Ключ не поворачивался.
Марина стояла перед дверью собственной квартиры, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Она дергала ручку, проверяла замочную скважину, даже посветила фонариком телефона внутрь — всё было в порядке. Но её ключ, который она носила семь лет, отказывался работать.
— Олег! — она позвонила в дверь. — Олег, открой! Что случилось с замком?
За дверью послышались шаги. Щелкнул засов, и в проеме появилось лицо мужа — виноватое, с бегающим взглядом человека, которого поймали за чем-то нехорошим.
— Привет, Марин. Ты рано сегодня, — он нервно облизнул губы. — Мы думали, ты до восьми на работе.
«Мы» — это слово царапнуло слух острым осколком.
— Кто — мы?
Олег отступил в сторону, пропуская жену в прихожую. И первое, что она увидела — это огромные мужские тапки размера сорок пятого, стоящие рядом с женскими шлепанцами в мелкий цветочек. Эти шлепанцы Марина узнала бы из тысячи. Она видела их каждый раз, когда приезжала к свекрови.
В гостиной что-то грохнуло. Потом раздался визгливый, до боли знакомый голос:
— Ой, я уронила! Петенька, подержи стремянку крепче! Олег, неси скотч! Быстрее, пока не отклеилось!
Марина медленно, словно во сне, прошла по коридору. Каждый шаг давался с трудом, будто она шла по густому киселю. В голове стучала одна мысль: «Это какая-то ошибка. Это не может быть правдой».
Но это была правда.
Гостиная, которую Марина три месяца назад оформила в скандинавском стиле — светлые тона, минимализм, воздух и свет — превратилась в музей советского китча. На окнах висели тяжелые бордовые портьеры с золотой бахромой. Белые стены были заклеены обоями в мелкий розовый цветочек. На полу расстелился громадный ковер с оленями, занимающий всё пространство от дивана до телевизора.
А посреди этого безумия на стремянке стояла свекровь — Тамара Ивановна — и приклеивала к потолку пластиковую люстру с хрустальными подвесками. Рядом суетился её муж Петр Семенович, придерживая шаткую конструкцию и подавая инструменты.
— Мама? — голос Марины прозвучал хрипло, словно она только что проглотила стекло. — Что здесь происходит?
Тамара Ивановна обернулась. На её лице не было ни тени смущения — только искреннее удивление и легкая досада.
— Мариночка! А мы хотели сюрприз сделать! Олежек, ты же сказал, она до восьми! Мы бы успели закончить! — свекровь укоризненно посмотрела на сына.
Олег стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу, и молчал. Его плечи были опущены, взгляд уткнулся в пол. Он выглядел как провинившийся школьник, которого застукали за списыванием.
— Сюрприз? — переспросила Марина. Голос её становился всё тише, но в нем звенела сталь. — Вы уничтожили мой ремонт и называете это сюрпризом?
— Господи, какой ремонт! — Тамара Ивановна грузно слезла со стремянки, отряхивая руки. — Это ты называла ремонтом? Голые стены, как в тюремной камере! Белый диван, на котором сесть страшно! Ни занавесок нормальных, ни ковра! Я Олежеку сразу сказала: это не жильё, это фотостудия какая-то. Люди так не живут!
— Люди? — Марина обвела взглядом комнату. Её глаза остановились на том месте, где раньше висела картина — авторская работа молодого художника, которую она купила на выставке. Теперь там красовался календарь с котятами в корзинке. — Какие люди, Тамара Ивановна? Здесь живу я. Это мой дом.
— Ваш с Олегом, — поправила свекровь, поджимая губы. — И мой сын имеет право на уют. А этот ваш «минимализм» — это для бездетных хипстеров. Олежек вырос в нормальном доме, с коврами, с занавесками, с хрусталем! Ему нужно тепло!
Марина медленно повернулась к мужу.
— Олег. Ты знал об этом?
Он поднял голову. В его глазах плескалась мольба о пощаде.
— Марин, ну пойми... Мама правда хотела как лучше. Она сказала, что тебе понравится, когда увидишь результат. Что ты просто не представляешь, как может быть уютно. Я... я не мог ей отказать.
— Не мог или не хотел?
— Ну вот, опять начинается! — вмешалась свекровь, воинственно упирая руки в бока. — Я же говорила, Олежек, что невестка у тебя — диктатор! Всё должно быть по её указке! Муж слова не скажи! А ты терпишь, мучаешься, голодный сидишь на этих её «правильных» обедах без соли и масла!
