Марина нашла документы случайно, когда искала квитанцию за электричество в комоде свекрови.
Папка лежала под стопкой старых журналов, неприметная, серая. Внутри — завещание, датированное прошлым месяцем. И имя наследника, которое заставило Марину схватиться за сердце.
Не Андрей. Не её муж, единственный сын Галины Ивановны.
Племянник. Сын сестры свекрови, которого та видела от силы три раза в год.
Марина опустилась на край кровати, не в силах оторвать взгляд от бумаг. Пять лет она жила в этой квартире. Пять лет терпела придирки, замечания, холодные взгляды. Пять лет надеялась, что свекровь когда-нибудь примет её как члена семьи.
А свекровь тем временем готовила удар в спину.
Дверь в комнату скрипнула. Марина вздрогнула и подняла голову. На пороге стояла Галина Ивановна собственной персоной. Взгляд свекрови скользнул по папке в руках невестки, и лицо её окаменело.
— Что ты делаешь в моей комнате?
Голос свекрови звучал ледяным спокойствием. Так говорят перед казнью.
— Искала квитанцию, — Марина встала. Ноги не слушались. — Вы сказали, что она в комоде.
— В верхнем ящике. А ты роешься в нижнем. В моих личных вещах.
— Я случайно…
— Случайно? — свекровь шагнула в комнату. — Случайно нашла документы, которые тебя не касаются? Очень удобно.
Марина сжала папку крепче.
— Не касаются? Это завещание на квартиру, в которой живёт ваш сын. Мой муж. Отец вашего будущего внука.
Она не планировала говорить это сейчас. Хотела сначала обсудить с Андреем, подготовиться. Но слова вырвались сами.
Свекровь замерла.
— Что ты сказала?
— Я жду ребёнка. Восемь недель.
В комнате повисла тишина. Галина Ивановна медленно подошла к окну, отвернулась.
— И поэтому решила проверить, что тебе достанется?
— Нет! Я не знала про завещание! Но теперь знаю. И хочу понять — почему?
Свекровь обернулась. В её глазах плескалось что-то тёмное, застарелое.
— Потому что эта квартира — моя. Я сорок лет в ней живу. Я имею право распоряжаться ею, как хочу.
— Но Андрей — ваш сын!
— Мой сын, — голос свекрови дрогнул. — Который женился на тебе, несмотря на все мои предупреждения. Который выбрал тебя вместо меня. Который больше слушает жену, чем мать.
Марина почувствовала, как внутри закипает гнев.
— Он не выбирал между нами! Он просто женился! Это нормально!
— Нормально? — свекровь усмехнулась горько. — До тебя он каждые выходные приезжал ко мне. Звонил каждый день. А теперь? Раз в месяц забежит на час, и то — ты за ним следом, контролируешь каждое слово.
— Я не контролирую! Мы приезжаем вместе, потому что мы семья!
— Семья, — свекровь произнесла это слово как проклятие. — Ты украла у меня сына. И хочешь украсть квартиру. Не выйдет.
Марина положила папку на комод.
— Я ничего у вас не краду. Но Андрей должен знать правду. О завещании.
— Не смей!
— Смею. Это касается его будущего. Нашего будущего.
Она вышла из комнаты, не оглядываясь. Сердце колотилось так, что стучало в ушах.
Андрей вернулся с работы в восемь. Марина ждала его на кухне, стараясь собраться с мыслями. Как сказать мужу, что его мать готова лишить их всего? Что женщина, которую он любит всю жизнь, оказалась способна на такое?
— Привет, — он поцеловал её в макушку. — Ты бледная. Что-то случилось?
Марина посмотрела на него. Андрей выглядел уставшим, под глазами залегли тени. Последние месяцы на работе выдались тяжёлыми. Стоит ли нагружать его ещё больше?
Но молчать она не могла.
— Сядь, — сказала она тихо. — Нам нужно поговорить.
Она рассказала всё. Про папку. Про завещание. Про племянника. Про разговор со свекровью.
Андрей слушал молча, лицо его постепенно бледнело.
— Это какая-то ошибка, — наконец сказал он. — Мама не могла…
— Могла, — Марина взяла его за руку. — Я видела документы своими глазами. Заверенные у нотариуса. Всё официально.
— Но почему? Я же её сын!
— Потому что я, — Марина сглотнула комок в горле. — Потому что она меня ненавидит. И наказывает тебя за то, что ты женился на мне.
Андрей вскочил, прошёлся по кухне.
— Нет. Нет, я не верю. Мама строгая, да. Требовательная. Но она не стала бы…
— Спроси её сам.
Он замер. Потом решительно направился к двери.
