасно слышала звуки какого-то видео с телефона.
— Тётя Римма, я понимаю, но мы пока не можем. Вадиму задерживают зарплату уже второй месяц, у меня...
— Не надо мне про задержки, — перебила она. — Я тоже живу не на Рублёвке. Пенсия кошачья, коммуналка растёт, лекарства не подешевели.
— Я всё понимаю...
— Ничего ты не понимаешь! — В её голосе появились металлические нотки. — Думаете, мне легко было эти сто тысяч давать? Я их на похоpоны откладывала, между прочим. На своё захоpонение, чтобы вас потом не обременять!
Я закрыла глаза. История с этими деньгами началась восемь месяцев назад, когда у Катьки обнаружили проблемы с позвоночником. Нужна была срочная опеpация — платная, потому что по квоте ждать пришлось бы полгода, а вpач сказал, что время критично. Мы метались как угорелые: родители мои давно на том свете, у Вадима мать инвaлид, сама еле концы с концами сводит. Кpедит не давали — у нас с мужем какая-то неправильная кpедитная история вышла после того, как три года назад его фирма обанкpотилась.
Тётя Римма тогда сама предложила. Позвонила, узнав от дальних родственников о наших проблемах. «Дам взаймы, — сказала, — только верните обязательно. Мне эти деньги нужны». Мы расписались, расцеловались, поклялись вернуть через полгода.
Катьку прoоперировали. Всё прошло хорошо. А потом началось то, что всегда начинается, когда речь идёт о деньгах между родственниками.
Сначала мы действительно пытались собрать сумму к сроку. Вадим вкалывал на двух работах, я взяла дополнительные смены в магазине. Но тут у мужа отказали тормоза на машине — еле не влетел в столб. Ремонт обошелся в копеечку. Потом Катьке понадобилась специальная ортопедическая мебель для восстановления. Деньги утекали, как вода сквозь пальцы.
Срок прошёл. Мы отдали сначала тридцать тысяч, потом ещё двадцать. Оставалось пятьдесят. Я думала, тётя Римма войдёт в положение — она же видела, как мы стараемся. Но нет.
— Я не могу больше, тётя Рим, — сказала я устало. — Дайте ещё месяц.
— Ещё месяц? — Она рассмеялась как-то горько. — Оля, я уже четыре месяца жду сверх срока! Четыре! У меня тоже планы были на эти деньги.
— Какие планы?
Повисла пауза.
— Не твоё дело, какие. Мои деньги, мои планы. Ты обещала вернуть — верни.
Что-то перевернулось в душе. Может, усталость, может, от того, что я уже не спала нормально третью неделю, разрываясь между работой, домом и бесконечными проблемами.
— Слушайте, тётя Римма, я благодарна вам за помощь, но... — Я запнулась, подбирая слова. — Мы же родственники. Неужели нельзя проявить хоть немного понимания?
— Родственники? — В её голосе зазвучала обида. — Когда вам деньги были нужны, мы родственники. А когда отдавать — так сразу чужие?
— Я не это имела в виду!
— А что?! Что ты имела в виду, Оленька? Что я должна сидеть и молчать, пока вы там живёте как живёте, а мои деньги не отдаёте?
Кровь прилила к лицу.
— Как живём?! Вы вообще в курсе, как мы живём?! Вадим ишачит с утра до ночи, я...
— Не ори на меня! — оборвала она. — Я не виновата в ваших проблемах! Я помогла, когда могла. А теперь хочу своё назад. Разве это неправильно?
Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.
— Нет, не неправильно. Просто...
— Никаких «просто»! — Тётя Римма явно завелась. — Значит, так: до конца месяца — три дня осталось — жду остаток. Если не отдадите, больше на помощь от меня не рассчитывайте. Никогда.
Она бросила трубку.
Я стояла посреди кухни с телефоном в руке и чувствовала, как внутри всё сжимается. Обида, злость, стыд — всё внутри закипело.
— Мам, что случилось? — В дверях появилась Катька. Тонкая, бледная, с огромными глазами на испуганном лице.
