— Юль, нам надо серьезно поговорить.
Антон стоял у окна, руки в карманах джинсов, спина напряжена. Юля сразу насторожилась — так он говорил только перед чем-то неприятным. В последний раз такая интонация была полгода назад, когда он признался, что случайно помял ее машину на парковке.
— Что случилось? — она стянула шапку, разматывая шарф. На улице был жуткий мороз, щеки горели.
— Мама позвонила сегодня днем. — Антон повернулся. Лицо у него было странное, как будто он сам не очень понимал, что собирается сказать. — Она затеяла ремонт в квартире. Большой такой ремонт. Окна поменять, двери, обои во всех комнатах.
— Ну и хорошо, — Юля прошла на кухню, включила чайник. — Давно собиралась же.
— Денег не хватает.
— Антон, у нас тоже не особо густо. Я хотела маме путевку купить, ты помнишь? Она все лето спину мучила, надо бы отдохнуть съездить.
— Леня уже сто тысяч дал, — Антон вошел следом, прислонился к дверному косяку. — Я пятьдесят из премии отдал. Осталось совсем немного собрать.
Юля медленно опустила кружку на стол. Сердце забилось быстрее.
— Ты уже отдал? Не посоветовавшись?
— Это моя мама. И моя премия. — В голосе появились металлические нотки. — Но этого недостаточно. Нужно еще где-то пятьдесят тысяч.
— И что ты предлагаешь?
— Тебе сегодня зарплату выдали. С премией пятьдесят два тысячи. Ты обязана свою зарплату отдать маме в качестве подарка на Новый год.
Юля уставилась на мужа, не веря своим ушам. За окном завывал ветер, на подоконнике лежал тонкий слой снега.
— Ты шутишь?
— Я серьезно. — Антон скрестил руки на груди. — Мама всегда нам помогала. Помнишь, когда мы первую квартиру снимали? Каждый месяц по десять тысяч давала. А когда холодильник сломался, она новый купила.
— Это было три года назад!
— И что? Теперь мы должны отвернуться, когда ей помощь нужна?
Юля схватила кружку, резко повернулась к раковине, включила воду. Надо было что-то делать руками, иначе она сорвется.
— У меня тоже планы были на эти деньги. Маме путевка, тебе часы те, которые ты полгода рассматриваешь. Ирине Олеговне я хотела набор посуды подарить хороший.
— Ей не посуда нужна. Ей на ремонт надо.
— Но я не обязана все отдавать! — Юля обернулась, голос сорвался на крик. — Это моя зарплата, Антон! Я ее заработала!
— Ты моя жена. Значит, это касается и тебя. Когда вступаешь в семью, берешь на себя обязательства.
— Обязательства? — Юля почувствовала, как внутри что-то сжимается. — Ты серьезно сейчас?
— Абсолютно. — Антон подошел ближе, заглянул в глаза. — Юль, ну подумай сама. Моей маме пятьдесят три года. Она всю жизнь на нас с Леней пахала. На ремонт накопить не может, зарплата у нее не такая большая. А окна у нее старые, зимой дует. Дверь скрипит, обои отваливаются. Ну нельзя так жить в наше время!
— А моя мама что, богатая? Она кассиром работает! Весь день на ногах стоит! И я ей тоже хотела помочь!
— Твоя мама молодая еще, сама справится. А Ирине Олеговне уже тяжело.
Юля отошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Внизу во дворе соседский мальчишка лепил снеговика, женщина торопливо шла с сумками. Обычный декабрьский вечер. Только вот жизнь за последние пять минут перевернулась.
— Я не отдам всю зарплату, — тихо сказала она.
— Что?
— Я не отдам. Могу десять тысяч дать, максимум пятнадцать. Но не все.
Антон молчал. Юля слышала его дыхание за спиной, тяжелое, раздраженное.
— Я уже пообещал маме, что ты поможешь.
