Найти в Дзене
Семейных историй

"Это подарок мамы, квартира только моя!" — заявил муж, выгоняя меня. Он не учел, что я знаю, откуда у пенсионерки взялись эти "миллионы"

Говорят, что деньги не пахнут. Но когда дело доходит до развода, деньги начинают пахнуть гнилью, предательством и старыми, залежалыми тайнами. Я никогда не думала, что стану героиней такой истории. Я, Ольга Смирнова, аудитор с десятилетним стажем, которая видит цифры насквозь и может найти ошибку в отчете с закрытыми глазами. Я думала, что у меня идеальный брак, идеальный муж и идеальная квартира. Оказалось, что идеальной была только схема, по которой меня планировали кинуть. — Оля, давай без сцен. Я тебя прошу, будь взрослой девочкой. Не надо истерик, слез и битья посуды. Просто собери вещи и уезжай. Квартира моя. Ты здесь больше не живешь. И ключи положи на тумбочку, пожалуйста, не забудь. Игорь стоял в дверях нашей спальни, небрежно прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Он был в том самом синем кашемировом свитере, который я подарила ему на прошлый Новый год, выбирала неделю, искала именно этот оттенок, под цвет его глаз. В его взгляде, когда-то таком родном, теплом, любящ

Говорят, что деньги не пахнут. Но когда дело доходит до развода, деньги начинают пахнуть гнилью, предательством и старыми, залежалыми тайнами. Я никогда не думала, что стану героиней такой истории. Я, Ольга Смирнова, аудитор с десятилетним стажем, которая видит цифры насквозь и может найти ошибку в отчете с закрытыми глазами. Я думала, что у меня идеальный брак, идеальный муж и идеальная квартира. Оказалось, что идеальной была только схема, по которой меня планировали кинуть.

— Оля, давай без сцен. Я тебя прошу, будь взрослой девочкой. Не надо истерик, слез и битья посуды. Просто собери вещи и уезжай. Квартира моя. Ты здесь больше не живешь. И ключи положи на тумбочку, пожалуйста, не забудь.

Игорь стоял в дверях нашей спальни, небрежно прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Он был в том самом синем кашемировом свитере, который я подарила ему на прошлый Новый год, выбирала неделю, искала именно этот оттенок, под цвет его глаз. В его взгляде, когда-то таком родном, теплом, любящем, теперь был только холодный, циничный расчет и легкая брезгливость, как будто я была не женой, с которой он делил постель и жизнь восемь лет, а надоедливым курьером, который принес остывшую пиццу не по адресу и требует чаевые.

— В смысле — твоя? — я опешила, роняя на пол рубашку, которую гладила (его любимую рубашку, бежевую, лен с хлопком). Утюг зашипел, я машинально поставила его на подставку, чувствуя, как руки начинают предательски дрожать, а к горлу подступает ком, мешающий дышать. — Игорь, ты в своем уме? Ты шутишь? Мы эту квартиру вместе покупали! Мы три года ипотеку платили, во всем себе отказывали! Мои годовые премии, твои бонусы, деньги с продажи моей машины... Это совместно нажитое имущество! По закону — пятьдесят на пятьдесят!

— Совместно нажитое — это телевизор на кухне и микроволновка. Забирай их, я не жадный, — усмехнулся он, и эта ухмылка была страшнее крика. — А квартира куплена на мои личные средства. На деньги, подаренные мне моей мамой. А подарки, Оленька, как известно любому первокурснику юридического факультета, разделу при разводе не подлежат. Это личная собственность того супруга, которому подарили. Так что юридически — я единственный собственник. Единоличный. А ты — просто бывший член семьи, утративший право пользования жилым помещением. У тебя есть три дня на выселение. Потом меняю замки. И если вещи останутся — выставлю на лестницу в мешках для мусора.

У меня подкосились ноги. Я села прямо на кучу неглаженого белья, чувствуя себя куклой, у которой перерезали ниточки. В голове звенела пустота.

— Какой мамой? Твоей мамой? Валентиной Петровной? — голос мой сорвался на визг. — Которая живет в убитой "хрущевке" в Бирюлево и считает копейки до пенсии? Которая штопает колготки и собирает купоны на скидку в "Пятерочке"? Откуда у нее пятнадцать миллионов?! Ты в своем уме? Она же просит у нас пять тысяч на лекарства каждый месяц!