— Он не голодный, — процедила Марина. — Он взрослый человек, который может сам решить, что ему есть.
— Взрослый? — фыркнула Тамара Ивановна. — Это мой ребенок! Я его сорок лет кормила, растила, ночей не спала! А ты его за семь лет уже переделать пытаешься! Только не выйдет! Олежек, подтверди!
Олег молчал. Его лицо покрылось красными пятнами.
Марина почувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Не больно — наоборот, с облегчением. Словно лопнула туго натянутая резинка, которая годами давила на грудь.
Она посмотрела на Петра Семеновича, который всё это время стоял в углу, делая вид, что изучает плинтус. На свекровь, раздувшуюся от праведного гнева. На мужа, который не мог выдавить ни слова в её защиту.
— Олег, — сказала она спокойно. — Когда вы успели поменять замок?
— Что? — он вздрогнул.
— Замок. Мой ключ не подходит. Вы поменяли замок в моей квартире без моего ведома.
— Это папа посоветовал, — заторопился Олег. — На случай... ну, мало ли что. Маме спокойнее, когда у неё ключ есть. Она же волнуется.
— Волнуется? — Марина усмехнулась. — Тамара Ивановна волнуется, что её сын живет в квартире, где она не может хозяйничать без спроса?
Свекровь покраснела, но тут же перешла в атаку:
— Без спроса? Я мать! У меня должен быть доступ к сыну! А если что случится? А если пожар?
— Пожар устроите вы сами, когда будете переклеивать обои при свечах, — отрезала Марина.
Она прошла мимо остолбеневшей свекрови к шкафу. Достала сумку, начала складывать вещи.
— Ты чего делаешь? — забеспокоился Олег. — Марин, куда ты собираешься?
— Никуда. Я остаюсь. А вот ты — уходишь.
В комнате повисла тишина. Даже Тамара Ивановна на секунду потеряла дар речи.
— В смысле? — Олег издал нервный смешок. — Ты шутишь?
— Нет, не шучу. Это моя квартира. Куплена до брака. На мои деньги. Ты здесь только прописан, и то временно. Так что бери свои вещи и уходи. К маме. У неё ведь есть ключ, вот и пользуйся.
— Ты спятила! — взвизгнула свекровь. — Выгоняешь мужа на улицу?! Да кто ты такая вообще?
— Я хозяйка этой квартиры. А вы — посторонние люди, которые сюда проникли, поменяли замки и испортили имущество. Технически — это статья. Но я добрая, в полицию звонить не буду. Просто уходите.
— Марина, успокойся, — Олег сделал шаг к ней. — Давай поговорим. Ты устала, нервы, работа... Мама всё вернет как было, правда, мам?
Тамара Ивановна молчала, поджав губы в узкую полоску.
— Мам, ну скажи что-нибудь!
— А что говорить? — свекровь развела руками. — Невестка показала свое истинное лицо. Я предупреждала тебя, Олег. Когда ты на ней женился, я говорила: эта женщина тебя не любит. Ей нужен был статус замужней. Квартира у неё была, машина была — только штампа не хватало. А теперь ты ей не нужен!
— Вы правы, — кивнула Марина. — Частично. Статус мне не нужен. И Олег мне не нужен. По крайней мере, тот Олег, который существует сейчас — мамин мальчик, неспособный принять ни одного решения без одобрения из соседнего города.
— Я не мамин мальчик! — вспыхнул Олег. — Я просто уважаю родителей! Это называется воспитание!
— Воспитание — это когда ты способен жить своей головой. А ты даже цвет галстука не можешь выбрать, пока маме не позвонишь. Хватит, Олег. Хватит.
Она подошла к входной двери и распахнула её.
— Уходите. Все трое.
— Мариночка, — вдруг заговорил молчавший до этого Петр Семенович. — Может, не стоит горячиться? Давайте чаю попьем, успокоимся...
— Петр Семенович, вы помогали менять замки в чужой квартире. Это не тот случай, когда чай помогает.
— Я никуда не пойду! — заявил Олег, скрещивая руки на груди. — Это и мой дом! Я семь лет тут живу!
— Жил, — поправила Марина. — Прошедшее время. Собирай вещи или я вызову наряд. Выбирай.