— Ты не имел права обещать за меня. — Она обернулась, посмотрела ему прямо в лицо. — Антон, я три года работаю администратором. Каждый день с восьми до шести. Люди хамят, срываются, я улыбаюсь и все терплю. Я эти деньги заработала. И я сама решу, на что их потратить.
— Значит, мама для тебя чужой человек, — холодно произнес он.
— Я такого не говорила!
— Но подразумеваешь. — Антон развернулся, направился в комнату. — Думай. Мама ждет деньги послезавтра.
Дверь захлопнулась. Юля осталась стоять на кухне, в наступающей темноте. Чайник давно вскипел и остыл. На часах было только семь вечера, но казалось, что прошла целая вечность.
Она достала телефон, открыла переписку с Оксаной, коллегой. Начала набирать сообщение, потом стерла. Что писать? Что муж требует отдать всю зарплату свекрови? Звучит безумно.
Юля вспомнила, как три года назад они с Антоном только поженились. Снимали маленькую однушку на окраине, денег катастрофически не хватало. Ирина Олеговна действительно помогала — давала деньги, привозила продукты, даже мебель кое-какую купила. Юля тогда была благодарна, искренне. Думала, что у нее будет хорошая свекровь, не такая, как все рассказывают.
Но постепенно она стала замечать мелочи. Ирина Олеговна приезжала без предупреждения, проверяла холодильник, делала замечания по поводу уборки. Могла позвонить в восемь утра в воскресенье и требовать, чтобы они приехали помочь передвинуть шкаф. Антон всегда соглашался, не задавая вопросов.
— Она мать, — говорил он. — Нельзя отказывать матери.
Юля пыталась быть терпеливой. Говорила себе, что это временно, что они скоро съедут, начнут жить отдельно. И действительно, год назад они купили свою квартиру, маленькую двушку. Юля думала, что теперь станет легче.
Но Ирина Олеговна приезжала еще чаще. Звонила каждый день, интересовалась всем — что они едят, куда ходят, сколько зарабатывают. Антон отвечал на все вопросы подробно. Юля молчала, улыбалась, старалась не показывать раздражения.
А сегодня это вылилось вот в такое требование.
Она вышла в коридор, заглянула в комнату. Антон лежал на диване, уткнувшись в телефон, даже не повернул голову.
— Мы можем поговорить? — тихо спросила Юля.
— О чем говорить? Ты отказалась помогать.
— Я не отказалась. Я сказала, что отдам часть.
— Маме нужна вся сумма. Леня дал, я дал. Ты должна тоже.
— Я никому ничего не должна!
Антон резко сел, бросил телефон в сторону.
— Вот как ты к этому относишься? — Глаза его блестели, на скулах заходили желваки. — Моя мать для тебя никто?
— Твоя мать для меня не чужая. Но я не могу отдать ей всю зарплату, Антон! У меня своя мама есть! Свои планы!
— Твоя мама подождет. Она еще работает, у нее все нормально.
— А с чего ты решил? — Юля почувствовала, как внутри закипает. — Ты вообще когда-нибудь интересовался, как у нее дела? Знаешь, сколько она зарабатывает? Двадцать восемь тысяч! Каждый месяц еле концы с концами сводит! А я хотела ей хоть раз за столько лет нормально помочь!
— Помоги потом. Сейчас моя мама важнее.
— Почему твоя мама важнее моей? — Юля села на край дивана, смотрела на мужа с недоумением. — Объясни мне, Антон. Почему я должна забыть про своих родителей ради твоих?
Он молчал, отвернулся к окну.
— Я уже пообещал, — наконец выдавил он. — Понимаешь? Я пообещал маме, что ты отдашь деньги. Если ты откажешься, я буду выглядеть... — он запнулся, подбирая слова, — буду выглядеть плохо.
— А как я буду выглядеть? — тихо спросила Юля. — Как я буду выглядеть, если откажусь от своих планов, от помощи своей матери?
— Ты будет выглядеть как хорошая жена. Которая поддерживает мужа.