— А это не твое дело, дорогая. Откуда надо. Накопила. Продала фамильные драгоценности прабабушки-графини. Клад нашла в огороде, когда картошку копала. Биткоины купила в 2010 году. Главное — есть договор дарения денежных средств, заверенный нотариально. И есть банковские платежные поручения. Все чисто, комар носа не подточит. Деньги пришли от мамы ко мне, и я ими оплатил квартиру. Так что, Оленька, не трать деньги на адвокатов. Бесполезно. Уйдешь с тем, с чем пришла восемь лет назад. С чемоданом трусов и феном.

Игорь развернулся и ушел на кухню, где весело и буднично засвистел чайник, словно ничего не произошло, словно он не разрушил только что мою жизнь одним предложением. Я слышала, как он наливает воду, как гремит ложечкой, размешивая сахар. Обычные звуки дома, который перестал быть моим.

Я сидела и смотрела на стену, которую мы вместе красили в фисташковый цвет прошлым летом. Я помнила, как мы выбирали краску в строительном гипермаркете, спорили до хрипоты — "оливковый" или "фисташковый"? Как смеялись, испачкав носы в краске. Как пили вино на полу, на расстеленных газетах, мечтая, куда поставим детскую кроватку... Я тогда думала: какое это счастье — строить свое гнездо.

В голове крутилась одна мысль, пульсируя болью в висках: "Это сон. Этого не может быть. Это не мой Игорь. Мой Игорь меня любит. Мы же счастливы. Мы же планировали ребенка".

Мы действительно были счастливы. По крайней мере, я так думала. Мы познакомились в университете, поженились сразу после диплома. Я работала аудитором в крупной консалтинговой фирме, пахала как лошадь, строила карьеру. Игорь работал менеджером по продажам, звезд с неба не хватал, но был стабильным, "надежным", как мне казалось.

Мы мечтали о своем жилье. Снимали углы, экономили. Я откладывала каждую копейку. Я не покупала себе брендовые сумки, не ездила на дорогие курорты, все — в кубышку, на первый взнос. Моя бабушка, царствие ей небесное, продала домик в деревне и дала мне семь миллионов рублей (это была удачная продажа земли под коттеджный поселок) — "внученька, это тебе на гнездышко, только береги его".

И вот, три года назад, мы купили ЕЕ. Нашу "трешку" на Ленинском проспекте. Просторную, светлую, с высокими потолками, в сталинском доме. Мечта, а не квартира.

Стоила она 25 миллионов.

10 миллионов у нас было накоплено (из них 7 — мои личные накопления и бабушкины деньги, 3 — общие, накопленные с зарплат Игоря).

15 миллионов мы взяли в ипотеку. Я думала, будем платить лет десять. Я уже составила график досрочных погашений.

Но случилось чудо (как я тогда думала). Через месяц после покупки Игорь пришел домой сияющий, с шампанским, и сказал: "Оль, я закрыл ипотеку! Представляешь? Мама помогла, дала денег, плюс я бонус получил огромный на работе, премию года! Мы свободны!".

Я тогда прыгала до потолка от счастья. Я плакала от радости. Я целовала его, я готова была носить на руках Валентину Петровну (которая при встрече скромно улыбалась, опускала глаза и говорила: "Ну что вы, детки, живите счастливо, мне-то уже ничего не надо, лишь бы у вас все было хорошо"). Я не спрашивала, откуда у простой библиотекарши 15 миллионов. Я была слишком счастлива, доверчива и опьянена эйфорией. Я думала — может, наследство, может, лотерея. Какая разница? Мы свободны от долгов! Квартира наша!

И вот теперь эта сказка обернулась кошмаром.

На предварительном слушании по разводу его адвокат, лощеный хлыщ в костюме за полмиллиона, с приклеенной улыбкой акулы, выложил на стол козыри.

— Ваша честь, заявленный истцом объект недвижимости — квартира по адресу Ленинский пр-т, д. 5 — не подлежит разделу как совместно нажитое имущество. Данная недвижимость была приобретена моим доверителем, Игорем Сергеевичем, исключительно на личные средства, полученные им в дар от матери, Валентины Петровны Синицыной. Вот нотариально удостоверенный договор дарения денежных средств от 15 марта 2019 года (за день до сделки!). Вот банковская выписка о переводе средств со счета Валентины Петровны на счет Игоря Сергеевича. Сумма — 15 000 000 рублей. Целевое назначение платежа: "Дарение сыну на покупку жилья". Статья 36 Семейного кодекса РФ, пункт 1: имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью. Иск о разделе прошу отклонить в полном объеме.

