В субботний день 23 октября 1851 года, тогда малоизвестная газета "Нью-Йорк Дэйли Таймс", которая только-только появилась как месяц и 5 дней назад, осветила события, произошедшие утром в пятницу. И не то, чтобы новость была новостью. Нечто похожее было обыденно — суровая повседневность.
Толпа крепких парней в невероятно высоких цилиндрах с синими лентами, ярких красных рубахах под желтыми жилетами и видавшими лучшие времена пиджаках ввалилась в холл отеля "Флоренция", что на углу Бродвея и Говард-стрит. Их угрожающий вид и наглые взгляды выдавали принадлежность к известной банде Парней Бауэри.
Без всяких предисловий они двинулись к бару, где народу было немного. Еще не много - не время. Приличные джентльмены до 4 часов после полудня не выпивают. Пить и эти не стали, а тут же принялись избивать бармена Чарльза Оуэнса. Били молча, деловито, как понимающие в этом деле. Сначала нападение произошло за стойкой, а потом перешло в сам зал.
Пока двое держали Оуэнса, их приятель, некто Томас Хайер, упражнялся на нем почем зря. За всем этим наблюдал Мясник Билл, лидер банды. Наблюдал спокойно и не думал вмешиваться. Этот налет был демонстрацией силы и намеком для владельца отеля мистера Флоренса, что пора платить за "крышу".
В не столь отдаленные времена, где-то во второй половине XVII века, Манхэттен представлял собой в основном сельскохозяйственный район. За пределами современного Нью-Йорка простирались фермерские наделы и болотистые участки, где паслись домашние животные и иногда забредали еще дикие.
Городская среда по природе своей агрессивна, неспокойна и постоянно стремится к расширению. Она, словно ненасытный зверь, поглощает все вокруг. Культура неустанно и с жадностью покоряет природное естество. Сначала леса и луга превращаются в пастбища, сельские угодья и огороды. Затем возникают крестьянские дворы, промышленные предприятия и жилые дома.
И вот уже на горизонте высятся небоскребы. Грунтовые дороги становятся мощенными улицами. Речные берега закованы в камень и наполняются стоками, невероятных цветов и удушающих запахов. Безудержное стремление к комфорту приводит к безоговорочной победе жилищно-коммунальной тирании над живой природой.
К началу XIX столетия Манхэттен окончательно утратил свой пасторальный вид. Фермерские земли исчезли, болота осушили, и на их месте образовалось водохранилище, куда стекала вода из близлежащих источников. Впоследствии его также засыпали, чтобы создать Площадь Пяти Углов, знаменитую тем, что на ней сходились пять улиц: Малберри-стрит, Ворт, Кросс, Оранж и Литл-Уотер. Сегодня на этом участке в Нижнем Манхэттене располагается Чайнатаун.
Но тогда район Пяти Углов не то чтобы не был респектабельным — нет. Он был дырой. Нищей, вонючей и очень опасной. Подземные воды сильно мешали строительству, постоянно подтапливая деревянные строения, из-за чего они быстро разрушались. Многие жители, естественно, уезжали в другие места.
Там оставались лишь те, кто не мог себе позволить даже переезд, а точнее побег. Отсутствие каких-либо надежд на улучшение привело к обнищанию, которое усугублялось наплывом самых маргинальных элементов. Мэр Нью-Йорка Эдвард Ливингстон посчитал эту территорию негодной для нормальной жизни и решил поселить в Пяти Углах бедствующих ирландских иммигрантов.
И даже не просто иммигрантов, а фактически беженцев, приехавших в Америку без гроша в кармане. Несчастные, чудом сбежавшие с истерзанного англичанами, нищетой и голодом Изумрудного острова, часто имели при себе лишь то, что на них было надето в тот момент, а вернее, в самом начале плавания. Они считались бродягами даже среди бродяг.
Казалось, даже итальянцы были более приличными, чем эта басота. В народе ходили шутки, что Ирландия появилась там, где Бог присел облегчиться в день седьмой. Хотелось бы привлечь этих бродяг отправить"куда Макар телят гонял". Да вот беда, с Макаром в тамошних краях никто не знаком. Да и тюрем, в те годы, попросту не хватало. Концлагеря тогда еще не придумали; это "новшество" появится в Штатах позже, во время грядущей Гражданской войны.
Из-за недостатка лагерных бараков и отсутствия вообще каких-либо специализированных учреждений этим людям приходилось ютиться в самых отвратительных трущобах. Место, прозванное "Пятью Углами", не только не решало проблем, но и усугубляло их. Упадок становился все более масштабным, ощутимым и достиг таких размеров, что все решили смириться с его существованием.
Когда-то построенные по английским проектам пятиэтажные дома со временем превращались в руины, покрываясь слоем грязи и плесени как снаружи, так и внутри. Бессердечная эксплуатация, игнорирующая человеческие потребности, ускоряла разрушение и жизней, и зданий.
Хитрые лабиринты из камня и дерева, умноженные на бедность, безнадегу и разруху, создавали идеальную среду для преступности. Молодежь не видела для себя иного пути, кроме как влиться в одну из многочисленных банд. А мужчины постарше вообще не знали иной судьбы, кроме полной лишений блатной романтики.
