Брат был, как это говорится, со странностями, Алиса вперёд родителей это заметила.
-Он ещё маленький, – говорила мама. – Забыла, как сама в его возрасте требовала одну и ту же сказку тебе на ночь читать?
Но Клим не просто любил одну и ту же сказку на сотый раз слушать, его странности были куда причудливее. Например, с какого-то возраста он стал есть только жёлтую еду: бананы, пшённую кашу, кукурузу. Из яйца съедал желток, а из M&M's выбирал только жёлтые драже. Чтобы накормить его курицей, приходилось приправлять её куркумой, мама просто с ума сходила от его прихотей. Алиса так и называла его – «жёлтый брат».
-Он китаец у тебя, что ли? – спрашивали знакомые, когда слышали это от Алисы в первый раз.
-Ага, почти, – хмыкала она.
Больше всего Алису злило то, что мама потакала Климу во всём: когда он заявил, что гель для душа, шампунь и даже стиральный порошок должны быть жёлтого цвета, вся семья перешла на моющие средства в жёлтой упаковке.
-Мама, у меня волосы этим шампунем не промываются!
-Помой на два раза, – отзывалась вечно измотанная мама.
-Ага, сама попробуй эту копну на два раза промыть!
-Так подстригись!
Тут вмешался отец:
-Купи другой шампунь и влей его в пустую жёлтую упаковку, да и всё.
Папа всегда был находчивым.
Мама обещала, что со временем это у Клима пройдёт: вот он сейчас пойдёт в садик, и там всему научится, вот он сейчас поступит в первый класс и перестанет…
Ничего не происходило. С каждым годом становилось только хуже: Клим придумывал все новые и новые правила – книги должны стоять по росту, ложки лежать слева направо, а рубашки висеть строго по цветам. Но самое ужасное началось в средней школе, когда на биологии Клим узнал про бактерии.
-Восемьсот сорок тысяч бактерий, – заикаясь, говорил он. – Вы представляете? Восемьсот сорок!
С того дня Клим мыл руки по сто раз на дню – в горячей воде и с губкой (конечно же, жёлтого цвета), стирая пальцы до жуткой красноты. И в школе отпрашивался на уроках выйти по несколько раз, а если не отпускали, принимался плакать, так что скоро в школе прослыл «нюнчиком», а сама Алиса – «сестрой нюнчика». Это Алису страшно бесило, и чтобы избавиться от дурной славы, она принялась дразнить брата наравне со всеми. Особенно при Лёше – тот учился в выпускном классе и внезапно обратил своё внимание на девятиклассницу Алису и даже позвал вместе покататься на катке. Когда после катка они зашли к Алисе погреться, потому что до неё было ближе, Лёша увидел во всей красе «странности» Клима и принялся угорать над ним, а Алиса поддержала.
-Да он приёмный у нас, – сказала Алиса. – Взяли на свою голову. Может, его вообще инопланетяне подкинули!
-Да какие инопланетяне, – возразил Лёша. – Шизик он просто. Прикинь, я ему новую кликуху придумал!
Конечно же, вечером Клим устроил истерику родителям, что он приёмный. Алисе после этого запретили месяц гулять, и Лёша её бросил, переметнулся к десятикласснице Лене. Но зато мама, наконец, перестала говорить, что у Клима просто «возраст такой» или «тонкая душевная организация» – она повела его к врачу. Тот прописал Климу специальные таблетки и сказал, что в целом его случай не сильно запущен, но лучше бы мальчику походить на специальные занятия.
-Водить его будешь ты, – сказала мама.
-Почему это я? – возмутилась Алиса.
-Потому что ты – его старшая сестра. Всё, разговор окончен, я работаю в это время, и отец тоже.
Водить Клима на занятия в психологический центр оказалось для Алисы новым видом наказания: каждый раз она испытывала ноющее чувство стыда, смешанное с виной и раздражением. Она вела по улице своего «жёлтого брата», который нервно потирал красные от мытья ладони, и ловила на себе взгляды прохожих. Казалось, все видят, что он «не такой», и думают, что она тоже со странностями.