Я смотрела на эти бумаги, и буквы расплывались перед глазами. Меня тошнило от ужаса.

Все сходилось. Идеально.

Дата дарения — 15 марта.

Дата покупки квартиры — 16 марта.

Деньги зашли на счет Игоря. На следующий день ушли продавцу квартиры.

Это была не просто ложь. Это была военная операция. Ловушка, которую готовили годами.

Он знал. Он все это время знал, что квартира — не наша. Что я плачу коммуналку, делаю ремонт, вешаю шторы в ЧУЖОЙ квартире. Что я вкладываю свои деньги в чужую собственность.

Судья, уставшая женщина с пучком на голове и мешками под глазами, посмотрела на меня с сочувствием (видимо, я не первая такая дура в ее практике), но развела руками:

— Истец, у вас есть доказательства, опровергающие факт дарения? Может быть, вы тоже вкладывали личные, добрачные средства? Расписки? Договоры? Выписка о движении средств?

— У меня... мы платили ипотеку... — пролепетала я, чувствуя себя школьницей, не выучившей урок. — Я вносила свои деньги, бабушкины... наличными...

— Наличными? — хмыкнул адвокат мужа, перебирая бумаги холеными пальцами. — Слова к делу не пришьешь. А ипотека была погашена через месяц после взятия, именно этими подаренными средствами, что подтверждается выпиской. Остальные средства — это текущие расходы. Мой доверитель, так и быть, по доброте душевной, готов компенсировать бывшей супруге половину документально подтвержденных платежей по ремонту. Если, конечно, чеки сохранились. Но на долю в праве собственности она претендовать не может.

Я вышла из суда разбитая, уничтоженная. Игорь шел впереди, победно вскинув голову, насвистывая веселый мотивчик. Рядом с ним семенила какая-то молодая девица в короткой юбке — видимо, та самая "новая любовь", ради которой он так стремительно зачищал территорию.

— Ну что, Оля, убедилась? — бросил он мне через плечо, даже не останавливаясь. — Бери компенсацию за обои и радуйся. Я тебе предлагаю миллион отступных. Если будешь упрямиться и судиться — вообще ничего не получишь, еще и судебные издержки на тебя повешу. И знай: у меня все схвачено.

Вечером того же дня он позвонил.

— Оль, ну что ты ломаешься? — голос был вкрадчивый, сладкий, как патока с ядом. — Давай по-мирному. Я тебе два миллиона даю. Наличкой. Прямо сейчас. И ты подписываешь отказ от иска. И разбежались. Зачем тебе эта грязь, суды эти? Ты же женщина, тебе нервы беречь надо. Подумай о будущем.

Два миллиона. За квартиру, которая стоит тридцать. И в которую я вложила семь своих.

— Пошел ты к черту, Игорь, — сказала я тихо и положила трубку.

Если он предлагает отступные — значит, боится. Значит, не все так чисто в его "идеальной схеме".

Я наняла адвоката. Не простого, а "акулу". Сергея Львовича. Он брал дорого, очень дорого, мне пришлось продать свои золотые украшения, машину и влезть в долги, но он специализировался на сложных бракоразводных войнах и разделе бизнеса.

Мы сидели в его кабинете, заваленном папками до потолка.

— Сергей Львович, это фикция. Мать — нищая. Я знаю это точно. Игорь сам давал ей деньги на лекарства каждый месяц. Эти деньги прогнали через ее счет, чтобы легализовать покупку как "личную".

— Понятно, что фикция, Ольга Дмитриевна, — кивнул он, протирая очки замшевой тряпочкой. — В России сейчас это модно. "Схема транзитного дарения". Но документы у них в порядке. Нотариус настоящий. Банк настоящий. Нам нужно доказать "мнимость сделки" дарения (статья 170 ГК РФ). Нам нужно доказать, что у матери этих денег ФИЗИЧЕСКИ не было. Что она их не заработала, не нашла, не получила в наследство. Нам нужно "пробить" происхождение средств у Валентины Петровны.

— Как? Банковская тайна же...

— Суд может запросить. По статье 57 ГПК РФ. Если мы грамотно обоснуем. Мы заявим ходатайство об истребовании движения средств по ВСЕМ счетам Валентины Петровны за год до сделки. Откуда ей упали эти миллионы? Если они пришли от Игоря, или от друга Игоря, или были внесены наличными в тот же день — мы их прижмем. Я отправлю адвокатские запросы везде, где можно. Мы перевернем ее жизнь вверх дном. И вашу "Вектор" (я уже пробил, откуда пришли деньги Игорю, но нужно подтверждение по маминой линии) тоже проверим.

