Алина взяла паузу в три секунды, прежде чем ответить. В эти секунды она смотрела на экран телефона, где было зафиксировано последнее сообщение от свекрови. Затем она подняла глаза на Дениса.
– Твоя мама опять пишет. Спрашивает, почему мы не приехали на субботний шашлык. И напоминает, что у Геннадия Ивановича день рождения через две недели.
Муж, не отрываясь от ноутбука, пожал плечами.
– Так мы же в прошлый раз говорили им, что уезжаем. Напиши, что заняты. И про день рождения скажи, что поздравим, но не факт, что приедем.
– Я не буду ничего писать, – четко произнесла девушка. – И ты не будешь.
Она отключила телефон и положила его на тумбочку. Денис наконец оторвал взгляд от монитора. Его лицо выражало усталое недоумение.
– В смысле? Опять что-то случилось?
– Случилось давно, – сурово ответила Алина. – Я просто это окончательно осознала. Твои родственники – это не семья. Это сборище негодяев. Алчных, завистливых, вечно недовольных. Я запрещаю тебе с ними общаться.
Мужчина фыркнул, как будто услышал неудачную шутку.
– Алина, перестань. Что за бред? Запрещаешь? Это мои родители и брат.
– Именно поэтому я это говорю тебе, а не им. Ты не видишь, как они с тобой обращаются? Как они ко мне относятся? Твой брат Игорь в прошлый визит умудрился обсуждать мою карьеру и намекнуть, что я тебя содержу. Твоя мама, каждый раз делает вид, что забывает, что я не ем жареное. А потом при всех говорит: "Ах, извини, у меня память девичья". А твой отец? Он в прошлый раз целый вечер говорил о политике, а когда ты попытался вставить реплику, он посмотрел на тебя, как на пустое место, и продолжил свою тираду. Про себя я уже молчу, Геннадий Иванович всегда разговаривал со мной высокомерно.
– Они люди старой закалки, – пробормотал Денис, но уже без прежней уверенности. – Не воспринимай близко к сердцу.
– Это не "близко к сердцу". Это систематическое неуважение. И ты всегда встаешь в позу страуса. Молчишь. Терпишь. А я больше терпеть не намерена. Ты выбираешь: или мы живем своей жизнью, нашей семьей, или ты продолжаешь бегать по их зову, выслушивать упреки и наблюдать, как они меня и тебя унижают.
– Это ультиматум? – голос мужа стал холоднее.
– Это граница, – поправила его Алина. – Я ее устанавливаю для нас обоих. Телефон твоей матери я заблокировала. С сегодняшнего дня никаких звонков, визитов, семейных сборов. Мы выходим из этого токсичного круга.
Денис встал и начал нервно мерить комнату шагами.
– Ты с ума сошла. Они поднимут панику. Они будут звонить, приедут сюда.
– Дверь закрыта. Твой номер я тоже поменяю сегодня. Рабочий оставишь. Личный – новый. И предупреди коллег, чтобы не сливали номер твоим родственникам.
Она говорила спокойно, методично, как будто зачитывала инструкцию по технике безопасности. В ее плане не было места эмоциям, только действия.
Первая неделя прошла в напряженном молчании. Денис ходил мрачный, но решение Алины это не изменило.
Она заказала новые сим-карты, разослала уведомления близким друзьям. Мужчина на работе получил новый служебный телефон, старый личный жена взяла под свой контроль.
Первой не выдержала Валентина Степановна. Когда привычные звонки на сыновний номер стали завершаться короткими гудками, а телефон снохи молчал, она поехала к ним.
Алина увидела ее через дверной глазок. Пожилая женщина, одетая в свое лучшее пальто, нервно теребила сумку. Она позвонила раз, другой, потом начала стучать.
– Денис! Алина! Откройте! Что случилось? Почему телефоны не работают?
Девушка стояла за дверью, не двигаясь. Денис сидел в гостиной, сжав кулаки. Он сделал движение, чтобы встать, но Алина, не оборачиваясь, резко качнула головой: "Нет".
Валентина Степановна прождала минут двадцать. Потом ее шаги затихли в лифте.
– Ты понимаешь, что это ненормально? – хрипло спросил муж. – Мать под дверью стоит, а мы сидим, как мыши в норе.
– Ненормально – это когда твоя мать считает, что может вломиться к нам в любое время без приглашения, – парировала Алина. – Уважающие себя люди так не делают. Она проверяет границы. Но мы показали, что нас теперь не прогнуть.
Через два дня в дверь постучал Игорь, брат Дениса. Он был груб и прямолинеен.
– Эй, семейство, открывайте! Что за детский сад? Мать в истерике, у отца давление скачет. Вы там живы?
Алина приоткрыла дверь, оставив цепочку. Родственник попытался просунуть ногу.
– Здравствуй, Игорь. Мы живы-здоровы. Нам нужен перерыв в общении, поэтому не беспокой нас. Скажи родителям, что всё хорошо.
– Какой еще перерыв? – взорвался Игорь. – Вы оба с дуба рухнули? Денис, ты там, выйди, поговорим по-мужски!
