— Ты мало приготовила, Света! — Маргарита Сергеевна брезгливо отодвинула край тарелки с заливным. — Оливье всего один тазик, а холодец — смех один, на три плошки. Гости придут, что мы им, по ложке размазывать будем? Я на мясокомбинате тридцать лет отпахала, у нас столы от закусок ломились, а ты… Эх, молодежь.
Светлана стояла у кухонного стола, чувствуя, как пульсируют вены на отекших ногах. Тридцать первое декабря подходило к концу. С шести утра она была на ногах: сначала — последние клиенты в салоне (всем нужно было «освежить кончики» и «сделать начес» перед праздником), потом — рынок, три тяжелых пакета, и плита, плита, плита.
— Маргарита Сергеевна, я сделала еще утку с яблоками, три салата, бутерброды с икрой и домашний торт, — тихо ответила Света, вытирая влажные руки о фартук. — Нас всего шесть человек будет. Куда больше?
— Как это куда? — вступил в разговор Артём, не отрываясь от телефона. Он сидел в кресле, вытянув ноги, и лениво ждал, когда жена позовет к столу. — Мама дело говорит, Свет. Новый год — это когда стол ломится. Ты же знаешь, мама привыкла к масштабу. Она на работе как папа Карло пахала, авторитет имела. А ты всё экономишь силы.
— Экономлю? — Света почувствовала, как в горле встает горький ком. — Артём, ты за весь день даже мусор не вынес. Я три часа чистила овощи, пока ты смотрел обзоры на новые внедорожники.
— Ну начинается, — закатил глаза муж. — Света, не порть праздник. Мама просто хочет, чтобы всё было по-человечески. У неё опыт, она главный бухгалтер, привыкла всё до грамма считать. Если говорит «мало» — значит, мало.
В прихожей раздался звонок. Приехали родственники: сестра Артёма, Оксана, с мужем и дочерью-подростком. В квартиру ворвался шум, запах мороза и требовательные голоса. Света, едва успев скинуть фартук и нанести мазок помады, закрутилась в вихре: подать, принести, убрать пустые тарелки, подложить салфетки.
За столом Маргарита Сергеевна царила. Она со знанием дела критиковала нарезку сыра («Слишком толсто, Света, ты как в деревне!») и вспоминала свои трудовые подвиги на мясокомбинате.
— Бывало, за смену столько накладных проведешь, что пальцы не разгибаются, — вещала она, подкладывая зятю кусок утки. — А вечером еще и стол накрыть на весь отдел. И никто не жаловался. А нынешние… парикмахеры. Тьфу. Весь день с расческой — велика ли наука?
Оксана хихикнула, а Артём понимающе кивнул матери. Света сидела с краю стола, почти ничего не ела. У неё не было сил даже на то, чтобы обижаться. Она смотрела на свои руки — красные от горячей воды и чистящих средств — и вспоминала, как сегодня днем объясняла молодой клиентке основы ухода за волосами.
«Знаешь, Леночка, — говорила она девушке, — волосы — это ведь зеркало твоего внутреннего состояния. Если уровень кортизола, гормона стресса, зашкаливает, волосяная луковица буквально задыхается. Кровоснабжение нарушается, и никакой дорогой шампунь не поможет, если ты внутри выгораешь. Сначала нужно научиться защищать свои границы, а потом уже маски наносить».
Света горько усмехнулась про себя. Сама она свои границы защищать так и не научилась. Она жила в этой квартире, доставшейся Артёму от бабушки, и Маргарита Сергеевна каждый раз напоминала ей, что Света здесь — «приживалка с плойкой».
— Света, ну что ты застыла? — голос свекрови вырвал её из мыслей. — Вон, огурчики закончились. Сходи на кухню, принеси баночку. Да смотри, бери ту, что с синей крышкой, там посол правильный, по моему рецепту.
Света встала. Колени предательски дрогнули. Она вышла в коридор, прислонилась лбом к холодной стене. В тишине она услышала, как за столом продолжалось обсуждение.
— Совсем девка обленилась, — громко, зная, что её слышно, сказала Маргарита Сергеевна. — Артём, ты бы присмотрел за ней. Совсем за домом не следит. Вчера в ванной пыль нашла. И готовит… посредственно. Ни души, ни размаха. Как она в своём салоне работает — ума не приложу. Наверное, только и умеет, что сплетни собирать.
— Мам, ну она старается… наверное, — неуверенно буркнул Артём. — Просто характер такой, вялый.