Через два дня мне позвонила Валентина Петровна.

— Оленька, дочка, давай встретимся, — голос дрожал, был слабеньким, жалобным. — Поговорить надо. Не чужие же люди.

Я согласилась. Мы встретились в кафе недалеко от ее дома. Она пришла в стареньком плаще, с палочкой. Выглядела она действительно плохо: серая кожа, трясущиеся руки.

— Оля, ну зачем ты так? — начала она, промокая глаза платочком. — Зачем судишься? Игорь же тебя любил. Просто так вышло, разлюбили... Бывает.

— Он меня не просто разлюбил, Валентина Петровна, — жестко сказала я. — Он меня ограбил. И вы ему помогли. Вы подписали тот договор дарения.

— Я... я хотела как лучше! — всхлипнула она. — Сын просил! Сказал, что это нужно для безопасности, от бандитов, от налоговой... Я не знала, что он тебя выгонит! Но пойми и меня... Он же мой сын. Я не могу против него пойти. Оставь эту квартиру, Оля. Тебе молодые, еще заработаешь. А у него жизнь рушится.

— У него жизнь рушится? — я засмеялась, и это был злой смех. — У него новая баба и моя квартира. А у меня долги и съемная "однушка". Нет, Валентина Петровна. Я не отступлю. И если надо, я вас посажу за мошенничество.

Она испуганно отшатнулась.

— Посадишь? Старую женщину?

— Свидетеля и соучастника, — отрезала я и ушла, не заплатив за ее чай.

Началась война на уничтожение.

Игорь сопротивлялся. Он принес справку, что у матери была "накопительная часть пенсии". Смешно.

Он пытался запугать меня. Подсылал каких-то "братков" поговорить (которые оказались актерами, Сергей Львович их быстро раскусил).

Мы с Сергеем Львовичем проводили ночи, копаясь в старых базах данных. И мы нашли. Мы нашли связь. Фирма "Вектор", от которой пришли деньги, была зарегистрирована на номинала, но в ней "следил" партнер Игоря, Коваленко.

На следующем судебном заседании мой адвокат был в ударе. Он был похож на хищную птицу, кружащую над жертвой.

— Ваша честь! Мы категорически возражаем против исключения квартиры из раздела. Мы утверждаем, что договор дарения — мнимая сделка, притворная, созданная исключительно с целью вывода актива из-под раздела. Мы ставим под сомнение сам факт наличия у дарителя, неработающей пенсионерки Синицыной, такой крупной суммы. Мы ходатайствуем о вызове ее в суд в качестве свидетеля и об истребовании расширенных выписок по ее счетам в банках ВТБ и Сбербанк за период с 2018 по 2019 год. Мы полагаем, что деньги были переведены ей самим Ответчиком (Игорем) или третьими лицами с целью создания видимости.

Адвокат мужа протестовал так яростно, что брызгал слюной. Он кричал про "вмешательство в частную жизнь пожилого человека", про "затягивание процесса", про "необоснованные подозрения, порочащие честь семьи".

— Ваша честь, истец просто хочет затянуть дело! Моя доверительница, Валентина Петровна, старый больной человек, у нее сердце, она не переживет допроса!

Но судья, глядя на мою решимость и на толстую папку документов Сергея Львовича (где уже лежали распечатки связей фирм), ходатайство удовлетворила.

И вот — день Икс. Финальная битва.

В зал суда вошла Валентина Петровна.

Она выглядела жалко и испуганно. В старом берете, руки трясутся, теребит носовой платочек. Игорь бросал на нее ободряющие взгляды, кивал, мол "держись, мать, говори как учили", но было видно, что он сам нервничает. На лбу у него выступила испарина, он то и дело ослаблял галстук, пил воду стаканами.

— Свидетель Синицына, пройдите к трибуне, — строго сказала судья. — Предупреждаю об уголовной ответственности за дачу ложных показаний по статье 307 УК РФ. Это серьезно. До двух лет лишения свободы. Вы понимаете?

— Да-да, ваша честь... я понимаю... не судите строго... — прошептала свекровь, бледнея.

— Валентина Петровна, — начал мой адвокат, мягко, вкрадчиво, как добрый доктор психиатр. — Подтверждаете ли вы, что подарили сыну 15 миллионов рублей 15 марта 2019 года?

