— Ты правда не поедешь? — Катя стояла в дверях с билетами в руках, и я видел, как дрожат её пальцы.
— Кать, ну это же твоё. Керамика, глина... Я там просто посижу как истукан, — я даже головы не поднял от ноутбука, доделывал квартальный отчёт.
— Это выставка. Там будут мои работы. Три месяца я готовилась.
— Поздравляю, серьёзно. Но я не разбираюсь в этом. Что я там буду делать?
Она постояла ещё секунду, потом тихо вышла. Я услышал, как щёлкнул замок входной двери — резко, с каким-то окончательным звуком.
Надо было тогда оторваться от экрана. Встать. Обнять. Сказать: "Поеду, конечно поеду". Но я не встал.
История началась давно — года три назад, когда Катя пришла домой с горящими глазами и объявила, что записалась на курсы керамики.
— Представляешь, Дим, я всегда мечтала лепить! Ещё в детстве обожала пластилин.
— Здорово, — ответил я тогда и правда порадовался. Жена нашла себе хобби — отлично же. Будет чем заняться по вечерам.
Первые недели она действительно приходила воодушевлённая, показывала фотографии каких-то чаш и кувшинов, рассказывала про обжиг и глазури. Я кивал, улыбался, но если честно — пропускал мимо ушей. У меня на работе был аврал, новый проект, куча переговоров.
— Смотри, я сделала вазу! — она ставила передо мной неровный глиняный сосуд с чуть кривым горлышком.
— Красиво, — говорил я машинально, продолжая листать почту в телефоне.
Она замолкала. Убирала вазу. А я даже не замечал этой тишины.
Постепенно её рассказы становились короче. Она перестала показывать работы, перестала спрашивать моё мнение. Я радовался — значит, увлечение стало привычным, не требует постоянного внимания.
Потом начались выставки. Катя стала ездить на какие-то маленькие городские мероприятия, ярмарки, мастер-классы.
— Может, со мной? — предлагала она сначала робко. — Там интересно, правда. Познакомишься с моими друзьями из студии.
— В выходные? Кать, я устал за неделю. Давай лучше в кино сходим или дома посидим.
Она кивала. Больше не настаивала.
И вот так незаметно между нами выросла стена. Я этого не видел — был занят своими делами, карьерой, цифрами в отчётах. А она... она жила какой-то своей, параллельной жизнью.
Вечерами она исчезала в крохотной комнатке, которую мы называли кладовкой, — там она устроила себе мастерскую. Я слышал, как она возится там часами, но ни разу не зашёл посмотреть, что она делает.
— Не мешай, пожалуйста, — говорила она, когда я проходил мимо приоткрытой двери. — У меня ответственный момент.
Я пожимал плечами и шёл к телевизору.
Всё изменилось в один момент — тем самым вечером, когда она пригласила меня на выставку. Серьёзную, в галерее, с каталогами и критиками.
Я не поехал. Сказал, что доделываю отчёт, хотя мог бы закончить и завтра.
Катя вернулась поздно, около полуночи. Я уже спал, но проснулся от скрипа двери. Она прошла на кухню, я услышал шум воды, звяканье чашки.
Утром за завтраком она была молчалива. Я спросил, как прошло мероприятие.
— Хорошо, — коротко ответила она, не поднимая глаз.
— Работы понравились?
— Угу.
Больше она ничего не сказала. И я не стал расспрашивать — вечно у меня нет времени на долгие разговоры.
Следующие недели Катя становилась всё более отстранённой. Она по-прежнему готовила ужин, убиралась в квартире, но делала это как-то механически. Улыбалась редко. На мои вопросы отвечала односложно.
— Ты в порядке? — спросил я однажды.
— Да. Просто устала.
— Может, тебе отдохнуть от этой керамики? Видишь, как выматывает.
Она посмотрела на меня долгим взглядом — так смотрят на человека, которого больше не узнают.
— Керамика тут ни при чём, Дима.
Я не понял, что она имела в виду. Пропустил мимо — опять аврал на работе.
А потом был тот разговор. Неожиданный, как гром среди ясного неба.
Мы сидели на кухне, она пила чай, я разогревал вчерашний суп.
