— Ты слышала? — я села на кровати, сжимая одеяло.
Сердце колотилось где-то в горле.
Темнота. Тишина. Только электронные часы светятся зеленым: 03:15.
— Что? — сонно пробормотал Игорь, мой муж. — Лен, опять?
— Шепот. Кто-то шептал мое имя. "Лена... умри...". Прямо над ухом.
Игорь вздохнул. Тяжело, с раздражением.
Включил ночник.
— Лена, в комнате никого нет. Окна закрыты. Дверь закрыта. Тебе приснилось.
— Мне не приснилось! — я заплакала. — Это каждую ночь! Игорь, я схожу с ума!
Он обнял меня. Но в его объятиях я чувствовала напряжение.
— Ленусь... Может, мама права? Тебе нужно показаться врачу. У тебя стресс. Работа, нервы... Это может быть началом... ну... расстройства.
Мама.
Евгения Павловна.
Она переехала к нам месяц назад. "Помочь по хозяйству", пока я сдаю годовой отчет (я главбух).
И с тех пор начался этот ад.
Сначала пропадали вещи. Ключи оказывались в холодильнике. Телефон — в мусорном ведре. Мои любимые серьги я нашла в горшке с фикусом.
Я думала — я забывчивая. Рассеянная.
Потом начались звуки.
Шорохи. Скрипы. Шепот.
И запах. Запах тлена, гнили. Который появлялся внезапно и исчезал, когда приходил Игорь.
— Ты просто устала, деточка, — говорила Евгения Павловна, наливая мне чай с мятой. — Пей. Это успокаивает. У нас в роду, знаешь, были... душевные болезни. У троюродной тетки. Она тоже голоса слышала.
Она смотрела на меня с жалостью.
А в глазах — холод.
Я пила чай. И проваливалась в липкий, тяжелый сон.
А утром просыпалась разбитая. С головной болью. И с чувством, что за мной кто-то следит.
— Сегодня опять, — сказал Игорь за завтраком. Мама жарила сырники.
— Что "опять"? — спросила она.
— Лена кричала ночью. Говорила про шепот.
Свекровь покачала головой.
— Бедная девочка. Это прогрессирует. Игорь, я звонила в клинику Святого Николая. У меня там знакомый профессор. Они готовы ее принять. Стационар. Хороший уход.
— Психушку? — я выронила вилку. — Вы хотите сдать меня в психушку?!
— Не психушку, а санаторий душевного здоровья! — поправила она. — Лена, ты опасна. Для себя. Вдруг ты газ забудешь выключить? Или в окно выйдешь? Голоса — это шизофрения. Дебют. Надо лечить, пока не поздно.
— Я нормальная!
— Нормальные люди ключи в суп не кладут, — заметила она. (Вчера я нашла связку ключей в кастрюле с борщом. Я клялась, что не клала. Но кто еще? Игорь на работе, свекровь в магазине была).
Игорь смотрел на меня. В его глазах был страх.
Он верил ей.
Он боялся жить с сумасшедшей.
— Лен... давай съездим. Просто на консультацию. Завтра.
Я посмотрела на них.
Муж, которого я любила пять лет. И свекровь, которая всегда казалась "божьим одуванчиком".
Они сидели напротив, как судьи.
Приговор подписан.
— Хорошо, — сказала я. — Завтра. Но сегодня я поеду к сестре. Мне надо... собрать вещи. Подумать.
— Нет! — воскликнула свекровь. — Тебе нельзя за руль! Ты же в неадеквате! Игорь отвезет.
— Я вызову такси.
Я уехала к Кате, моей старшей сестре.
Катя — полная противоположность мне. Я — мягкая, она — кремень. Работает следователем в прокуратуре.
Я рассказала ей всё. Про голоса. Про вещи. Про чай с мятой.
Катя слушала молча. Курила тонкую сигарету.
— И ты поверила? — спросила она.
— Кать, ну а как? Я реально слышу! Я же не вру! Может, у меня опухоль мозга?
— Опухоль у твоей свекрови. Совести.
— Что?
— Лена, включи логику. Квартира чья?
— Моя. Добрачная.
— Если тебя признают недееспособной, кто станет опекуном?
— Игорь.
— А Игорь — маменькин сынок. Кто будет распоряжаться квартирой, счетами, твоей фирмой?