Марина осталась сидеть. Слышала голоса из соседней комнаты — сначала тихие, потом громче. Андрей что-то спрашивал, свекровь отвечала резко, отрывисто.
Потом крик.
— Ты предал меня! Ты выбрал эту женщину!
— Мама, она моя жена!
— Жена! Жёны приходят и уходят! А мать — одна!
Марина закрыла глаза. Она знала, что свекровь никогда её не примет. Знала с первого дня, когда Галина Ивановна окинула её оценивающим взглядом и сказала: «Ну, посмотрим, надолго ли тебя хватит».
Пять лет она старалась. Готовила любимые блюда свекрови. Убирала квартиру до блеска. Слушала бесконечные советы и нравоучения. Молчала, когда хотелось кричать.
И всё напрасно.
Дверь кухни распахнулась. На пороге стоял Андрей, бледный как полотно.
— Она признала, — голос его был хриплым. — Всё правда. Завещание, племянник… Она сказала, что я недостоин этой квартиры, потому что позволил тобой управлять.
— Мной управлять?
— Её слова. Она считает, что ты меня контролируешь. Что я под каблуком.
Марина горько рассмеялась.
— Под каблуком? Я пять лет живу по её правилам! В десять вечера не шуметь, потому что она рано ложится. Гостей не приглашать, потому что ей неудобно. Музыку не включать, готовить только то, что она любит, одеваться так, как она считает приличным!
— Я знаю, — Андрей опустился на стул рядом с ней. — Прости. Я должен был раньше…
— Что? Поговорить с ней? Ты говорил. Сто раз. Она не слышит.
— Тогда мы уедем.
Марина посмотрела на него удивлённо.
— Уедем? Куда? У нас нет своего жилья. Снимать квартиру — половина зарплаты. А теперь ещё ребёнок…
Андрей взял её руки в свои.
— Я найду вторую работу. Или попрошу повышение. Неважно как, но мы справимся. Я не собираюсь жить там, где мою жену считают врагом. Где моего ребёнка не будут любить.
— А твоя мама?
— Моя мама сделала свой выбор, — его голос стал жёстче. — Она выбрала обиду вместо семьи. Гордыню вместо внуков. Пусть живёт с этим выбором.
Марина почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
— Я не хотела разрушать вашу семью…
— Ты ничего не разрушала, — он обнял её. — Это она разрушает. Пять лет разрушает. А я был слепой.
Они просидели так долго, обнявшись, в темнеющей кухне. За стеной было тихо — свекровь заперлась в своей комнате.
На следующее утро Андрей начал искать съёмное жильё. Марина вышла на работу как обычно, стараясь не думать о происходящем. Коллеги заметили её бледность, но она отшучивалась.
Вечером, когда она вернулась домой, в квартире пахло валерьянкой. Свекровь сидела в гостиной, глаза красные, платок в руках.
— Надо поговорить, — сказала она, не поднимая взгляда.
Марина хотела пройти мимо, но что-то в голосе свекрови заставило её остановиться.
— Слушаю.
Галина Ивановна подняла голову. Без привычной маски превосходства её лицо выглядело старым, усталым.
— Я всю ночь не спала. Думала.
Марина села в кресло напротив, сохраняя дистанцию.
— И о чём вы думали?
— О том, какая я дура, — свекровь горько усмехнулась. — Всю жизнь боялась остаться одна. Растила сына, цеплялась за него. А когда он вырос и полюбил другую женщину, не смогла отпустить.
— Полюбить другую женщину — это не предательство.
— Знаю. Теперь знаю. Но тогда… — она замолчала, собираясь с мыслями. — Мой муж ушёл от меня, когда Андрею было пять. К другой женщине. Помоложе, покрасивее. Я осталась одна с ребёнком, без денег, без поддержки.
Марина промолчала. Она знала эту историю, но всегда слышала её как оправдание для ненависти свекрови ко всем женщинам мира.
— Я поклялась тогда, — продолжала Галина Ивановна, — что никогда не отдам сына. Что буду защищать его от всех, кто попытается его забрать. И когда появилась ты… — она подняла глаза на Марину. — Я увидела угрозу. Не человека. Угрозу.
— Я никогда не хотела забирать Андрея у вас.
— Теперь понимаю. Но пять лет назад… Я видела только то, что хотела видеть. Молодую женщину, которая уводит моего сына. И делала всё, чтобы тебя прогнать.
Она достала из кармана сложенный лист бумаги.
— Это копия завещания. Я звонила сегодня нотариусу. Завтра поеду переоформлять. Всё — на Андрея. Как и должно быть.
Марина не поверила своим ушам.