— Подтверждаю. Ради счастья сыночка... он так хотел квартиру...

— Прекрасно. Благородный поступок матери. А скажите, пожалуйста, откуда у вас такие средства? Вы работали в библиотеке, потом вышли на пенсию. Ваша пенсия составляет 18 400 рублей, судя по справке ПФР, которую мы запросили.

— Я... я копила! Всю жизнь копила! — затараторила она заученный текст, запинаясь, как плохая актриса. — На книжке. И дома, в банке трехлитровой, под кроватью. И... наследство от тетки получила в 90-м году! И доллары покупала, когда они дешевые были, по шесть рублей!

— Копили с пенсии? — уточнил адвокат с легкой улыбкой. — Позвольте, простая математика. Чтобы накопить 15 миллионов с пенсии 18 тысяч, откладывая ее ВСЮ и питаясь святым духом, нужно примерно 70 лет. Вы начали копить в детском саду?

В зале послышались смешки. Секретарь спрятала улыбку в ладонь. Игорь побагровел и сжал кулаки так, что побелели костяшки.

— Я продала коллекцию марок мужа! — выкрикнула Валентина Петровна, сбиваясь. — Мой покойный муж был филателист! Очень редкие марки! "Голубой Маврикий"! Весь мир за ними гонялся!

— Документы о продаже коллекции есть? Договор купли-продажи? Расписка? Акт оценки экспертом? Налоги с продажи платили?

— Нет... частному лицу продала, на рынке... коллекционеру... за наличные! Он просил анонимно! Я налогов боюсь!

— За 15 миллионов рублей наличными на рынке? — адвокат поднял брови, изображая искреннее удивление. — И вы эту сумму в хозяйственной сумке везли в метро? Не боялись? Это же килограммы денег!

— Да! В сумке на колесиках! И сразу в банк положила, чтобы сыну перевести!

— В какой банк?

— В этот... в зеленый.

— Отлично. А теперь давайте посмотрим на выписку из "зеленого" банка, которую мы получили по запросу суда. И которую банк, несмотря на сопротивление вашего адвоката, все-таки предоставил.

Адвокат достал бумагу из папки и торжествующе помахал ей в воздухе. В зале повисла тишина, звенящая, как натянутая струна.

— Согласно выписке, 14 марта 2019 года, то есть за день до "дарения", на счет гражданки Синицыной В.П. поступила сумма 15 000 000 рублей. Перевод. Безналичный. Не внесение наличных через кассу, Валентина Петровна! Не сумка на колесиках! Перевод!

Свекровь побледнела так, что стала похожа на мел. Она схватилась за сердце, закатила глаза.

— Я... я забыла... может, и перевод... старая я, путаю... голова кружится...

— И знаете, от кого пришел перевод? — адвокат сделал паузу, наслаждаясь моментом. Он смотрел прямо в глаза Игорю, который в этот момент стал серого цвета. Игорь вскочил с места:

— Ваша честь! Это не имеет отношения к делу! Деньги были у матери, она ими распорядилась! Протестую! Это давление на свидетеля!

— Сядьте, ответчик! — рявкнула судья, стукнув молотком так, что подпрыгнул графин с водой. — Не нарушайте порядок! Продолжайте, адвокат.

— Перевод пришел от ООО "Вектор". Фирмы-однодневки, которая сейчас находится в стадии ликвидации. А учредителем этой фирмы был... ваш друг и бизнес-партнер, господин Коваленко. А за день до этого, 13 марта, на счет ООО "Вектор" поступили деньги... угадайте от кого? От Игоря Сергеевича Синицына! С его личного накопительного счета в офшорном банке, о котором жена не знала! Мы нашли этот счет, Игорь Сергеевич. На Кипре. Мы сделали запрос через Интерпол и получили подтверждение бенефициара!

Зал ахнул. Даже судья приподняла брови.

— То есть, — продолжил адвокат, добивая жертву, — схема выглядела так: Игорь переводит свои (семейные, скрытые от жены!) деньги другу на "помойку". Друг переводит их маме. Мама переводит их сыну как "подарок". Круг замкнулся. Деньги просто совершили кругосветное путешествие, чтобы сменить статус с "наших" на "твои". Это классическая схема отмывания и мошенничества, статья 159. Валентина Петровна, вы понимаете, что вы только что признались в участии в сговоре группой лиц по предварительному сговору?