— Они.
Катя затушила сигарету.
— Ты не больна. Тебя газлайтят.
— Что делают?
— Сводят с ума. Методично. Профессионально. Чаек она тебе дает? С мятой?
— Да.
— На экспертизу бы этот чаек. Но ладно. Мы пойдем другим путем.
Она достала из ящика стола маленькую коробочку.
— Что это?
— Скрытая камера. С датчиком движения. Ночного видения. Пишет звук и видео в облако.
— И что мне делать?
— Возвращайся домой. Скажи, что согласна на клинику. Усыпи бдительность. Спрячь камеру в спальне. Так, чтобы обзор был на кровать и дверь. И жди.
— Мне страшно, Кать.
— А в дурке в "наполеоном" в одной палате лежать не страшно? Действуй. Я буду мониторить облако в режиме реального времени. Если что — приеду с нарядом.
Я вернулась вечером.
Свекровь встретила меня ласково.
— Умница, Леночка. Правильное решение. Вещи собрала?
— Да. Завтра поедем. А сейчас я хочу спать. Устала.
— Конечно. Я тебе чайку заварила. Свежего.
Я взяла чашку.
Пошла в спальню.
Вылила чай в фикус (прости, цветок).
Игорь еще не пришел с работы.
Я поставила на комод плюшевого медведя. Большого, подарок Игоря. Вставила камеру ему в глаз. (Катя показала как). Линза была крошечной, незаметной.
Легла. Притворилась спящей.
Пришел Игорь. Поцеловал меня в лоб. Лег рядом. Уснул мгновенно (он всегда спит как убитый).
Я лежала и ждала.
Час. Два.
Полночь.
02:00.
Дверь скрипнула.
Я замерла. Дышала через раз. Глаза закрыты, но сквозь ресницы я видела силуэт.
В комнату вошла Евгения Павловна.
Она была в черном халате. Босиком.
Она двигалась бесшумно, как кошка.
Подошла к нашей кровати.
Склонилась надо мной.
Я чувствовала её дыхание. Запах... того самого "тлена". (Позже я узнала, что она мазала руки какой-то вонючей мазью, чтобы создать этот эффект).
Она стояла и смотрела. Долго.
Потом наклонилась к моему уху.
И зашептала.
— Лена... ты никому не нужна... ты больна... Игорь тебя ненавидит... умри... прыгни в окно... оно открыто...
Голос был жутким. Вибрирующим. Она меняла интонацию, подражая каким-то демонам из фильмов ужасов.
Потом она выпрямилась.
Подошла к моему туалетному столику.
Взяла мою расческу. Положила её... под подушку Игорю.
Взяла мой телефон. Разблокировала (пароль она подсмотрела, я уверена). Открыла заметки. Напечатала что-то. Положила обратно.
Потом подошла к окну. Открыла форточку настежь. Холодный воздух ворвался в комнату.
И вышла.
Я лежала, покрытая холодным потом.
Это было не безумие.
Это был театр. Театр одной актрисы.
Я дождалась утра.
В 7:00 зазвонил будильник.
Игорь проснулся. Потянулся.
— Ох, что-то в бок давит...
Он сунул руку под подушку.
Достал расческу.
— Лена? Ты зачем расческу мне под подушку сунула?
В комнату вошла свекровь. Бодрая, в фартуке.
— Доброе утро! Ну как спалось? Ой, Игорь, что это? Расческа? Лена, ты опять чудишь? Или это "ритуал"?
Она посмотрела на меня с притворным испугом.
— Собирайся, деточка. Нам пора. Врач ждет к восьми.
Я села на кровати.
Взяла телефон.
В заметках была свежая запись: "Я хочу убить их всех. Голоса приказывают". Время создания — 02:15.
Гениально. С таким "дневником" меня закроют навсегда.
— Я никуда не поеду, — сказала я.
— Лена, не начинай, — поморщился Игорь. — Мы переходим границы. Это опасно.
— Включи телевизор, Игорь.
— Зачем?
— Включи. Выведи изображение с моего телефона. Я хочу показать вам кино.
Я подключила телефон к плазме на стене.
Открыла приложение камеры. "Запись от 23.05".
На экране появилась наша спальня. В зеленоватом свете ночного видения.