Само место её удивило. Алиса ожидала чего-то казённого, больничного. Но центр оказался светлым лофтом с яркими граффити на стенах, диванами-мешками и запахом кофе. В одной комнате кто-то играл на гитаре, в другой – лепили из глины. Клима сразу забрал молодая женщина-психолог с добрыми глазами, и Алисе велели подождать в холле. Она с облегчением плюхнулась в кресло у окна, достала телефон и погрузилась в него, притворяясь, что она тут вообще случайно.
Через некоторое время дверь в холл открылась, и вошёл парень. Алиса подняла глаза и забыла обо всём на свете. Он был её возраста, может, чуть старше. И он был… весь зелёный. Не в смысле цвета кожи, нет. Тёмно-зелёные джинсы, оливковая футболка, поверх неё – клетчатая рубашка в клетку, и тоже зелёная. Даже шнурки на его кроссовках были изумрудного оттенка. У парня были правильные черты лица, будто он какой-нибудь актёр, и спокойные, внимательные глаза.
Но ещё больше Алиса удивилась, когда он сел напротив и положил на колени книгу в красной обложке – «Странный дом», которую Алиса дочитала только вчера ночью. Книга была не суперпопулярной, и это совпадение показалось ей знаком судьбы.
-Отличная книга, – сказала она. – Финал меня просто прибил.
Парень вздрогнул от неожиданности, но, встретив её взгляд, улыбнулся. Улыбка преобразила его серьёзное лицо, сделала его живым и тёплым.
-Да? А мне показалось, что он закономерный. С самого начала ждал чего-то такого.
Они говорили минут десять, обсуждая сюжет и собственные догадки. Парня звали Марком. Он оказался таким умным и начитанным, что Алиса ловила себя на мысли, что ей не хочется, чтобы этот разговор заканчивался.
-Я только вчера дочитала, – призналась она, – и ещё вся под впечатлением. Хотела с кем-то обсудить, но никто из моих не читал.
-Понимаю, – кивнул Марк. – Мне тоже не с кем обсуждать книги и аниме, в семье у нас такое не любят, а в школу я не хожу. Хотелось бы прочитать вторую часть, но мама пока мне её не купила.
Потом он неожиданно предложил:
-Слушай, у меня сейчас перерыв. Не хочешь прогуляться?
Алисе так захотелось сказать «да», что аж перехватило дыхание. Но реальность накрыла её, как ледяная волна.
-Я не могу, – с трудом выдавила она, чувствуя, как румянец стыда заливает щёки. – Мне надо брата домой отводить. Он тут на занятиях.
-Брат? – Марк выглядел неподдельно удивлённым. – А я думал, ты тоже к кому-то из специалистов.
-Нет, это я его привела, – Алиса махнула рукой, стараясь говорить небрежно, как будто это была досадная помеха, пустяк. – Он у меня, знаешь, такой, странный. Весь в своих тараканах. Цвета, бактерии, ритуалы. Вечная головная боль. Иногда кажется, ну какой же он невыносимый!
Она засмеялась, но смех прозвучал фальшиво и резко. Алиса смеялась, как тогда с Лёшей, пытаясь отгородиться, показать, что она – нормальная, а вся эта история просто досадная оплошность семьи.
Лицо Марка изменилось. Тёплая заинтересованность исчезла, уступив место холодной, отстранённой вежливости. Он медленно поднялся.
-Понятно, – сказал он тихо. – Ну, тогда не буду тебя задерживать. Брата, конечно, надо отвести.
-Марк, подожди… – начала Алиса, чувствуя, что совершила какую-то непоправимую ошибку, но не понимая какую.
Но Марк уже не слушал её: он развернулся и ушёл. Его фигура растворилась в полумраке коридора, и Алиса осталась сидеть одна, сгорая от жгучего стыда, который был в тысячу раз хуже того раздражения, что она испытывала до этого.
В голове у Алисы всю дорогу домой гудел один и тот же неприятный, назойливый звук – эхо собственных слов: «какой же он невыносимый». Они звучали теперь не просто бестактно, а предательски. Она предала Клима так же, как когда-то с Лёшей, только теперь перед посторонним, чьё мнение вдруг стало для неё важно. Но впервые её не поддержали в насмешках над братом, а осудили.