— Дим, мне предложили участвовать в большом международном проекте, — сказала она негромко. — Три месяца стажировки в Италии, в керамической мастерской.
— Здорово! — обрадовался я. — Поезжай, конечно. Отдохнёшь, развеешься.
— Я еду. Но не на три месяца.
Я не сразу понял.
— То есть?
— Я уезжаю. Насовсем. Или надолго... Не знаю пока точно.
Ложка застыла на полпути ко рту.
— Что значит "насовсем"?
— Я больше не могу так жить, Дима. Мне нужно пространство. Я задыхаюсь рядом с тобой.
— Задыхаешься? — я не верил своим ушам. — Я что-то запрещаю? Я тебя ограничиваю?
— Нет. Ты просто не видишь меня. Не слышишь. Не интересуешься. Я для тебя — фон. Удобная часть интерьера.
— Это несправедливо! Я работаю, обеспечиваю семью, плачу за квартиру, за твои курсы, между прочим.
— Да, ты платишь. Но я хочу не спонсора. Я хочу мужа, который разделит со мной то, что мне дорого.
— Но мне неинтересна глина! — не выдержал я. — Что я могу с этим поделать? Притворяться? Врать?
— Не глина, Дим. Я. Тебе неинтересна я.
Она встала из-за стола и ушла в спальню собирать вещи.
Я сидел на кухне и пытался переварить услышанное. Неинтересна... да как она может так говорить? Мы же вместе десять лет! У нас общий быт, привычки, воспоминания.
Но чем дальше я думал, тем больше понимал: воспоминания все давние. Последние три года — просто сосуществование под одной крышей.
Я попытался остановить её. Уговаривал, обещал измениться, больше внимания уделять.
— Дим, я устала просить твоего внимания. Устала быть невидимкой.
— Но я же люблю тебя!
— Любишь? Или просто привык?
Этот вопрос сбил меня с толку. Я запнулся, не нашёл ответа сразу. А этой паузы хватило, чтобы всё стало ясно.
Она уехала через неделю. Я проводил её в аэропорт — она попросила такси, но я настоял.
Молчали всю дорогу. Только у входа в терминал она обернулась.
— Знаешь, там есть один человек. Из нашей студии. Андрей. Он... он видит меня. Понимаешь?
Я кивнул. В горле встал ком.
— Он разделяет мои увлечения. Мы часами можем говорить о форме, о цвете, о текстуре глины. Он спрашивает моё мнение, прислушивается. Рядом с ним я чувствую себя живой.
— Ты его любишь?
Она задумалась.
— Не знаю пока. Но мне с ним интересно. А это, наверное, важнее, чем привычка.
Она ушла. Я стоял и смотрел, как её силуэт растворяется в толпе пассажиров.
Вернулся домой — пусто, тихо. Зашёл в её мастерскую, которую раньше игнорировал.
На полках стояли десятки работ — чаши, вазы, скульптурки. Я взял одну вазу в руки, провёл пальцами по глазури. Она была тёплой на ощупь, с тонкими разводами, похожими на морские волны.
Красиво. Действительно красиво.
Почему я не сказал ей этого раньше?
На столе лежал альбом с эскизами. Я листал страницы — там были наброски её будущих работ, записи, мысли. Целый мир, о котором я ничего не знал.
А рядом — фотография. Катя и какой-то мужчина у гончарного круга. Оба в фартуках, перепачканные глиной, смеются. Она смеётся — вот так, открыто и радостно, как давно не смеялась дома.
Я понял: она не ушла от меня. Она ушла к себе.
Прошло полгода. Катя звонит иногда — рассказывает про Италию, про мастерскую, про новые техники. Голос у неё счастливый, живой.
Я слушаю и понимаю: она не вернётся. Да и я, наверное, не жду.
Сижу на кухне, пью кофе из той самой вазы — она приспособлена под чашку. Неровная, кривоватая, но такая тёплая.
И думаю: как много мы теряем, когда не видим тех, кто рядом. Когда считаем свои интересы единственно важными. Когда забываем, что любовь — это не только привычка, но и любопытство друг к другу.
Может, когда-нибудь я встречу кого-то, кто научит меня видеть. Слышать. Разделять.