Две недели свободы — вот всё, что досталось нам после дерзкого прыжка с несущегося поезда. Две недели, когда каждый вдох пах волей, а за спиной не маячили вышки с автоматчиками. Мы с сержантом Марковым сбежали из польского лагеря, пережили два года в плену, и казалось — всё, дотерпели, дальше только жизнь. Но судьба решила иначе.
Усталость сильнее страха
Мы шли всю ночь напролёт, петляя по лесам, оглядываясь на каждый хруст ветки. Думали, что оторвались от погони — немцы отстали, собаки замолчали. Сели передохнуть. Всего на минутку, честное слово. Глаза слипались сами, тело требовало отдыха. И вот тут-то нас и взяли — прямо во сне, как щенков. Проснулись от грубых окриков, от лая овчарок, от того, что руки уже выкручивают за спину. Свобода закончилась так же внезапно, как началась.
Нас потащили в деревню, втолкнули в какой-то дом. Комната. Стол. За столом — немецкий офицер с каменным лицом. На столе — гипсовый бюст фюрера, смотрящий пустыми глазницами. И вот тут произошло то, от чего у меня земля ушла из-под ног.
Рукопожатие, от которого остановилось сердце
Мой сержант Марков вдруг направился прямо к немцу. Спокойно так, уверенно. Протянул руку. «Гутен таг!» — произнёс он почти приветливо, словно встретил старого знакомого на рынке.
У меня в голове пронеслось: «Предатель? Неужели он... за немцев?» Грешным делом подумал. Сердце ухнуло вниз, руки похолодели. Два года мы рядом, два года пленного ада — и вот оно как? Продался? Струсил?
Немец опешил. Такого панибратства он явно не ожидал. Начал орать, багроветь, вызвал переводчика. Мы в переводчике не нуждались — я знал немецкий прилично. И тут начался допрос. А Марков заговорил первым.
«Мы украинцы, приехали в Германию на работы. Но пан был жестоким человеком — вот мы и сбежали от него».
Голос у него был такой искренний, такой простодушный, что я понял: это план. Вся эта выходка с рукопожатием — не предательство. Это попытка пустить пыль в глаза, дать понять: мы свои, мы не враги, мы простые рабочие, которых обидел злой хозяин.
Офицер допрашивал долго, въедливо, с прищуром. Марков твердил своё, не сбиваясь. Попросили фамилии — назвались первыми попавшимися именами. И — поверили. Но за «побег от злого пана» всё равно наказали: отправили в лагерь для военнопленных.
Знаете, в тот момент я даже обрадовался. Подумал: немцы просто избавляются от лишних ртов, кинут нас куда подальше и забудут. Попусту потратят на нас деньги, время. А мы снова сбежим.
Второй плен: маляры поневоле
Лагерь оказался в германском городе. Мы быстро подружились с теми, кто сидел там давно — обмен опытом, так сказать. Потом началось построение. Немцы допрашивали: кто какой специальности? Мы с Марковым переглянулись и синхронно ответили: «Маляры».
На следующее утро нас погнали на работы в город. Руководили нами двое немцев — Рудольф и Вальтер. Второй сильно заикался, из-за чего его не взяли в армию. А почему не забрали Рудольфа — непонятно. Они оказались... людьми. Адекватными. Тоже ругали войну, жаловались на жизнь. Мы спрашивали: «Почему ж напали тогда?» Отвечали коротко: «Если бы мы не напали — напали бы вы».
Мы пытались переубедить их, доказать, что это ложь. Но они не верили. Пропаганда въелась слишком глубоко.
Когда небо стало союзником
В июне над Германией появились американские самолёты. Бомбили города методично, безжалостно. Под одну такую бомбёжку попали и мы. Я в тот момент был на крыше, Марков с немцами — внизу. Они успели укрыться, а я остался наверху. И знаете что? Я радовался каждой падающей бомбе. Мечтал, чтобы они разбомбили побольше, чтобы в хаосе можно было сбежать.
Мы с Марковом давно строили планы побега. И что самое поразительное — те двое немцев знали об этом. Более того, они помогали. Принесли нам чистую одежду, чтобы после побега мы не выделялись. Подкармливали каждый день, таская что-нибудь из дома.
А как вы думаете — можно ли в условиях войны сохранить человечность? Верите ли вы, что немцы могли помочь врагу?
После той бомбёжки Маркова не было на работе целый день. Я извёлся от беспокойства. Но когда нас привезли в лагерь, он был там — живой, целый, с перевязанными руками. Оказалось, во время налёта он разжёг костёр в здании, где мы работали, пытался раздуть пламя. В комнату вбежали немцы, решили, что Марков тушит пожар, и кинулись помогать. Он получил ожоги, а ему в благодарность дали неделю отдыха.
Последний рывок на свободу
Потом ситуация на фронте переломилась. Красная армия наступала, немцы начали мобилизовать даже негодных к службе. Рудольфа забрали.
Мы с Марковом решили: бежим в эти же сутки. Охрана за год службы потеряла бдительность, стала небрежной. Мы выпрыгнули прямо из кузова машины и побежали. Вновь вдыхали запах свободы — такой сладкий, такой пьянящий.
Мы бежали навстречу неизвестности. Но даже неизвестность была лучше, чем плен. Мы выбрались. На этот раз — навсегда. И мы ещё зададим жару противнику. Обещаю.
Друзья, такие истории — о том, как тонка грань между хитростью и предательством, о том, как человечность пробивается даже сквозь броню войны. Сержант Марков рискнул — протянул руку врагу, чтобы спастись. А немцы Рудольф и Вальтер помогали пленным, зная, что идут против своей системы. Война делает из людей либо зверей, либо человека — третьего не дано.
А в вашей семье были истории о плене, о побегах, о тех, кто выжил вопреки всему?
Может, дед рассказывал, как бежал из лагеря, или бабушка помнила, как прятали раненых?
Делитесь в комментариях — эти истории должны жить. Они учат нас тому, чего не найдёшь ни в одном учебнике: что настоящее мужество — это не только сражаться, но и оставаться человеком.
Если вам близки такие рассказы — заходите на канал, там ещё много историй о тех, кто прошёл через ад и не сломался. До новых встреч!