Юля встала, направилась к двери. Разговор зашел в тупик.
— Я пойду спать в другой комнате, — сказала она.
— Как хочешь, — равнодушно бросил Антон.
Ночью Юля не спала. Лежала на узкой кровати в маленькой комнате, которую они называли кабинетом, и смотрела в потолок. Фонарь с улицы бросал на него желтоватые блики. Где-то далеко лаяла собака.
Она думала о том, как все изменилось. Три года назад Антон был другим. Внимательным, заботливым. Спрашивал ее мнение, прислушивался. А сейчас он даже не посоветовался, просто поставил перед фактом.
Когда это началось? Может, когда они купили квартиру? Тогда Ирина Олеговна пришла на просмотр первой, еще до Юли. Выбрала вариант, который понравился ей. Антон согласился не глядя. Юля тогда промолчала — квартира и правда была неплохая.
Или когда год назад они выбирали машину? Ирина Олеговна настояла на определенной модели, потому что "надежная и экономичная". Антон купил именно такую. Юля снова промолчала.
Она все время молчала. Старалась не создавать конфликтов. Быть удобной. Хорошей женой и снохой.
А теперь от нее требуют отдать всю зарплату.
Юля повернулась на бок, обняла подушку. В горле застрял ком, хотелось заплакать. Но она не позволила себе. Слезами делу не поможешь.
Надо думать. Решать. Делать что-то.
***
Утром Юля встала раньше будильника. Умылась холодной водой, оделась тихо, чтобы не разбудить Антона. На работу ехала в переполненной маршрутке, прижавшись к окну. За стеклом проплывали серые дома, заснеженные улицы, спешащие люди.
В клинике было спокойно — утренние пациенты еще не пришли. Юля включила компьютер, начала проверять записи на день. Оксана вошла в десять, сразу заметила что-то неладное.
— Ты чего такая? — она присела на край стола, внимательно всматриваясь в лицо подруги.
— Да так. Не выспалась.
— Брось. Я тебя пять лет знаю. Рассказывай.
Юля вздохнула, оглянулась — в коридоре никого не было. И выложила все. Про требование Антона, про свекровь, про ремонт.
Оксана слушала, и с каждым словом ее лицо становилось все более мрачным.
— Ты серьезно? — она спрыгнула со стола, уперла руки в бока. — То есть он даже не спросил, просто заявил — отдавай?
— Ага.
— Юль, это же твои деньги! Ты их заработала!
— Он считает, что я обязана. Потому что жена.
— Господи, какой бред. — Оксана прошлась по кабинету. — Слушай, а ты отдавай только часть. Скажи, что больше не можешь. И все.
— Я так и сказала. Он обиделся.
— Ну и пусть обижается! Пусть привыкает, что у тебя тоже есть мнение!
Первый пациент пришел в десять тридцать. Юля включила рабочий режим — улыбка, приветствие, документы. Механически делала свое дело, а мысли крутились вокруг вчерашнего разговора.
В обеденный перерыв позвонила мама.
— Юленька, как дела? — голос Валентины Ивановны был усталым, но теплым.
— Нормально, мам. Работаю.
— Ты чего-то грустная. Случилось что?
— Да нет, все хорошо.
Но мама не поверила. Знала дочь слишком хорошо.
— Рассказывай. Что там у вас?
Юля не хотела расстраивать мать. Но слова полились сами собой. Про Антона, про деньги, про ультиматум.
Валентина Ивановна молчала долго. Потом тихо сказала:
— Не отдавай.
— Мам...
— Не отдавай, Юля. Если сейчас согласишься, это будет не последний раз. Поверь мне.
— Но Антон будет злиться.
— Пусть. Он взрослый мужчина, переживет. А ты подумай о себе. Ты хотела мне путевку купить? Юль, мне не нужна путевка. Мне нужно, чтобы ты была счастлива. А счастливой не будешь, если все время делаешь то, что тебе не хочется.