— Ничего, солнышко, — выдавила я улыбку. — Тётя Римма звонила.
— Из-за денег?
Я кивнула. Дочка подошла и обняла меня.
— Прости, — прошептала она. — Это всё из-за меня.
— Не говори глупости, — я прижала её к себе. — Ты ни в чём не виновата.
Но ведь в каком-то смысле всё действительно началось с этой опеpации. Хотя что это за мысли? Ребёнок заболел — надо лечить. А то, что родственники потом предъявляют счета, это уже другая история.
Вечером, когда Вадим вернулся, я рассказала про разговор. Муж молча слушал, потом тяжело опустился на стул.
— Знаешь, что обидно? — вдруг сказал Вадим. — Она же богаче нас. У неё квартира в центре, дача...
— Это её деньги, Вадь.
— Понимаю. Но... блин, мы же не на шмотки их угрохали! На ребёнка! На здоровье!
— Для неё это не имеет значения, — я устало откинулась на спинку стула. — Для неё это просто её деньги, которые мы должны вернуть.
— И что теперь? Если не вернём, она реально больше не поможет?
— Судя по тому, как она говорила — да.
— А нам её помощь ещё понадобится? — Вадим посмотрел на меня. В его глазах читалась та же обида, что и у меня.
— Знаешь, Вадь, — медленно проговорила я, — может, оно и к лучшему?
— Что к лучшему?
— Ну, что она больше не будет помогать. Как-то спокойнее станет. Не будет этого постоянного чувства долга.
Муж хмыкнул.
— Так долг-то есть.
— Ну да. Пятьдесят тысяч. — Я встала, подошла к окну. — Но знаешь, какое дело... Я вот сейчас думаю: а она-то что потеряла на самом деле?
— Ну, пятьдесят тысяч пока потеряла, — усмехнулся Вадим.
— Да не об этом я! — Я обернулась к нему. — Она же могла быть частью нашей жизни. Катька её обожала раньше, помнишь? Всё к «тёте Риме» рвалась, когда маленькая была. А теперь... Из-за этих денег между нами такая пропасть образовалась.
— Это мы виноваты, — вздохнул муж. — Не отдали вовремя.
— Конечно, виноваты, — согласилась я. — Но... она ведь тоже могла по-другому отнестись. Не как кредитор к должникам, а как... ну, как старшая родственница.
Вадим задумался, постукивая пальцами по столу.
На следующий день я решилась на странный шаг — поехала к тёте Римме без предупреждения. Просто сказала на работе, что плохо себя чувствую, и поехала. Мне вдруг захотелось поговорить с ней нормально, без этих телефонных перепалок.
Она открыла дверь в халате, с удивлением глядя на меня.
— Оля? Ты зачем приехала?
— Поговорить надо, тётя Рим. Можно?
Она помедлила, потом кивнула.
— Заходи.
Квартира была такой же, как я помнила с детства — старая мебель, ковры на стенах, запах нафталина. На комоде стояли фотографии.
— Чай будешь? — спросила она, проходя на кухню.
— Буду.
Мы сидели за её кухонным столом, пили чай из старинного сервиза. Тётя Римма молчала, ждала, когда я заговорю.
— Тётя Рим, — начала я осторожно, — я не с деньгами приехала. То есть, конечно, мы их вернём, но чуть позже. Я хотела... ну... поговорить просто.
— О чём?
— О нас. О том, что происходит.
Она поставила чашку на блюдце с лёгким звоном.
— Ничего не происходит. Ты должна мне деньги, я жду, когда ты их вернёшь. Всё просто.
— Но мы же родственники...
— Вот опять! — Она сжала губы. — Опять это «мы же родственники»! Слушай, Оля, именно потому, что мы родственники, я и дала тебе эти деньги. Чужому человеку не дала бы ни копейки.
— Я понимаю, и я благодарна...
— Благодарность — это когда долг возвращают вовремя, — перебила она.
Я глубоко вдохнула.