Дверь открылась.
Вошла фигура в черном.
Игорь замер. Свекровь побледнела так, что стала похожа на мумию.
Мы смотрели молча.
Как "мама" шепчет мне в ухо про смерть.
Как "мама" кладет расческу.
Как "мама" пишет в моем телефоне.
На экране было видно каждое её движение. Каждую ухмылку на её лице, когда она делала свои пакости.
Видео закончилось.
Тишина.
Только тиканье часов.
Игорь медленно повернул голову к матери.
— Мама?
Евгения Павловна стояла, вцепившись в дверной косяк.
Она пыталась найти слова. Но слов не было.
Она была поймана. С поличным.
— Это... это монтаж! — взвизгнула она наконец. — Это дипфейк! Сейчас технологии такие! Она меня подставила!
— Монтаж? — Игорь встал.
Он подошел к матери.
— Я узнаю твой халат. Я узнаю твою походку. И я узнаю твой голос. Ты... ты шептала ей "умри"? Моей жене?
— Она больная! Я проверяла её реакцию! Это методика такая! Шоковая терапия! Профессор советовал!
— Какой профессор?! — заорал Игорь. — Тот, которого ты выдумала?!
В дверь позвонили.
Два коротких, один длинный. Условный сигнал Кати.
Я открыла.
Катя вошла не одна. С ней были двое полицейских (ее коллеги) и санитары.
Настоящие санитары. Из настоящей психиатрической помощи.
— Доброе утро, — сказала Катя, снимая фуражку. — Гражданка Ковалева Евгения Павловна? На вас поступило заявление. Истязание, угроза убийством, доведение до самоубийства. Видеодоказательства приобщены к делу.
— Вы не имеете права! — свекровь попятилась. — Я пожилой человек! У меня сердце!
— Сердце проверим. И голову тоже. — Катя кивнула санитарам. — Забирайте. Подозрение на острое психотическое расстройство. Опасна для окружающих.
Санитары подошли к свекрови.
— Нет! Не меня! Её! Она сумасшедшая! — свекровь тыкала в меня пальцем. — Она голоса слышит! Я спасала сына! Квартира должна быть нашей! Она недостойна!
Она проговорилась.
В истерике она вывалила всё.
— Ты, Игорь, тряпка! Женился на этой... А квартира уплывает! Я хотела, чтобы ты был хозяином! Сдал бы её в дурку — и жили бы как люди! Я всё продумала! А ты...
Её увели под руки. Она визжала и плевалась.
Игорь сидел на кровати и плакал.
Как ребенок.
Закрыв лицо руками.
— Прости, — шептал он. — Прости меня, Лена. Я слепой идиот.
Я смотрела на него.
Мне было его жалко.
Но жалость — это не любовь.
Как можно жить с человеком, который был готов отвезти тебя в психушку по первому слову мамы? Который не поверил тебе? Который спал рядом, пока его мать шептала мне "умри"?
— Собирай вещи, Игорь.
— Лен...
— Собирай вещи. И уходи. Я подаю на развод.
— Но я же не знал! Я жертва обмана!
— Ты соучастник. Своим равнодушием. И своим недоверием.
Он ушел.
К свекрови он вернуться не мог — её положили в клинику на обследование. (Кстати, признали вменяемой, но с расстройством личности. Судить будут по полной). Ему пришлось снимать жилье.
Мы развелись быстро.
Игорь пытался вернуть меня. Стоял под окнами с цветами. Писал сообщения.
"Я люблю тебя". "Это был морок".
Но я знала одно.
Если бы не Катя и не камера...
Я бы сейчас была там. В палате с мягкими стенами. Обколотая галоперидолом. Овощ.
А они жили бы в моей квартире. Пили бы чай с мятой. И смеялись бы над "дурочкой".
Я сменила замки.
Я хожу к психологу. Избавляюсь от страха темноты.
Фикус я пересадила. Он выжил.
А чай с мятой я больше не пью.
Я пью кофе. Черный, крепкий.
И наслаждаюсь тишиной.
Настоящей тишиной, в которой нет шепота. Только шум города за окном.
И голос моей сестры в телефоне:
— Ну что, Ленка, жива? Прорвемся!
Жива.
И в своем уме.
Назло всем.
КОНЕЦ.
━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━