Клим шёл рядом, тихо оттирая пальцы салфетками. Он был спокоен, даже слегка оживлён после занятий.
-Там был мальчик, который строит башни из кубиков строго по дням недели, – сообщил он задумчиво. – В понедельник – красные, во вторник – оранжевые... Я ему помог. У него оранжевых не хватало, а у меня был лишний жёлтый, но он не подошёл. Понятное дело.
Алиса только кивала, не в силах выдавить из себя ни слова. В горле стоял ком. Она смотрела на его красные, чуть шелушащиеся от частого мытья руки и вдруг с болезненной ясностью представила, каково это – чувствовать на своей коже эти восемьсот сорок тысяч невидимых существ. Не абстрактную цифру с урока биологии, а реальный, нестерпимый зуд страха.
Дома мама, как всегда, металась между работой на ноутбуке и готовкой.
-Ну как? – бросила она через плечо, помешивая суп.
-Нормально, – буркнула Алиса и ушла в свою комнату.
Но через час, когда Клим сидел перед телевизором и смотрел документальный фильм о пчёлах, Алиса зашла на кухню. Она открыла шкаф, нашла большую пачку M&M's, купленную про запас. Не думая, почти на автомате, она принялась перебирать драже. Жёлтое – в одну кучку. Все остальные цвета – обратно в пачку. Пальцы двигались быстро, отбраковывая коричневые, красные, синие, зелёные... Зелёные. Она на миг задержалась на изумрудном драже, и снова вспыхнуло чувство стыда. Она отбросила его, как раскалённый уголь.
С полной горстью жёлтых конфет она подошла к Климу.
-На, – сказала она, протягивая ладонь.
Клим оторвался от экрана, удивлённо моргнул. Он посмотрел на горсть одноцветных драже, потом на сестру. В его глазах мелькнуло смутное подозрение. Он привык, что ему либо потакают с раздражением, либо делают послабления с усмешкой.
-Они все жёлтые, – констатировал он.
-Ну да, – Алиса отвела взгляд. – Я выбрала.
Коим осторожно, будто боясь спугнуть, взял конфеты. Не сразу отправил в рот, а подержал в ладони.
-Спасибо, – тихо сказал он и добавил, уже с тенью обычной своей въедливой логики: – Но в следующий раз не надо, у тебя же руки грязные.
-Я помыла, – соврала Алиса. – На три раза.
-Ну, тогда ладно.
Алиса кивнула и быстро ушла, чувствуя, что её щёки горят. Но на этот раз не от стыда. А от чего-то другого, ещё неясного и хрупкого.
На следующей неделе она шла в психологический центр с твёрдым намерением. В сумке у неё лежала книга – второй том «Странного дома», который она купила на карманные деньги.
Марка она увидела в том же холле. Он сидел, сгорбившись, в своём зелёном свитере и что-то строчил в блокноте. Алиса подошла, пересиливая комок в горле.
-Привет.
Он поднял глаза. Взгляд был нейтральным, осторожным.
-Я принесла тебе кое-что, – Алиса вытащила книгу. – Нашла второй том. Ты говорил, что хочешь почитать его.
Марк взглянул на книгу, и в его глазах вспыхнул искренний, жадный интерес. Он потянулся за ней, но потом рука замерла в воздухе.
-Секунду, – пробормотал он. – Надо бы протереть. Там, на обложке, пыль может быть.
Он стал рыться в карманах, ища салфетки, и его движения стали резкими, немного нервными. Алиса наблюдала за ним – за этой маленькой, знакомой ей до боли ритуальной борьбой с невидимой грязью мира. И вместо прежнего раздражения в ней что-то дрогнуло.
Она улыбнулась. Не насмешливо, а как-то по-новому, мягко.
-Не ищи, – сказала она и полезла в свою сумку. – У меня есть.
Она достала свою пачку салфеток, вскрыла её, вытащила одну свежую, пахнущую алоэ, и протянула вместе с книгой.
