Почему так уверена была в этом Галина – никто не знал. Даже Михаил, хмурясь, советовал жене:
- Забудь! Не хочет знать нас – и не надо! Неволить не станем! Сама мимо счастья ходит.
- Миша, ну откуда ей про счастье знать, если она его в жизни не особо видала? Это мне повезло! Муж у меня хороший, дом – полная чаша, благодаря твоим усилиям, и дети здоровы. А у нее? Замуж вышла молоденькой совсем, а потом ты появился. Муж не любил особо, не помогал, как ты мне, да еще и поколачивал почем зря. Ты же сам мне рассказывал! Будет она на солнышко с радостью смотреть? Нет, конечно! Под ноги глядеть будет, чтобы не споткнуться снова ненароком.
- Не пойму я тебя, Галинка… Ты, вроде как, защищаешь ту, которая о тебе и слова хорошего не сказала ни разу.
- Жаль мне ее, Мишенька! Жаль, понимаешь? Правильно ты сказал – мимо счастья мама твоя ходит. Нас не любит – Бог с ней! Но внуки же есть! К ним бы сердцем прикипела. Так ведь нет! Не хочет! И как ее не пожалеть? Если сердце у человека молчит, то что может быть хуже?
Жалела Галина свекровь, а сама не знала, что вечерами Евдокия приходит к ее дому украдкой. Заглядывает в окна, любуется на внуков, но, понимая, что смирить гордыню свою не в силах, не решается даже на крыльце ступеньки посчитать. Постоит под окошком, поплачет, и уходит.
Старшему сыну Галины исполнилось пять, когда случилось то, что перевернуло жизнь семейства, расставив все по своим местам.
А тот вечер Евдокия задержалась. Заболталась с соседкой, завозилась по хозяйству, и решила было уже, что не пойдет к дому, где жил сын с семьей. Доделала, что не успела за день, наскоро перекусила, и улеглась. Проворочавшись с боку на бок битый час и не понимая, почему уснуть не получатся, Дуся поднялась и, ворча, принялась одеваться:
- Придумала себе докуку! Заняться нечем?! Пусть живут, как знают! А ты, Евдокия, не лезь! Твоя хата с краю!
Но слова летели в пустоту, а Евдокия уже и кофту на плечи накинула, и ноги в разношенные ботики сунула.
Болели ноги-то. Ныли на погоду, беспокоя по ночам, напоминая о том, как по молодости Дуся понесла сына в соседний поселок, чтобы показать фельдшеру. Уже больно кашлял тогда Мишутка. Ранняя весна холодом и слякотью баловала, но Дусе было не до того. До поселка она добралась без приключений, а на обратном пути оступилась и угодила-таки в большую лужу. Сапожки залило ледяной водой, дух у Дуси перехватило от холода, но она только поудобнее перехватила задремавшего на руках сына:
- Подумаешь! Лужа какая-то!
Пришла домой, завозилась с ребенком да по хозяйству, а к вечеру слегла с температурой. Прометавшись в жару почти сутки, поднялась. Дела-то никто не поделает. Муж с утра на работу мрачный ушел, проголодавшийся Мишутка выплясывал в кроватке, и Дуся собрала волю в кулачок. Мать она Мишутке своему или тетка чужая?
С тех пор ноги ее и беспокоили. Фельдшер советовал ей съездить в город, пройти обследование, но Дуся только отмахивалась:
- Когда мне?
Вот и теперь ноги напомнили о себе тупой, ноющей болью, но Дуся по привычке стиснула зубы, скинула ботики и натянула еще одну пару теплых, из мягчайшего козьего пуха вязанных, носков.
- Так-то лучше будет…
Несколько пар таких носочков, заботливо связанных долгими вечерами, давно лежали у нее в корзинке с рукоделием. Маленькие, явно не по ее размеру, они напоминали Дусе о том, что гордость человеческая порой куда сильнее за сердце держит, чем любовь. Внукам ведь носки вязала, да отдать так и не решилась…
К дому сына Евдокия подошла незадолго до полуночи.
Поселок спал. Крепко, сладко, раскинувшись на пуховых, заботливо собранных руками мам и бабушек, подушках.
Спали и в доме Михаила и Галины. Посапывали дети, похрапывал Михаил и вертелась с боку на бок Галина, даже во сне перебирая то, что не успела сделать за день.
Потоптавшись у окон и погладив давно привыкшего к ее визитам лохматого дворового Шарика, Дуся вздохнула и собралась было уже уходить, когда легкий запах, горький, ненужный и страшный, пронесся мимо, заставив ее насторожиться.
- Паленым пахнет вроде…
Страх, липкой холодной рукой властно взял Дусю за горло, и она даже крикнуть не смогла в голос, чтобы предупредить тех, кто мирно спал в доме, даже не подозревая, какая беда пришла. Ноги не несли, и Дуся, словно в плохом сне, еле-еле взобралась по ступенькам крылечка, с такой любовью сделанного ее сыном, и заколотила в дверь:
- Миша! Миша…
Голос ее, сиплый, едва слышный, никого не разбудил. И даже Шарик, каким-то своим, собачьим чутьем, понявший, что происходит что-то страшное, залившись лаем, разбудил разве что курятник. Куры загомонили, завозились, но и они были бессильны разбудить тех, кто крепко спал в доме. Новые рамы, которые Михаил поставил всего с неделю назад, были сработаны на совесть.
