Вы когда-нибудь задумывались, кем был на самом деле человек, чье имя мы привыкли видеть на обложках школьных учебников? Максим Горький. Это имя звучит как символ, как памятник, отлитый из бронзы. Буревестник революции, основоположник социалистического реализма, первый председатель Союза писателей. Но что скрывается за этим глянцевым, официальным образом? За парадными портретами и цитатами в хрестоматиях? История Алексея Максимовича Пешкова, взявшего псевдоним Горький, — это не прямая дорога к славе. Это лабиринт, полный невероятных взлетов, мучительных падений, ярких прозрений и горьких ошибок. Это путь человека, который пытался понять свою страну и самого себя в одну из самых страшных и переломных эпох. Давайте попробуем отойти от памятника и увидеть живого человека, со всеми его слабостями и силой, сомнениями и верой.
Ранние годы Горького — это не просто трудное детство, это настоящая школа выживания на самом дне жизни. Он родился в 1868 году в Нижнем Новгороде, и судьба с самого начала обошлась с ним жестоко. Его отец, Максим Савватиевич Пешков, умер от холеры, заразившись от маленького Алеши, которого он самоотверженно выхаживал. Мальчик навсегда сохранил в памяти это чувство вины. Мать, Варвара Васильевна, скоро вышла замуж снова и отдала сына на воспитание деду с бабкой. Дед, Василий Васильевич Каширин, был человеком крутого нрава, его дом был полон ссор и драк. Именно здесь будущий писатель впервые узнал, что такое "свинцовые мерзости дикой русской жизни", как он позже напишет. Бабушка, Акулина Ивановна, стала для него светом в этом царстве злобы. Она была настоящей народной сказительницей, ее песни и сказки питали душу мальчика, открывали ему красоту родного языка.
Учеба в школе продлилась недолго. Одноклассники жаловались, что от бедного Пешкова "разит помойкой", и его выгнали. На этом его формальное образование закончилось. В одиннадцать лет он стал круглым сиротой — мать умерла от чахотки. Дед к тому времени совсем разорился и сказал внуку: "Ну, Лексей, ты не медаль, на шее у меня — тебе надо идти в люди... Иди-ка ты в люди..." И он пошел. В люди. Это означало — быть мальчиком на побегушках в обувном магазине, посудником на грязном волжском пароходе "Добрый", учеником в иконописной мастерской, грузчиком, пекарем. Работа в пекарне была каторжной: он вставал в пять утра и до поздней ночи месил тесто в душном подвале. Жизнь казалась бессмысленной и беспросветной. В Казани, куда он рвался в надежде поступить в университет, его ждало новое разочарование: двери высшей школы для юноши без аттестата и средств были наглухо закрыты. Он жил в трущобах, среди таких же отчаявшихся людей, ночных грузчиков, нищих, воров. Этот мир позже станет миром его ранних рассказов.
Отчаяние накапливалось. В декабре 1887 года, в девятнадцать лет, переживая тяжелейший душевный кризис из-за неразделенной любви и тупика в жизни, Алексей Пешков купил на базаре старый револьвер и выстрелил себе в грудь. Пуля не задела сердце, но пробила легкое. Его доставили в земскую больницу и спасли. Но даже лежа на больничной койке, он схватил с тумбочки бутыль с ядовитым раствором сулемы и сделал несколько глотков. Желудок успели промыть. За попытку самоубийства церковь отлучила его на четыре года от причастия. Казалось, сама жизнь от него отворачивалась. Но именно после этого дна начался его медленный, трудный подъем. Он отправился в странствие по Руси — пешком прошел Поволжье, Дон, Украину, Крым, Кавказ. Он батрачил, работал на железной дороге, ночевал под открытым небом, общался с сотнями людей. Это было его настоящим университетом. Именно тогда к нему пришло решение — писать. Писать правдиво и яростно о той жизни, которую он видел. О людях дна, об их тоске по чему-то высокому, об их заблуждениях и мечтах.