-Я всегда ношу. Для брата.
Марк замер. Его пальцы, уже готовые схватить салфетку, остановились. Он медленно поднял глаза на Алису, и в них пошла сложная работа: недоверие, удивление, попытка понять, не насмешка ли это снова.
Он взял салфетку. Аккуратно, тщательно протёр обложку книги, потом корешок. Каждое движение было методичным и важным. Потом выбросил салфетку в урну и только тогда принял книгу.
-Спасибо, – сказал он тихо. И после паузы добавил. – Как его зовут? Твоего брата.
-Клим, – ответила Алиса.
-Красивое имя, – заметил Марк. Он погладил обложку книги. – Спасибо за «Странный дом». И за салфетку.
-Не за что, – сказала Алиса. – Увидимся ещё.
Дружба втроём складывалась словно кусочки пазлов, которые, на удивление, подходили друг другу. Эта дружба не походила на бурное общение Алисы с одноклассницами – с хохотом, сплетнями и внезапными ссорами. Это было что-то другое. Скорее, взаимный интерес и медленное узнавание друг друга.
Марк оказался не просто «парнем в зелёном». Он рисовал потрясающие, детализированные чертежи несуществующих городов, мог часами слушать классическую музыку, потому что в ней, как он утверждал, «есть строгий математический порядок», знал наизусть кучу аниме и пересказывал их содержание Алисе и Климу. Клим, к удивлению Алисы, находил с Марком общий язык на каком-то своём, понятном только им уровне.
Однажды, возвращаясь домой, Клим, обычно погружённый в свои мысли, неожиданно заговорил:
-Тот мальчик, который строит башни по дням недели. У него сегодня среда была.
-И что? – спросила Алиса.
-Синие кубики. Он никак не мог начать. Говорил, что синий цвет скрипит. И руки у него тряслись.
Клим замолчал, глядя под ноги.
-Я раньше не понимал. Думал, он просто не умеет строить. А сегодня я увидел, как он смотрел на эту кучу синих кубиков. Как я смотрю на дверную ручку в школьном туалете.
Он поднял глаза на сестру.
-И я, кажется, начал понимать тебя. Почему тебе было стыдно. Со стороны это выглядит странно.
Алиса протянула руку и потрепала брата по волосам.
-Мне не стыдно. Все мы со своими приколами.
Дома, пока Клим мыл руки (уже не до красноты, а просто тщательно), Алиса снова полезла в пачку M&M's. Механически, уже по привычке, она начала выбирать жёлтые. Но её мысли были далеко – с тем мальчиком и его синими, «скрипучими» кубиками, с Марком, вытирающим несуществующую пыль с книжки, с Климом, который понял, как выглядит глазами других людей.
Алиса протянула ему горсть одноцветных драже. Клим взглянул на конфеты, потом на её лицо. Он взял одну, жёлтую, и задумчиво покатал её в пальцах.
-Дай мне попробовать зелёную.
Время на миг остановилось. Алиса замерла, не веря своим ушам. Потом её рука сама потянулась к пачке. Пальцы, привыкшие отбраковывать всё, кроме жёлтого цвета, нащупали одно-единственное изумрудное драже. Она вытащила его, будто драгоценность, и положила на его открытую ладонь, рядом с жёлтым.
Он поднёс зелёную конфету ко рту, внимательно её рассмотрев, как учёный незнакомый образец. И съел.
Алиса смотрела, как он жуёт, пытаясь прочесть на его лице отвращение, удивление, что угодно.
-Ну? – наконец выдохнула она.
-На вкус такая же, как жёлтая, – серьёзно заключил он. – Но чувствуется по-другому. Интересно.
И в этот момент Алиса поняла, что плачет. По её щекам текли тёплые, солёные капли, смывая последние остатки старого стыда и раздражения. Но губы её при этом растягивались в широкой улыбке. Улыбке облегчения, благодарности и какой-то новой, невероятной нежности. Она плакала потому, что её брат только что совершил настоящий подвиг. И весь их странный, вымощенный жёлтыми кирпичиками мир перевернулся и встал на место. Он стал целым.