Понимая уже, что может просто не успеть, Дуся изо всех сил ущипнула себя сдирая кожу с ладони ногтями и кинулась к окну спальни Галины и Михаила.
Она давно и хорошо знала расположение комнат в доме снохи. Осколок кирпича, который Дуся на ходу вывернула с края дорожки, так старательно обихоженной Галиной, сделал то, чего не смог сделать предавший Евдокию голос. Звон разбитого стекла разбудил Галину, и она испуганно ахнула, увидев, как лижет косяк двери в спальне пламя.
- Миша!
Крик ее был таким испуганным, что Дуся больше не думала. Высадила оставшееся стекло локтем, толкнула раму, и чудом каким-то забравшись в дом, кинулась в детскую, по пути схватив за руку Галину:
- Давай за мной! Двоих не вытащу!
Дети спали.
Наскоро укутав старшего сына в одеяло, Галина сунула драгоценный сверток в руки свекрови и потянулась за младшим:
- Бегите!
Дусе не нужно было повторять дважды. Она бросилась вон из детской к спасительному окну и уже выпрыгивая во двор, сообразила, что не слышала и не видела все это время Михаила.
- Галя! Где Миша?! – просипела она, принимая из рук невестки второго внука.
Галина охнула и метнулась назад, оттолкнув от окна свекровь с ребенком, но Дуся знала, что одна сноха не справится. Усадив младшего внука у забора, рядом со старшим, она хотела было уже вновь махнуть на подоконник, но ее остановили:
- Окстись, Дуся! Куда ты?! Сгоришь! – намертво вцепилась в Евдокию подоспевшая соседка.
- Сын! Сын мой там! – рвалась из ее рук и выла Дуся. – Пустите!
Но ее держали крепко. Плакали дети, кричали что-то вокруг бегущие со всех сторон к горящему дому соседи, а Дуся глаз не сводила с окна, где уже вовсю бушевало пламя.
В этот миг для нее не было ни прошлого, ни будущего. Не было обиды и злости на неверные, по ее мнению, поступки сына, не было неприязни к Галине. Она видела глаза Гали, когда та поняла, что мужа нет рядом. И этот взгляд, короткий, испуганный, сказал Дусе о многом. Впервые она поняла, как повезло ее Михаилу и осознала, что ее сын получил то, о чем она, Евдокия, всю жизнь только мечтала.
Ее никогда и никто так не любил…
- Мама…
Хриплый, почти до неузнаваемости изменившийся, но такой родной голос заставил Дусю осесть в руках соседей и над поселком пронесся крик:
- Сынок!
Дуся вновь обрела голос...
Без остановки кашляющая, растрепанная Галина, поддерживающая мужа, обняла Дусю, кинувшуюся к сыну.
- Тише, мама! Тише! Живой Миша…
Легко далось ей это слово. И спокойно приняла его Евдокия. Не было больше вопросов там, где накопилось их слишком много для одной жизни.
Жизни, которой до поры до времени, просто не давали шанса стать счастливой.
Утро Галина и Михаил встретили в доме Дуси. Изученные бессонной ночью, они сидели на крыльце, прижавшись друг к другу, и слушали, как поет одну за другой колыбельные детям Евдокия.
- Они же спят давно? – Михаил кутал плечи жены в одеяло.
- Пусть поет, Мишенька! Пусть…
Оба понимали, что впереди их ждет большая работа. Отстроить сгоревший дом, снова обзавестись хозяйством, найти в себе силы побороть тот страх, который еще долго будет преследовать их, будя по ночам. Страх потерять все в один момент.
И только одно будет радовать их в этот предрассветный час. Это тихий голос Евдокии и ее колыбельная, так спокойно и уверенно льющаяся в тишине.
- А ну, идите в дом! Нечего тут, на холоде! – грозный окрик заставил Михаила и Галину улыбнуться.
Край неба зазолотился, даря надежду на то, что все еще наладится и будет хорошо, а Михаил покрепче обнял жену, помогая ей подняться на ноги:
- Не плачь, ладушка моя! Я тебе такой дом отстрою, что лучшего его еще поискать будет!
- Цветочки на ставнях мне сделай, как были, - Галина прижмется к мужу. – И маме скажи, чтобы не бегала к нам тайком. Должна же у детей быть бабушка?! И так столько времени упустили! Хватит!
Евдокия, услышав слова невестки, улыбнется несмело и шмыгнет носом, ругая себя за излишнюю сентиментальность. Но в комнате хныкнет младший внук, замычит обиженно в хлеву еще не доенная Зорька, и утро вступит в свои права, гоня печали и обещая новый день.
А уж хорошим он будет или нет – время покажет.
Дуся знала одно – с этого дня между нею и семьей сына заборов больше нет. А этого уже было достаточно, чтобы робкая, словно давно забытая, улыбка стала шире, а голос окреп:
- Завтракать пора. Дел много!©
Автор: Людмила Лаврова
©Лаврова Л.Л. 2025
✅ Подписаться на канал в Телеграм
Все текстовые материалы канала Lara's Stories являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.
Поддержать автора и канал можно здесь. Спасибо!😊