Света открыла дверь холодильника, взяла банку. Слезы сами собой покатились по щекам, капая на холодное стекло. Она вспомнила, как в детстве мама говорила ей: «Светочка, будь терпеливой, женщина — это берегиня». Но никто не предупреждал, что если беречь всех, кроме себя, то в какой-то момент от тебя останется только пустая оболочка.
В этот момент в дверь снова позвонили. Это был дядя Коля, родной брат покойного отца Артёма. Николай Петрович был человеком суровым, бывшим военным хирургом, который видел жизнь без прикрас. Его в семье побаивались, но уважали за прямолинейность и стальную хватку.
Он вошел в комнату, когда Света как раз возвращалась с банкой огурцов, пытаясь на ходу вытереть лицо.
— Здравия желаю всем присутствующим! — громыхнул Николай Петрович. Он окинул взглядом стол, лоснящиеся лица родственников и остановился на Свете. — Светочка, а ты что ж не за столом? Почему глаза красные?
— Ой, Коля, проходи, — засуетилась Маргарита Сергеевна. — Садись скорее. Да вот, Света наша что-то расчувствовалась. Переутомилась, говорит. Хотя от чего там утомляться — два салата нарезать?
Николай Петрович не сел. Он подошел к племяннику, положил тяжелую руку ему на плечо и посмотрел в глаза.
— Артём, ты мать свою слушаешь, это хорошо. Но ты на жену свою посмотри. Ты когда последний раз её руки видел? Они же у неё от воды и химии живого места не имеют. Она вас всех накормила, напоила, а вы сидите тут, как трутни на пасеке.
— Николай Петрович, ну что вы такое говорите… — пискнула Оксана.
— А ты, Оксана, молчи! — отрезал хирург. — Пришла в гости — так помоги человеку, а не зубы скаль. Рита! — он повернулся к Маргарите Сергеевне. — Ты всё своим мясокомбинатом козыряешь? Так я помню, как ты там «пахала». В кабинете счетами щелкала, пока простые бабы в цехах туши ворочали. Ты главбухом была, бумажки перекладывала под чай с печеньем. А Света сегодня десять часов людей обслуживала, а потом еще десять часов вам тут праздничное чревоугодие устраивала.
В комнате повисла тяжелая, непредсказуемая тишина. Света стояла в дверях, сжимая банку с огурцами, и впервые за много лет чувствовала, как кто-то встал на её сторону.
— Маргарита Сергеевна, — тихо, но твердо сказала Света, проходя к столу. — Вы сказали, что я мало приготовила. Так вот, вы правы. Я приготовила слишком мало для тех, кто меня не ценит.
Она поставила банку на центр стола.
— Артём, ты завтра хотел поехать в юридическую контору, насчет переоформления доли в этой квартире на твою маму? — Света посмотрела на мужа. — Так вот, по закону РФ, согласно статье 34 Семейного кодекса, всё имущество, приобретенное в браке, является совместной собственностью. Я знаю, что квартира бабушкина, но капитальный ремонт здесь сделан на мои деньги, которые я пять лет откладывала втайне от твоих трат на «хобби». У меня есть все чеки и договоры подряда на моё имя.
Артём открыл рот, но не нашел слов.
— И еще, — продолжала Света, и её голос окреп. — Завтра я уезжаю к маме в область. На неделю. Холодильник пуст — вы ведь всё съедите сегодня, раз этого «мало». Готовьте сами. А ты, Артём, подумай, кто ты — мужчина или приложение к маминому бухгалтерскому отчету.
— Света, ты что, с ума сошла? — вскрикнула свекровь. — Как ты смеешь так с матерью мужа разговаривать!
— Смею, Маргарита Сергеевна. Потому что я человек, а не бытовой прибор. Николай Петрович, спасибо вам за правду.
Дядя Коля довольно хмыкнул и налил себе морса.
— Молодец, девка. Давно пора было этот гнойник вскрыть. Хирургия — штука болезненная, но без неё гангрена начнется.
Света зашла в спальню, достала чемодан. Впервые за долгое время она не чувствовала усталости. Внутри неё, словно после хорошей процедуры восстановления, о которой она рассказывала клиентам, начинала циркулировать новая, здоровая энергия. Она знала, что этот Новый год будет самым лучшим, потому что она, наконец, выбрала себя.
Она услышала, как в гостиной Маргарита Сергеевна начала причитать, требуя валидол, но Артём, вместо того чтобы бежать к ней, почему-то молчал. Наверное, слова дяди Коли и твердость жены впервые заставили его задуматься о том, что уют в доме — это не дар небес, а огромный труд, который нельзя принимать как должное.
Света застегнула чемодан. Она знала: завтра начнется другая жизнь. А холодец… пусть едят его сами. С горчинкой.