После разговора с мамой стало немного легче. Юля доработала смену, попрощалась с Оксаной и поехала домой. По дороге заехала в супермаркет, купила продуктов. В голове крутился план — приготовить ужин, спокойно поговорить с Антоном еще раз.
Но дома ее ждал сюрприз.
На диване сидела Ирина Олеговна.
— Юленька, родная! — она встала, широко улыбаясь. — Заходи, заходи. Антоша чай поставил.
Юля застыла в дверях с пакетами в руках. Муж стоял на кухне, отводил взгляд.
— Здравствуйте, Ирина Олеговна, — она сняла куртку, прошла внутрь. — Не ожидала вас увидеть.
— Я случайно мимо проезжала, решила заглянуть. — Свекровь села обратно, похлопала по месту рядом с собой. — Садись, поговорим.
Юля села, напряженная как струна. Антон принес кружки, поставил на стол и тут же исчез в комнате.
— Антоша рассказал мне про вашу ситуацию, — начала Ирина Олеговна мягким голосом. — Я так расстроилась. Думала, мы с тобой хорошо ладим.
— Мы и ладим.
— Тогда почему ты отказываешься помочь? — в голосе проскользнула обида. — Юля, я же не прошу для себя. Мне ремонт нужен. Окна старые, зимой жутко холодно. Двери скрипят так, что соседи жалуются. Обои... — она махнула рукой, — обои я даже показывать не буду, стыдно.
— Ирина Олеговна, я не против помочь. Но не вся зарплата же...
— Деточка, ну посчитай сама. Окна — тридцать тысяч. Двери — двадцать. Обои и работа — еще тридцать. Леня дал сто, Антоша пятьдесят. Не хватает ровно пятидесяти двух. Твоя зарплата с премией. Как будто специально сложилось.
— Но у меня свои планы были. Я маме...
— Твоя мама молодая, — перебила Ирина Олеговна, и голос стал жестче. — Она еще поработает, заработает. А мне пятьдесят три. Сколько мне еще осталось? Хочется хоть последние годы в нормальных условиях пожить.
Юля сжала кулаки под столом. Манипуляция была очевидной, но от этого не легче.
— Я понимаю. Правда понимаю. Но я не могу отдать все.
— Не можешь или не хочешь? — Ирина Олеговна откинулась на спинку дивана, изучающе глядя на невестку. — Видишь ли, Юля, я всегда считала тебя умной девочкой. Хорошей. Но сейчас я вижу эгоизм.
— Эгоизм?
— Да. Ты думаешь только о себе. О своих желаниях. А про близких забываешь.
— Я не забываю! Я как раз о близких и думаю! Про свою маму!
— Антон твой муж. Значит, его мать теперь тоже твоя. А раз так, то и помогать надо в первую очередь ей. — Ирина Олеговна встала, взяла сумку. — Хорошо. Я вижу, ты не готова быть частью этой семьи. Тогда подумай сама — стоит ли вообще оставаться в ней.
Она ушла, оставив за собой тяжелую тишину. Юля сидела, не в силах пошевелиться. Последняя фраза прозвучала как угроза.
Антон вышел из комнаты через пять минут.
— Она ушла?
— Ты слышал разговор?
— Да.
— И что ты скажешь?
Он пожал плечами, избегая смотреть в глаза.
— Мама права. Ты думаешь только о себе.
— Антон...
— Я дал ей слово, Юля. Сказал, что ты отдашь деньги послезавтра. Не заставляй меня выглядеть лжецом.
— А как же я буду выглядеть? Как дура, которая беспрекословно выполняет приказы?
— Как нормальная жена! — он повысил голос впервые за эти дни. — Которая поддерживает мужа в трудной ситуации!
— Это не трудная ситуация! Это манипуляция!
— Называй как хочешь. Решать тебе. Но если откажешься... — он помолчал, потом добавил тише, — не знаю, Юль. Не знаю, как мы дальше будем жить.