– Денис не хочет с тобой разговаривать, – холодно ответила Алина. – Как и я. До свидания.
Она закрыла дверь перед его носом. Вскоре послышался поток нецензурной брани, потом тяжелые шаги. Денис в тот вечер молча ушел в спальню и лег спать, не сказав ни слова.
Активная фаза осады длилась месяц. Коллеги, предупрежденные Денисом, не отвечали на звонки.
Алина не пользовалась старыми мессенджерами, поэтому письма туда не доходили. Потом наступила тишина. Алина решила, что это победа.
Денис же стал замкнутым. Он больше работал, часто задерживался в спортзале.
Их общение свелось к бытовым вопросам, но его жену это устраивало. Она строила новую реальность, чистую, без токсичных родственников.
Перелом наступил глубокой осенью. Был уже вечер, когда Алина, разбирая почту в старом электронном ящике, на который все еще приходили уведомления от соцсетей, наткнулась на сообщение от давней подруги детства Игоря, Светланы. Они не общались годами. Тема письма была: "Срочно для Дениса".
Девушка с интересом открыла письмо. "Привет, Алина. Я давно не общался ни с Денисом, ни с тобой, и, возможно, ты удивишься, но Игорь нашел мои контакты и попросил передать тебе важное сообщение. Их отец, Геннадий Иванович, попал в беду — у него инсульт. Он в реанимации, состояние тяжелое. Валентина Степановна тоже переживает. Они не могут связаться с Денисом, потому что все номера не отвечают. Игорь сказал, что ты всегда была в курсе дел. Это серьезно, решай сама".
Алина медленно закрыла ноутбук. В квартире было тихо. Денис должен был вернуться с деловой встречи через час. Она не чувствовал ни злорадства, ни страха. Только холодную, тяжелую ответственность. Это была не эмоция, а факт. Факт, который требовал действия.
Когда муж пришел домой, снял мокрое пальто, она стояла посреди гостиной.
– С твоим отцом случился инсульт. Он в реанимации, в городской клинической больнице, кардио-реанимационное отделение.
Денис замер. Лицо его побелело.
– Что? Когда? Кто сказал?
– Неважно, кто сказал. Факт есть. Тебе нужно ехать.
Мужчина посмотрел на нее, и в его глазах промелькнул не просто шок, а что-то более глубокое – потерянность.
– А что… что мне делать? – спросил он глупо, и Алина вдруг с острой ясностью поняла степень его инфантильности в отношениях с семьей. Он всегда был ведомым: ею, матерью, обстоятельствами.
– Ты берешь машину и едешь в больницу. Узнаешь ситуацию. Поддерживаешь мать. Если нужны деньги на лечение – решаем. Если нужно искать дополнительных врачей – ищем. Это алгоритм действий.
– А ты? – спросил он.
– Я останусь здесь. Мое присутствие будет только лишним стрессом для всех, включая тебя.
Денис молча кивнул. Через пятнадцать минут он вышел из дома. Алина не спрашивала, взял ли он телефон, чтобы связаться с Игорем. Это было уже его решение.
Ночь прошла в тревожном ожидании, девушка не спала. Она не мучилась угрызениями совести.
Ее решение было рациональным, и оно принесло им почти полгода покоя. Но болезнь – это форс-мажор. Это та самая серая зона, где все ее черно-белые схемы давали сбой.
Муж вернулся под утро. Он выглядел измотанным.
– Жив, – коротко сообщил он, снимая куртку. – Прогнозы осторожные. Правая сторона парализована. Речь плохо восстановится. Мать в ужасном состоянии. Игорь там, он взял на себя организационные вопросы.
Он помолчал, глядя в пол.
– Они… они не спрашивали про тебя. Вообще. Спросили только, как меня нашли. Я сказал, что через знакомых. Игорь кивнул и все. Больше ни слова.
Алина пожала плечами. Это было предсказуемо.
– Тебе нужно быть там следующие дни, – сказала она. – Я приготовлю еду с собой. Бери больничный.
Так началась новая, странная фаза. Денис ежедневно ездил в больницу, потом, когда Геннадия Ивановича перевели в обычную палату, помогал с перемещениями, документами, поиском платного реабилитолога.
Он почти не разговаривал с женой о деталях, только сухие отчеты: "состояние без изменений", "заказал ортопедический матрас", "встретил соцработника". Алина не спрашивала.
Она обеспечивала тыл: готовила, следила, чтобы супруг хоть как-то спал и ел.
Через три недели Денис пришел домой и сказал:
– Завтра отца выписывают домой. Нужна постоянная помощь. Игорь предлагает нанять сиделку, но у матери с деньгами туго. Она хочет, чтобы отец был дома.
– И что ты решил? – спокойно спросила Алина.
– Я буду перечислять им деньги на сиделку. Половину от своей зарплаты. Это необходимо.
Девушка посмотрела на него. Это был не вопрос, а заявление. Впервые за долгое время муж принял решение самостоятельно, не оглядываясь на нее.
– Хорошо, – сказала она. – Это правильно.