Видимо, не от хорошей жизни. В тридцатые годы XIX века в Нью-Йорк переселилась семья Пулов. Белые протестанты, англосаксы и американцы во втором поколении ранее проживали в графстве Сассекс, штат Нью-Джерси. Где старший Пул держал мясную лавку. Ничего не изменилось и на новом месте. Они продолжили семейное дело, открыв мясной магазинчик на Вашингтонском рынке недалеко от печально известной Площади Пяти Углов.
Уильям, родившийся в июле 1821 года, должен был стать продолжателем династии мясников. С ранних лет его готовили к этому ремеслу, обучая всему необходимому: общению с покупателями, счету денег и даже самозащите. Ножи для разделки мяса были для него не просто инструментами, а чуть ли не первыми игрушками. Владение ими дошло до автоматизма.
Этот крепкий мужчина ростом почти метр девяносто и весом более девяноста килограммов быстро стал известен как один из лучших кулачных бойцов не только во всем Нью-Йорке, но особенно в районе Площади Пяти Углов. Бокс не был единственным его занятием. Уильям также вступил в пожарную команду на улицах Хадсон и Кристофер, которую называли "Парни из Бауэри".
Важно понимать, что в те дни огнеборческая служба в Америке работала на коммерческой основе. Государственных пожарных частей как таковых не существовало. Вместо них действовали добровольческие объединения, которые очень быстро превращались в коммерческие предприятия.
Пожарные нещадно брали деньги за тушение пожаров, и размер гонорара напрямую влиял на их действия: они могли начать тушить, а могли и не начать, могли спасать вещи из огня, а могли и наоборот мешать другим командам и даже самим погорельцам.
Парни Бауэри уверенно контролировали несколько пожарных гидрантов. Когда случалось возгорание, они ставили на них большие бочки. Таким образом, перекрывая доступ к воде для всех, кто не входил в их группу, и не стеснялись применять силу, чтобы остановить тех, кто пытался им помешать. Так продолжалось, пока они сами не начинали тушить пожар, но за это требовали деньги.
Примерно так и появилась организованная преступность в Штатах. Итальянские иммигранты, придерживавшиеся своих обычаев, проявляли осторожность, в то время как у англосаксов уже были преступные сети, связанные с властью. Уличные банды, среди которых были и пожарные команды, со временем все больше вовлекались в политику.
Ксенофобия обостряется в странах, где много мигрантов. Бедные мигранты не любят друг друга, а криминальные группировки воюют между собой. Потому что чем меньше у человека денег, тем дешевле его труд, и это вызывает недовольство у местных — приехавших на чужие земли немного ранее, но считающихся себя "коренными".
В сороковые годы XIX века наплыв мигрантов с Изумрудного острова вызвал оживленные дискуссии в американском обществе. Около двух миллионов ирландцев, спасаясь от голода и трагичных отношений с Англией, оказались в Соединенных Государствах. Здесь они столкнулись с враждебностью со стороны коренных американцев, которые нередко считали их конкурентами за рабочие места и боялись за свое благополучие и реальное, и мнимое.
Несмотря на ранние попытки регулировать миграцию, такие как законы "Об иностранцах" и "О подстрекательстве" 1798 года, активная политическая борьба с нежелательной иммиграцией развернулась только в середине девятнадцатого века.
Экономические противоречия, усиленные ксенофобией и религиозной нетерпимостью, породили политическое противостояние. Демократическая партия США, появившаяся в 1828 году, поддерживала мигрантов, видя в них стимул для экономики. В то же время возникла оппозиционная Партия Американских Уроженцев, позже, в 1854 году, превратившаяся в Республиканскую, выступавшая за ужесточение иммиграционных законов.
Конфликты между этими политическими силами выливались в уличные столкновения и акты насилия. Сторонники Трампа того времени или Коренные, натурально закалялись в уличных боях с теми, кого ненавидели. С демократами, ирландцами и прочими понаехавшими. Для достижения своих политических целей обе партии не стеснялись привлекать криминальные этнические общины.
Задолго до того, как итальянская криминальная традиция пустила глубокие корни в Штатах, преступный мир уже вовсю сотрудничал с политиками. Итальянские гангстеры столкнулись с системой, где разные банды были крепко связаны с и "местными" преступниками, и туземными властями.
Например, такими как Парни Бауэри или их противниками — ирландской бандой Мертвые Кролики. Обе эти шайки представляли собой крупные криминальные объединения, состоящие из множества мелких групп. Допустим, первые из этих двух образовались, когда объединились такие банды, как Американская Гвардия, Истинные Синие Американцы и Орден Звездной Стражи.
Парни Бауэри начинали как часть организации "Незнайки" или "Общества Ничего Не Знающих". Члены этой банды должны были хранить в секрете существование организации, ее политические связи и планы. Главным у них был Уильям "Мясник" Пул.
Он в жестоких драках захватил контроль над районом "Пять Углов". Местные жители, небольшие предприятия, фабрики, бордели, мастерские обувщиков и шайки карманников, платили Пулу за "крышу". А "Мясник", в свою очередь, помогал антикатолическим и антиирландским политикам Нью-Йорка, которые закрывали глаза на дела "Коренных" или "Незнаек".