— Я не знаю... — зарыдала свекровь, сползая по трибуне, закрывая лицо руками. — Меня Игорь попросил! Сказал, так надо! Чтоб налоги не платить! Чтоб квартиру не отобрали, если бизнес прогорит! Я ничего не знаю! Я просто подписала! Не сажайте меня! Я старая! У меня давление! Игорь, скажи им!

Это был крах. Полный и безоговорочный.

Валентина Петровна, испугавшись "тюрьмы" (адвокат умело надавил на страх перед полицией), сдала сына с потрохами. Она рассказала всё.

Выяснилось, что Игорь готовил эту "подушку безопасности" годами. Он выводил наши деньги на левые счета. Он копил не "общие", а "свои". Он брал мои премии и говорил "положим на вклад", а сам прокручивал их через эту карусель, прятал в офшорах.

Он уже тогда, восемь лет назад, знал, что кинет меня. Что я для него — временный попутчик, ресурс, инкубатор для будущих детей (которых он, к счастью, не успел заделать).

Эта мысль обожгла меня сильнее, чем потеря денег. Я жила с человеком, который с первого дня держал нож за спиной. Я любила, а он высчитывал доли. Я строила семью, а он — пути отхода.

Судья была в ярости. Попытка обмануть суд — это неуважение к власти.

— Признать договор дарения денежных средств мнимой сделкой, совершенной без намерения создать соответствующие ей правовые последствия... — чеканила она решение. — Признать квартиру совместно нажитым имуществом супругов.

Но это было еще не все.

Сергей Львович подмигнул мне и подал еще один иск. Прямо в процессе.

— Ваша честь, раз уж мы выяснили, что "подарка" не было, значит, квартира куплена на общие средства. Но секундочку! Игорь Сергеевич скрыл от раздела еще и те самые 7 миллионов, которые были "моими" и вошли в этот пул! Он их украл у семьи, прогнал по кругу и выдал за мамины. Мы требуем признать 7 миллионов личными средствами Ольги (бабушкино наследство, вот справка о продаже дома бабушки и выписка о снятии нала мною в тот день). И перераспределить доли в квартире!

Суд, видя наглость ответчика и вопиющий обман (а судья очень не любила, когда ее держат за дуру), пошел нам навстречу.

— Присудить Ольге Дмитриевне 3/4 доли в праве собственности на квартиру (учитывая вложение личных средств). Игорю Сергеевичу — 1/4 долю.

А также взыскать с Игоря Сергеевича все судебные издержки (а адвокат стоил дорого, 300 тысяч!), расходы на проведение экспертиз и компенсацию морального вреда в размере 100 тысяч рублей.

И мы выиграли. Разгромно.

Игорю досталась жалкая "четвертушка" в квартире, где он был "царем" и "единоличным собственником".

Жить в одной квартире мы, конечно, не могли. Он пытался там появляться, качать права, приводил друзей, менял замки. Но я вызывала полицию, показывала решение суда, и его ставили на место.

Но я — аудитор. Я умею считать. Я предложила ему выкупить его долю. По рыночной цене, но с большим дисконтом за "микродолю" и срочность.

У него не было выбора. Партнер Коваленко, узнав, что его фирму засветили в суде как "помойку" (и теперь ею заинтересовалась налоговая и ОБЭП), разорвал с Игорем отношения и потребовал вернуть старые долги. Игорю срочно нужен был кэш, чтобы откупиться и закрыть дыры.

В итоге он продал мне свою долю за копейки.

Сейчас я живу в нашей (теперь МОЕЙ) "трешке" с видом на парк. Одна. Сделала перестановку. Выкинула его кресло, сожгла тот самый синий свитер на даче в бочке, глядя, как он скукоживается в огне.

Валентина Петровна звонила мне потом, плакала, просила прощения. "Бес попутал, сыночек упросил, я же мать, я хотела как лучше". Я ее простила. Бог ей судья. Старость не радость, а маразм не орган, не вырежешь.

А Игорь... Игорь живет в той самой "хрущевке" с мамой. Молодая любовница его бросила через неделю после суда, как только узнала, что "богатый жених" остался без квартиры, без денег, с долгами партнерам и с клеймом афериста.

Он пытался судиться, писал апелляции, кассации, но везде получал отказ. Против банковских проводок не попрешь. Цифры не врут.

А я усвоила урок: доверяй, но проверяй. Любовь любовью, а табачок врозь. И никогда, слышите, никогда не соглашайтесь на "мамины подарки" в браке без тщательной проверки документов. Потому что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, которая захлопывается в зале суда.

**КОНЕЦ**