Казалось, ситуация стабилизировалась. Денис помогал деньгами, изредка, раз в неделю-две, заезжал к родителям, отвозил лекарства, продукты.
Общения с Игорем он избегал. С Валентиной Степановной разговаривал сухо, о делах. Алина оставалась в тени, неприступной крепостью, которую так и не взяли штурмом.
Однажды, в конце зимы, Денис вернулся с визита к родителям позже обычного. Он был задумчив.
– Мать попросила тебя передать, что извиняется, – произнес мужчина, не глядя на Алину.
Та подняла бровь.
– За что именно?
– Не уточняла. Сказала: "Передай Алине, что я извиняюсь". И все.
Девушка ничего не ответила. Это извинение, переданное через третьи руки, не имело для нее ценности.
*****
Прошла еще неделя. Однажды утром в субботу раздался звонок в домофон. Алина взглянула на экран.
На улице стояла Валентина Степановна. Она была одна, в простом пуховике, и выглядела старше своих лет.
Девушка посмотрела на мужа. Он читал новости на планшете, не отрываясь.
– Твоя мать внизу, – сказала она.
Денис напрягся.
– Скажи, что меня нет.
– Она знает, что ты дома. Ты сам вчера говорил, что никуда не идешь.
Не дожидаясь ответа, Алина нажала кнопку открытия двери подъезда.
– Что ты делаешь? – удивился Денис.
– Она пришла одна. Вероятно, хочет поговорить. Игнорировать её – не лучший выход. Это только усугубит конфликт.
Через минуту раздался тихий стук в дверь. Девушка открыла. Валентина Степановна не пыталась войти. Она стояла на площадке.
– Здравствуй, Алина. Можно мне на порог? Или… можно поговорить?
Алина отступила, впуская ее в прихожую. Свекровь с трудом сняла ботинки. Денис встал в дверном проеме гостиной, не решаясь подойти ближе.
– Здравствуй, сынок. Я ненадолго.
Она прошла в гостиную, села на краешек дивана. Руки ее лежали на коленях, пальцы сплетены.
– Я пришла извиниться лично. Не через Дениса, – начала женщина, глядя куда-то в пространство между Алиной и Денисом. – За все. За то, что не считала тебя своей. За то, что постоянно лезла в вашу жизнь. За глупые слова и обиды. Я… я не умею по-другому. Так было принято в нашей семье. Свекровь – это глава. Ее слово – закон. Я терпела это от своей свекрови, думала, и ты должна.
Она сделала паузу, сглотнув.
– А ты не стала терпеть и была права. Когда Геннадий Иванович заболел… все перевернулось. Игорь только кричит и требует. Денис помогает, но он чужой теперь. Как будто мы его потеряли. И я поняла… я сама все испортила. Своими руками. Не хотела, а получилось. Прости меня, если сможешь.
В комнате стояла тишина. Денис смотрел в пол. Алина молча оценивала слова.
Они не были выстраданы, скорее, вымучены обстоятельствами. Но в них была непривычная прямота.
– Я услышала ваше извинение, Валентина Степановна, – наконец произнесла сноха. – Но я не могу сказать "ничего страшного". Потому что мы жили в постоянном стрессе. Ваше извинение я принимаю как факт. Но доверие и близость – это не монета, которую можно вбросить в автомат и получить свежий старт. Его нужно зарабатывать или не зарабатывать. Решать вам.
Валентина Степановна медленно кивнула, как будто ожидала именно такого ответа.
– Я понимаю. Я не жду, что все сразу станет как раньше. Просто… Денис. Он наш сын. И он твой муж. Мы не хотим его терять полностью. Можно… можно как-то так, чтобы он мог приезжать к отцу? Не для меня. Для отца. Тот… тот почти не говорит, но все понимает. Спрашивает глазами.
Алина перевела взгляд на мужа.
– Это вопрос не ко мне, а к Денису. Он взрослый человек и сам решает, где ему быть и когда.
Оба – и Валентина Степановна, и Денис – с удивлением посмотрели на нее. Она больше не была тем надзирателем, который устанавливает правила. Она просто констатировала факт.
– Я… буду приезжать, мама, – тихо сказал Денис. – К отцу. Раз в неделю, наверное. Но я не хочу ссор ни с Игорем, ни с тобой. Только дела, только помощь. И без упреков.
– Без упреков, – быстро согласилась мать. – Обещаю.
Она побыла еще десять минут, выпила чаю, говорила о курсах реабилитации для Геннадия Ивановича, а потом ушла. После ее ухода мужчина долго сидел молча.
– Ты, действительно, не будешь контролировать? – наконец спросил он.
– Нет, – ответила Алина. – Я установила границу. Она ее признала. Дальше – твой путь и твои решения. Я свой выбор сделала полгода назад. Теперь ты делаешь свой.
Девушка не чувствовала ни победы, ни поражения. Она наблюдала за результатами своего эксперимента. Семья-сборище негодяев дала трещину, и из нее показалось нечто похожее на осознание.
Этого, конечно, было мало, но это было начало. Не прощения, а долгого и неочевидного перемирия, построенного балансе сил и необходимости.