Он ушел в комнату и больше не выходил. Юля осталась одна на кухне, в наступающей темноте.
На следующий день на работе она ходила как в тумане. Пациенты раздражали, Оксана пыталась отвлечь шутками, но не помогало. Вечером Юля поехала не домой, а к маме.
Валентина Ивановна открыла дверь в старом халате, волосы растрепаны — только с работы пришла.
— Юленька? — она сразу насторожилась. — Что-то случилось?
— Можно к тебе?
— Конечно, заходи.
Они сели на кухне, маленькой, тесной, но родной. Здесь Юля выросла, здесь всегда можно было укрыться от всего мира.
— Мам, я не знаю, что делать, — она положила голову на стол, закрыла глаза. — Антон не разговаривает. Ирина Олеговна намекнула, что мне вообще не место в их семье. А я... я просто хотела помочь тебе.
Валентина Ивановна гладила дочь по голове, молчала. Потом тихо сказала:
— Слушай меня внимательно. Я всю жизнь работаю кассиром. Зарплата маленькая, да. Едва хватает. Но я никогда, слышишь, никогда не требовала от тебя денег. Ты помогала, когда могла — я была благодарна. Но это был твой выбор, а не мое требование.
— Мам...
— Подожди. Если ты сейчас отдашь деньги только потому, что тебя заставили, ты покажешь, что согласна на такие правила. И это будет не последний раз. Подумай, Юля. Готова ли ты всю жизнь жить так? Отдавать все, что заработаешь? Забыть про свои желания?
— Но я люблю Антона.
— Любовь — это не жертва. Это партнерство. Уважение. Если он требует от тебя всего, не давая ничего взамен, это не любовь. Это потребление.
Юля заплакала — впервые за эти дни. Мама обняла ее, крепко прижала к себе.
— Плачь. Выплачь все. А потом решай. Но помни — я всегда на твоей стороне. Всегда.
Они просидели так долго. Потом Валентина Ивановна приготовила ужин, они поели молча. Юля осталась ночевать, легла на свою старую кровать, укрылась знакомым пледом.
И впервые за неделю заснула спокойно.
Утром, собираясь на работу, она приняла решение.
Позвонила Антону.
— Алло? — голос был сонным, недовольным.
— Я не отдам всю зарплату, — четко сказала Юля. — Могу дать десять тысяч. Не больше.
Молчание.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
— Юля, я предупреждал...
— Я тоже предупреждаю. Это мои деньги. Мой выбор. Если ты не можешь с этим смириться, мы можем обсудить это как взрослые люди. Или... — она запнулась, набрала воздуха, — или мы можем обсудить наши отношения в целом.
Она положила трубку, руки дрожали. Но внутри появилось что-то новое. Твердость. Уверенность.
В клинике день прошел нормально. Антон не звонил, не писал. Юля работала, улыбалась пациентам, заполняла документы. Оксана поддерживала, как могла.
Вечером, возвращаясь домой, Юля готовилась к худшему. Но квартира была пуста. На столе лежала записка: "Уехал к маме. Нужно время подумать".
Она села на диван, уставилась в пустоту. Значит, так. Значит, он выбрал мать.
Но странное дело — было не так больно, как она ожидала. Скорее облегчение. Потому что честность лучше, чем ложь. Лучше узнать правду сейчас, чем через десять лет.
Прошло два дня. Антон не возвращался. Юля жила одна, ходила на работу, готовила себе ужин. Звонила маме каждый вечер.
На третий день, вечером, в дверь позвонили.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти пяти, в потертой куртке, с усталым лицом. Юля узнала его сразу — Григорий Петрович, бывший муж Ирины Олеговны. Она видела его пару раз на семейных праздниках, издалека.
— Здравствуйте, — он снял шапку, помялся. — Я... можно войти? Поговорить надо.
Юля пропустила его, заварила чай. Григорий Петрович сел напротив, долго молчал, подбирая слова.