У Парней Бауэри была своя "униформа": очень высокие цилиндры с синими лентами, черные пиджаки или сюртуки поверх желтых жилетов и красных рубашек. Дополняли образ темные брюки и тяжелые сапоги из телячьей кожи на массивных каблуках. И еще у каждого члена банды была аккуратно зачесаная, обильно смазанная жиром прическа.
В противовес организациям, выступающим против иммиграции, вроде республиканцев штата Нью-Йорк, был создан "Таммани Холл", поддерживаемый демократическими политиками. Он активно защищал права новоприбывших, точнее тех политиков, кто провозглашал “права новоприбывших” своим лозунгом. В их арсенале для борьбы с нативистами были как раз ирландские банды.
Во главе этого сопротивления стоял некто Джон Моррисси, предводитель банды "Мертвые Кролики". Несмотря на его криминальное прошлое и не самую чистую репутацию, Моррисси был прежде всего ирландцем, для которого столкновения между бандами превратились в национальное дело.
И речь шла не просто о разделе сфер влияния, денег или рынков, а о выживании ирландской диаспоры в целом и каждого эйре в частности. Ненависть к Парням Бауэри и особенно к их лидеру, Мяснику Пулу, стала для Моррисси своего рода идеей, смыслом и каждодневной работой.
Вражда между Моррисси и Пулом началась во время кулачного поединка. Тогда правила бокса были весьма условными, по сути, это была драка без перчаток и защиты, где разрешено все: от ударов ногами до укусов и попыток выколоть глаза. Нередко исходом таких состязаний становилась смерть одного из участников. В 1854 году Мясник Пул завоевал звание чемпиона Нью-Йорка в этом жестоком виде спорта.
История бокса знает периоды, когда он был вне закона. Тем не менее, преступные синдикаты умудрялись проводить бои. Как открыто, так и подпольно. Часто сами лидеры этих группировок выходили на ринг, и в таких схватках нередко побеждали ирландцы.
Их немного опережали Коренные, среди которых блистали такие таланты, как Томас Хайер и Уильям Пул, более известный как Мясник Билл. Которого Джон Моррисси несколько раз пытался одолеть лично, но всегда проигрывал. То же самое происходило и в уличных драках между Мертвыми Кроликами и Парнями Бауэри.
Летом 1854 года, вероятнее всего, 17 июля, Моррисси и Пул снова сошлись в поединке за звание лучшего бойца Пяти Углов. Это событие стало настоящей сенсацией не только в Нью-Йорке, но и за его пределами. Договорились провести бой в семь утра в доках, контролируемых Незнайками. Ставка составила 50 долларов. Моррисси прибыл на место в сопровождении десятка самых верных бойцов, а Пула поддерживали более двухсот человек.
Несмотря на усилия, Моррисси в какой-то момент оказался поверженным. Пул начал добивать его ногами, что спровоцировало массовую драку между болельщиками. В результате потасовки Мертвые Кролики понесли урон, но все остались живы, что удивительно, странно и нелогично.
Великое противостояние Артуро Гатти с Микки Уордом привлекло внимание если не всего мира, то мужской его половины точно. И закончилась жестокая серия бескомпромиссных столкновений почти дружбой отнюдь не сентиментальных мужчин. Это потому, что они не делили между собой Пять Углов.
Точку в противостоянии лидеров Парней Бауэри и Мертвых Кроликов поставил отнюдь не спортивный случай, а четыре выстрела. Трагическая встреча с телохранителями Джона Моррисси в баре "Станвик-холл" 25 февраля 1855 года оказалась для Мясника Билла последней в жизни.
Льюис Бейкер и Джим Тернер, бывшие полицейские, перешедшие к Моррисси, нарушили все "правила игры". Вместо честной дуэли они подло ранили Пула в ноги, а затем цинично расстреляли его. Этот бесчестный поступок – яркое отражение беззакония в городе, где наличие прав вообще и какие бы то ни было их гарантии, определялись только силой и оружием.
Пул умер 8 марта в своем доме на Кристофер-стрит, не дожив до 34 лет. Его смерть, смерть лидера банды "Незнаек", привела к переделу сфер влияния в районе Пяти Углов. Власть перешла к "Мертвым Кроликам" во главе с Джоном Моррисси, который использовал ее для укрепления своей политической позиции, финансирования Демократической партии и поддержки южан в Гражданской войне.
Несмотря на очевидные улики, Бейкер и Тернер избежали правосудия за убийство Пула. Их покрывали влиятельные демократы. Бейкер был оправдан присяжными. Поиски Тернера прекратили. Джимми Моррисси вообще стал практически неприкасаемым.
Во-первых, он был победителем, а победителей, как известно, не судят. Их скорее вознаграждают одни, а другие пытаются что-то поиметь с них. Во-вторых, кто вообще посмеет судить сенатора Соединенных Штатов? Разве что только рефери на боксерском ринге и то, если у того вдруг проснется ностальгия по бурной молодости.