— Тётя Римма, вы же знаете, в каком мы положении. У Катьки после операции ещё реабилитация была, дорогущая. Вадиму зарплату задерживают. У меня на работе сокращения планируются, я каждый день боюсь, что следующей буду я. Мы пытаемся, честное слово.
— Все пытаются, — сказала она жёстко. — Думаешь, у меня жизнь мёдом намазана? Пенсия — двадцать три тысячи. Коммуналка — девять. Лекарства — ещё пять тысяч минимум, у меня дaвление, сеpдце. Что остаётся?
— Но у вас же Артём...
— Артём? — Она горько усмехнулась. — Артём у меня в Питере живёт со своей семейкой. Знаешь, когда последний раз звонил? Три месяца назад, на день рождения. Две минуты разговора — и всё. Внукам я не нужна, они меня не знают. Так что не надо мне про Артёма.
В её голосе прозвучала такая боль, что я вздрогнула.
— Тётя Рим...
— Вот именно поэтому мне эти деньги и важны, — продолжила она, глядя в окно. — Потому что я одна. Совсем одна. И мне нужна уверенность, что у меня есть хоть какой-то запас. На старость, на болезни, на... на всякий случай.
Передо мной сидела постаревшая, одинокая женщина, которая судорожно держалась за деньги, потому что это была единственная вещь, которая давала ей чувство защищённости.
— Вы одиноки, — тихо сказала я. — И мы — в долгах по уши. Мы оба несчастны, тётя Рим. И ещё больше делаем несчастными друг друга из-за этих денег.
Она посмотрела на меня, и в её глазах блеснули слёзы.
— Я не хотела быть жёсткой, — прошептала она. — Просто... мне страшно. Понимаешь? Мне шестьдесят восемь лет, я никому не нужна, и эти деньги... они как подушка безопасности.
— А мы? — спросила я. — Мы вам не нужны?
Она замолчала.
Я встала, подошла к ней, села рядом и взяла её руку.
— Знаете, тётя Рим, может, мы что-то делаем не так? И вы, и мы? Может, нам надо просто... по-другому жить? Не деньгами мерить отношения, а чем-то другим?
— Чем? — спросила она устало.
— Не знаю, — честно призналась я. — Но точно не должно быть так, что из-за денег мы становимся врагами.
Она долго молчала, потом тихо сказала:
— Я боюсь стать обузой. Вот в чём дело. Боюсь, что когда состарюсь окончательно, заболею — придётся просить помощи. А если сейчас вы на меня обидитесь из-за этих денег...
Вот оно что. Я вдруг всё поняла. Её жёсткость, требования, обиды — всё это было не про деньги. Это был способ проверить: а будут ли они со мной, если я не дам им деньги? Если буду требовать свои права? Останутся ли?
— Останемся, — сказала я вслух. — Мы останемся, тётя Рим. С деньгами или без. Просто... давайте не будем превращать это в вoйну.
Она заплакала. Тихо, прикрывая лицо ладонями.
Я обняла её, чувствуя, как по моим щекам тоже текут слёзы.
Мы так и сидели — две женщины, каждая со своими проблемами, страхами и болью. И впервые за много месяцев между нами не было этой стены из недосказанности и взаимных обид.
Деньги мы вернули через два месяца. Вадим взял кредит под бешеный процент — пришлось. Но тётя Римма больше не названивала с требованиями.
Зато она начала приезжать к нам по воскресеньям. Сначала неловко, как в гости к чужим людям. Потом обжилась. Катька снова потянулась к ней — оказалось, они обе любят какой-то старый сериал, и теперь обсуждали серии часами.
А недавно тётя Римма сказала, что переписывает завещание.
— Квартиру Артёму оставлю, это понятно, он всё-таки сын. А дачу — вам отпишу. С условием: каждое лето чтобы я там жила.
Вадим начал было отнекиваться, но она остановила его:
— Не спорь. Это уже решено. И вообще, не из благодарности я это делаю. Просто... мне там одной скучно. А с вами веселее.