Она достала телефон и демонстративно открыла номеронабиратель.
— Тома, поехали, — вдруг сказал Петр Семенович, потянув жену за рукав. — Нечего тут стоять. Олег взрослый, сам разберется.
— Да как же сам? — опешила свекровь. — Она же его на улицу!
— Разберется, — повторил муж, и в его голосе прозвучала непривычная твердость. — А нам пора.
Он почти силой вытащил упирающуюся Тамару Ивановну на лестничную площадку. Свекровь еще что-то кричала про неблагодарность и разрушенные семьи, но её голос постепенно отдалялся, пока не затих за хлопнувшей дверью подъезда.
Марина и Олег остались одни.
— Ну вот, — сказал он обиженно. — Довольна? Родителей выгнала. Они старые люди, а ты с ними так...
— Олег, — Марина устало прислонилась к стене. — Твоя мать меняла обои в моей квартире, пока я была на работе. Она распоряжалась моим домом как своим. И ты ей это позволил. Более того — ты помогал. Поменял замки, чтобы я не могла войти, пока «сюрприз» не готов. Ты понимаешь вообще, что ты сделал?
— Я хотел как лучше...
— Для кого? Для меня? Я просила об этих обоях? Об этих шторах? Об этом ковре с оленями, которому место в краеведческом музее?
— Ну... нет. Но мама сказала...
— Мама сказала! — Марина ударила ладонью по стене. — Вот именно! Всегда — мама сказала! Какую машину купить — мама сказала! Куда поехать в отпуск — мама сказала! Какого цвета должна быть плитка в ванной — мама сказала! Олег, тебе сорок лет! Когда ты повзрослеешь?
— Не ори на меня! — огрызнулся он. — Я не виноват, что у тебя плохие отношения с моей семьей! Другие невестки мечтают о такой свекрови!
— Какой? Которая диктует, как жить? Которая врывается в чужой дом и переклеивает обои? Олег, это не забота — это оккупация!
— Ты эгоистка! — выпалил он. — Думаешь только о себе! А мама всю жизнь отдала нам!
Марина замолчала. Долгая пауза повисла в воздухе, наполненном запахом свежего клея от новых обоев.
— Нам? — переспросила она тихо. — Нет, Олег. Она отдала жизнь тебе. И продолжает отдавать. Вот только я в эту систему не вписываюсь. И вписываться не собираюсь.
Она прошла в спальню — единственную комнату, которую еще не успели «облагородить». Вытащила из шкафа чемодан и бросила его на кровать.
— Что ты делаешь? — Олег появился в дверях.
— Помогаю тебе собраться. Раз уж сам не начинаешь.
— Я не уйду!
— Уйдешь. Сегодня. Сейчас.
Она открыла шкаф и начала методично складывать его рубашки в чемодан. Аккуратно, как всегда — по привычке, которую уже незачем было сохранять.
— Марин, ну подожди, — голос Олега дрогнул. — Давай поговорим нормально. Я понимаю, что ты расстроена. Но это же можно исправить! Мы снимем обои, повесим твои шторы...
— Дело не в обоях, Олег.
— А в чем тогда?
— В том, что ты выбрал. Ты выбрал маму. Каждый раз, когда стоял выбор — ты выбирал её. И я устала быть на втором месте.
— Это неправда! Я люблю тебя!
— Ты любишь меня так, как мама разрешает. А это не любовь. Это дозированное одобрение.
Олег схватил её за руку, разворачивая к себе.
— Ну хорошо! Хорошо, я поговорю с мамой! Скажу, чтобы больше не лезла! Поставлю границы!
— Олег, ты обещал это три года назад. И два года назад. И в прошлом году. Каждый раз после скандала ты обещаешь поговорить с мамой. А потом всё возвращается.
— В этот раз будет по-другому!
— Не будет. Потому что ты сам не хочешь, чтобы было по-другому. Тебе удобно жить под маминым управлением. Ты боишься принимать решения сам. И меня ты воспринимаешь как ещё одну маму — которая должна тебя обслуживать, кормить и хвалить.
Она вырвала руку и продолжила складывать вещи.
— Ты несправедлива! — крикнул он.
— Возможно. Но я хотя бы честна.
Телефон Олега зазвонил. На экране высветилось «Мамуля» с сердечками. Он машинально ответил.