— Антон мне позвонил, — наконец начал он. — Рассказал про вашу ситуацию. Я... я хотел с вами поговорить. Потому что я через это прошел.
— Через что?
— Через жизнь с Ириной. Двадцать лет я прожил с ней. И все эти годы она требовала, чтобы я отдавал всю зарплату ей. Сначала на детей, говорила. Потом на ремонт. Потом на машину. Я всегда соглашался. Боялся конфликтов. Думал, что так и должно быть — муж обеспечивает, жена распоряжается.
— И что случилось?
— Она меня бросила. — Он усмехнулся горько. — Сказала, что я слабак. Что не умею принимать решения сам. Что она устала за меня все решать. Вот такой парадокс — я всю жизнь делал то, что она хотела, а она меня за это и бросила.
Юля молчала, переваривая услышанное.
— Я не хочу, чтобы Антон повторил мою ошибку, — продолжил Григорий Петрович. — Он хороший парень. Просто мама его... как бы это сказать... слишком сильно влияет на него. С детства приучила, что ее мнение главное. Леня рано от этого ушел, а Антон остался. И теперь он не умеет говорить "нет".
— Что вы хотите от меня?
— Ничего. Просто хочу, чтобы вы понимали — дело не в вас. Дело в том, что Антону надо научиться быть самостоятельным. А для этого кто-то должен дать ему толчок. Может, это будете вы.
Он ушел через полчаса. Юля осталась сидеть с остывшей кружкой в руках, обдумывая его слова.
На следующий день, в субботу, раздался звонок в дверь. Юля открыла — на пороге стоял Антон. Осунувшийся, небритый, с виноватым выражением лица.
— Можно войти?
Она молча посторонилась. Он прошел в комнату, сел на диван, опустил голову.
— Я говорил с отцом, — тихо сказал он. — Он рассказал мне... многое. То, о чем я не знал. Или не хотел знать.
Юля села напротив, ждала.
— Прости, — Антон поднял голову, в глазах стояли слезы. — Прости меня, Юль. Я был неправ. Я требовал от тебя то, на что не имел права. Ты права — это твои деньги. Твой выбор. И мне не следовало вмешиваться.
— Антон...
— Нет, дай мне договорить. Всю жизнь мама говорила мне, что я должен во всем ей помогать. Что это мой долг. Что сын обязан заботиться о матери. И я верил. Не задумывался. А когда отец рассказал про их брак... я понял, что боюсь повторить его путь.
— Ты боишься, что я тебя брошу?
— Боюсь, что стану таким же слабым, как он. Что буду все время соглашаться, не умея сказать "нет". И ты устанешь от этого. — Он взял ее руки в свои. — Юль, я не хочу терять тебя. Но я не хочу и быть марионеткой. Мне надо научиться жить по-другому.
— Как?
— Не знаю. Честно не знаю. Но давай попробуем вместе. Давай установим правила. Никаких решений за спиной друг друга. Никаких требований без обсуждения. Твои родители так же важны, как мои. Твои планы так же важны, как мои.
Юля молчала, смотрела на мужа. Он изменился за эти дни. Стал... взрослее что ли. Честнее.
— А как же твоя мама? — тихо спросила она. — Она не простит.
— Переживет. Отец сказал, что ей нужно привыкать к тому, что дети выросли. Что у них своя жизнь. Он сам с ней поговорит.
— Антон, я правда не против помочь. Но не всеми деньгами. Я могу дать десять тысяч. Это максимум, на что я готова.
— Хорошо. Я маме скажу, что больше у нас нет. Пусть или ждет, пока накопим, или делает ремонт частями.
Они просидели так долго, держась за руки. Потом Антон обнял ее, крепко, как не обнимал давно.
— Прости меня, — шептал он. — Прости.
На следующий день Юля перевела Ирине Олеговне десять тысяч рублей с комментарием "На ремонт". Ответа не было. Потом, через два дня, свекровь наконец позвонила.