— Вы серьёзно?
— Серьёзно. Я много ошибок совершила, но эту ещё можно исправить.
Она встала, подошла к окну.
— Андрей сказал, что вы собираетесь съезжать. Искать съёмное жильё.
— Да. Мы не можем жить так дальше.
Свекровь кивнула.
— Понимаю. Но у меня есть предложение. — Она обернулась. — Я уеду к сестре. Поживу там какое-то время. А вы оставайтесь здесь. Эта квартира достаточно большая для молодой семьи.
— Вы хотите уехать?
— Хочу дать вам пространство. Себе — время подумать. Может быть, когда родится ребёнок… — голос её дрогнул. — Может быть, я смогу стать нормальной бабушкой. Не такой, как была матерью.
Марина почувствовала, как что-то меняется внутри неё. Пять лет ненависти, обид, боли — и вдруг этот разговор. Эти слова.
— Галина Ивановна…
— Не нужно ничего говорить, — свекровь подняла руку. — Я знаю, что не заслуживаю прощения. И не прошу. Просто хочу, чтобы ты знала — я постараюсь измениться. Не обещаю, что получится. Но постараюсь.
Вечером, когда Андрей вернулся с работы, Марина рассказала ему о разговоре. Он слушал молча, недоверчиво.
— Она правда так сказала? Что уедет?
— Правда. И завещание переоформит.
— Не верю, — он покачал головой. — Это какой-то трюк.
— Может быть, — Марина взяла его за руку. — А может быть, и нет. Люди иногда меняются. Особенно когда понимают, что теряют.
— Ты хочешь дать ей шанс?
Марина задумалась. Пять лет боли. Пять лет унижений. Разве можно это простить?
Но в животе у неё рос ребёнок. Её ребёнок, который имел право знать свою бабушку. Не ту, холодную и жестокую, а другую — ту, что, возможно, ещё не родилась.
— Хочу, — сказала она наконец. — Один шанс. Последний.
Галина Ивановна уехала через неделю. Перед отъездом обняла Марину — неловко, будто не умела обниматься. И прошептала:
— Спасибо, что не закрыла дверь.
Месяц без свекрови прошёл как во сне. Марина не могла поверить, что можно жить без постоянного напряжения, без придирок, без ощущения, что ты чужая в собственном доме.
Они с Андреем сделали ремонт в детской. Вместе выбирали обои, кроватку, занавески. Смеялись, спорили, мирились. Это было похоже на медовый месяц, которого у них толком не было.
Свекровь звонила раз в неделю. Спрашивала о здоровье Марины, о работе Андрея. Голос её звучал непривычно мягко.
К родам она приехала. Стояла в коридоре роддома, бледная от волнения.
Когда Марина вышла с ребёнком на руках, Галина Ивановна заплакала. Впервые за все годы Марина видела её слёзы.
— Можно? — прошептала она, протягивая руки.
Марина передала ей дочь. Свекровь смотрела на маленькое личико, и в её глазах светилось что-то новое. Нежность. Любовь. Надежда.
— Она красивая, — прошептала Галина Ивановна. — Как мама.
Марина улыбнулась. Впервые за пять лет эти слова звучали не как оскорбление.
Прошёл год. Свекровь вернулась в свою комнату, но всё изменилось. Она научилась стучаться, прежде чем войти. Научилась спрашивать, нужна ли помощь, а не навязывать её. Научилась молчать, когда хотелось критиковать.
Это было непросто. Бывали срывы, споры, моменты, когда казалось, что ничего не изменилось. Но они научились разговаривать. Не кричать, не обвинять — разговаривать.
Однажды вечером, когда Марина укладывала дочь спать, свекровь заглянула в комнату.
— Я хотела сказать тебе кое-что.
Марина обернулась.
— Что?
— Спасибо. За то, что не сдалась. За то, что осталась с Андреем, несмотря на меня. За то, что дала мне внучку.
Она помолчала.
— И прости. За всё.
Марина встала, подошла к ней.
— Вы уже извинялись.
— Знаю. Но этого недостаточно. Никогда не будет достаточно. Я потратила пять лет на ненависть вместо любви. Это время не вернуть.
— Зато есть будущее, — сказала Марина. — Годы, которые ещё впереди.
Свекровь впервые улыбнулась по-настоящему.
— Да. Есть будущее.
Марина протянула руку. Свекровь сжала её — крепко, благодарно.
Они стояли так в темнеющей детской, две женщины, которые наконец нашли общий язык. Не сразу. Не легко. Через боль и слёзы, через обиды и прощение.
Но нашли.
И это стоило всех пяти лет ожидания.