— Алло? Мам, ты где? Доехали?
Марина слышала, как из динамика доносится встревоженный голос свекрови.
— Олежек! Что там? Она успокоилась? Мы с папой в машине сидим, ждем. Если что — я поднимусь, поговорю с ней по-человечески!
— Мам, не надо подниматься, — Олег затравленно посмотрел на жену. — Тут... сложно всё.
— Дай мне с ней поговорить! Я ей объясню!
— Не надо, мам, правда...
Марина протянула руку и выхватила телефон.
— Тамара Ивановна, — произнесла она в микрофон. — Приезжайте за сыном. Через час. Он будет стоять у подъезда с чемоданом.
В трубке повисла пауза. Потом раздался осторожный голос свекрови:
— В смысле — за сыном? Куда за сыном?
— К вам домой. Он теперь ваш. Полностью и безраздельно. Кормите его кашей без комочков, выбирайте ему галстуки, обклеивайте обоями его комнату. Делайте что хотите. Только не здесь.
— Подожди-подожди, — голос свекрови изменился. Исчезли командные нотки, появилась растерянность. — Какой к нам? У нас однушка! Папа храпит! Куда мы его положим?
— А это уже ваша проблема. Вы его воспитали — вы его и содержите.
— Но... но как же... — свекровь явно не ожидала такого поворота. — Олег работает! Ему надо на работу ездить! А от нас до центра два часа на маршрутке!
— Ничего, привыкнет. Вы же хотели, чтобы он был рядом? Вот теперь будет. Очень рядом. В одной комнате.
— Мариночка, — голос Тамары Ивановны стал медовым. — Ну зачем ты так? Погорячилась, бывает. Давай забудем этот разговор. Мы сейчас подождем часок в машине, вы с Олегом помиритесь...
— Нет.
— Что — нет?
— Мы не помиримся. Не в этот раз.
— Но... — в голосе свекрови прорезалась паника. — Но ты же не можешь его просто выкинуть! Это... это не по-человечески! Что скажут люди?
— Люди скажут, что наконец-то невестка перестала терпеть. Прощайте, Тамара Ивановна.
Марина нажала отбой и бросила телефон на кровать.
— Ты... — Олег смотрел на неё с ужасом. — Ты поговорила с моей мамой... так...
— Да. Поговорила. Впервые за семь лет — честно.
Она застегнула чемодан и поставила его у двери.
— Час, Олег. Собери остальное. Мелочи пришлю потом.
Он не двигался, стоял столбом посреди комнаты.
— Я... я не верю, что это происходит...
— Поверишь. Когда окажешься на маминой кухне за завтраком. Без соли и масла — как она любит.
Марина вышла в гостиную. Обвела взглядом содеянное свекровью. Потом подошла к окну и решительно сорвала бордовые шторы. Тяжелая ткань обрушилась на пол с глухим звуком.
— Так-то лучше, — сказала она сама себе.
Свет хлынул в комнату, заливая позолотой ужасный ковер с оленями и нелепые обои в цветочек. Но это уже не имело значения. Обои можно ободрать. Ковер — выбросить. Люстру — снять.
Главное — выбросить то, что нельзя было терпеть больше ни минуты.
В прихожей раздались шаги. Олег появился на пороге гостиной с рюкзаком на плече.
— Я поехал, — сказал он тихо. — Мама пришлет адрес съемной квартиры, как найдет.
— Съемной? А я думала — к ней.
— Она сказала... — он замялся. — Сказала, что ей нужно время. Привыкнуть.
Марина кивнула. Она не была удивлена.
— Тогда удачи с поисками.
Олег постоял еще секунду, будто ждал чего-то. Может, что она передумает. Может, что скажет «останься». Но она молчала.
— Ты пожалеешь, — сказал он наконец.
— Может быть. Но не сегодня.
Дверь закрылась.
Марина осталась одна посреди разгромленной гостиной, среди обрывков чужих вкусов и чужих решений. Она глубоко вдохнула. Выдохнула.
А потом взяла телефон и набрала номер строительной бригады.
— Здравствуйте. Мне нужен срочный ремонт. Да, снять обои, покрасить стены. Белые. Абсолютно белые. И никаких ковров.
Через окно без штор в комнату падал закатный свет. Марина улыбнулась.
Впервые за семь лет — своим стенам, своим решениям, своей жизни.