— Спасибо за помощь, — голос был холодным, официальным.
— Не за что, Ирина Олеговна.
— Антон сказал, что больше у вас нет. Это правда?
— Правда. У нас свои расходы.
Молчание. Потом:
— Хорошо. Я поняла. Значит, буду рассчитывать только на себя.
Она положила трубку. Юля вздохнула с облегчением — хотя бы не было скандала.
Григорий Петрович, как и обещал, поговорил с бывшей женой. Что он ей сказал, Юля не знала, но Ирина Олеговна перестала звонить каждый день. Стала приезжать реже, и визиты стали короче.
На Новый год Юля купила маме путевку. Не в санаторий, конечно — деньги не позволяли. Но на неделю в дом отдыха, недорогой, но приличный. Валентина Ивановна расплакалась, когда узнала.
— Юленька, ты что... Это же дорого!
— Мам, ты заслужила. Поезжай, отдохни.
Антону Юля подарила хороший свитер и пообещала к его дню рождения накопить на часы. Он был рад и этому.
Ирине Олеговне она купила набор полотенец — красивых, качественных, но не таких дорогих, как планировала раньше. Свекровь приняла подарок молча, поблагодарила сухо.
Но второго января произошло неожиданное.
Ирина Олеговна пришла в гости сама, с пирогом. Села за стол, долго молчала, потом сказала:
— Может, я действительно перегибала палку. Григорий звонил, отчитывал меня. Сказал, что я опять начинаю давить на детей. Как раньше давила на него.
Юля и Антон переглянулись, молчали.
— Я просто... — свекровь помолчала, подбирая слова, — я просто боюсь остаться одна. В старости. Думала, если буду нужна детям постоянно, они не бросят меня. Но Григорий сказал, что так я их только отталкиваю.
— Ирина Олеговна, — мягко сказала Юля, — мы не собираемся вас бросать. Правда. Но помощь должна быть по согласию, а не по принуждению.
— Я понимаю. Теперь понимаю. — Она вытерла глаза платком. — Прости меня, Юля. Я была неправа.
Это был прорыв. Маленький, но важный.
После ухода свекрови они с Антоном сели на кухне, разложили перед собой блокнот.
— Давай составим бюджет, — предложил Антон. — На весь год. Чтобы понимать, на что у нас хватит.
Они расписали все статьи расходов. Включили туда и графу "Помощь родителям" — но с разумными суммами, по пять тысяч каждому в месяц. Не много, но стабильно.
— Думаешь, получится? — спросила Юля.
— Не знаю. Но попробовать стоит. — Антон поцеловал ее в лоб. — Спасибо, что не сдалась. Что показала мне, как надо жить по-настоящему.
— Это мы вместе учимся, — улыбнулась она.
Прошло несколько месяцев. Жизнь наладилась. Ирина Олеговна сделала ремонт частями — сначала окна, через два месяца двери. Обои решила оставить на потом. Антон и Юля помогали понемногу, но не в ущерб себе.
Валентина Ивановна съездила в дом отдыха, вернулась отдохнувшей и счастливой. Рассказывала о прогулках, о новых знакомых, о том, как хорошо было просто побыть наедине с собой.
Юля научилась говорить "нет". Антон научился прислушиваться к ее мнению. Они стали настоящими партнерами, а не двумя людьми, живущими рядом.
И когда через полгода Ирина Олеговна снова попросила помощь — на новую плиту — они спокойно обсудили это вдвоем. Решили помочь, но только половиной суммы. Вторую половину свекровь собирала сама.
И она приняла это без обид.
Потому что поняла — любовь не измеряется деньгами. Любовь измеряется уважением, заботой, вниманием. А эти вещи нельзя купить или отнять силой.
Их можно только дарить по доброй воле.
И когда даришь их по собственному желанию, а не по принуждению, они становятся бесценными.
«Марафон молодости» — 21 день, чтобы выглядеть и чувствовать себя моложе.