Свои первые рассказы он подписал псевдонимом, который стал его судьбой, — Максим Горький. Горький — потому что такова была правда его жизни. Успех пришел ошеломительно быстро. Рассказы "Макар Чудра", "Челкаш", "Старуха Изергиль" сделали его знаменитым. В них была дикая, первозданная сила, романтический пафос и сострадание к отверженным. Критика заговорила о новом даровании. К нему пришла и первая любовь — к Екатерине Павловне Волжиной, которая работала корректором в газете. Они поженились, у них родился сын Максим. Казалось, жизнь налаживается. Его избрали почетным академиком по разряду изящной словесности, но император Николай Второй, возмущенный революционным прошлым писателя, велел отменить это избрание. В знак протеста из Академии вышли Антон Чехов и Владимир Короленко. Горький был арестован и заключен в одиночную камеру Петропавловской крепости за связь с революционным подпольем и написание прокламации о кровавом воскресенье. Весь мир вступился за него, и власти были вынуждены освободить писателя. Он стал живым знаменем, символом борьбы с самодержавием.
Но как устроен был внутренний мир этого борца? Современники оставили удивительные свидетельства. Горький обладал странной, почти мистической страстью к огню. Он был пироманом. С детства он мог часами смотреть на огонь, завороженный игрой пламени. Во взрослой жизни он часто устраивал "семейные пожарчики": брал большую фарфоровую пепельницу, складывал в нее окурки, бумажки и поджигал, не отрывая глаз от маленького костра. Его друг, поэт Владислав Ходасевич, вспоминал, как Горький с особым, "дьявольским" удовольствием рассуждал о научных опытах, которые могут однажды привести к глобальному пожару. Огонь для него был синонимом очищения, энергии, революционного преобразования мира. Он жил в его сердце, как жил в сердце придуманного им Данко, вырвавшего его для людей. Но зададимся вопросом: всегда ли огонь освещает путь, или он может и безжалостно спалить все вокруг?
Когда грянула Февральская, а затем и Октябрьская революция 1917 года, Горький, которого долгие годы считали ее глашатаем, отреагировал неожиданно. Он не бросился в объятия победителей. Напротив, с апреля 1917 по июль 1918 года он вел свою газету "Новая жизнь", где публиковал едкие, гневные статьи под общим названием "Несвоевременные мысли". Что же он видел? Он видел не торжество справедливости, а разгул темных инстинктов, жестокость и разрушение. "Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти", — писал он. Он обличал беззакония ЧК, глумление над культурой, цинизм новых вождей. "Революция должна нести с собой уважение к личности, к творчеству, к свободе, а не новый гнет", — взывал он. В эти страшные годы он стал спасителем для многих. Используя свой уникальный статус, он заступался за арестованных, требовал освобождения ученых, писателей, простых людей, которым грозила верная смерть. Он лично ходил к Ленину, спорил с ним, требовал, умолял. Благодаря его вмешательству были спасены сотни жизней. Он был не приспособленцем, а совестью, которая кричала, когда все молчали или кричали в унисон. Но его голос становился все более неудобным. В 1921 году, после расстрела поэта Николая Гумилева и тяжелого конфликта с Лениным по поводу помощи голодающим, Горький, по настоянию вождя, уезжает за границу. Официально — лечиться от туберкулеза.
Начался долгий период эмиграции, который он провел в основном в Италии, на острове Капри и в Сорренто. Ирония судьбы: певец русского пролетариата так и не выучил ни итальянского, ни немецкого, ни английского. Он жил в своем русском мире, окруженный гостями, эмигрантами, секретарями. Его вилла стала пристанищем для многих русских писателей и художников. Он много писал, но тоска по родине его съедала. И именно эта тоска стала тем рычагом, с помощью которого новое советское руководство во главе со Сталиным начало операцию по возвращению "буревестника" в родную гавань.
В конце 1920-х годов для Горького организовали триумфальные поездки по Советскому Союзу. Его возили на показные объекты: новые заводы, колхозы, комсомольские стройки. Его носили на руках, осыпали почестями, показывали счастливых, как утверждалось, рабочих и крестьян. И Горький, стареющий, больной, бесконечно тосковавший по России, захотел поверить. Он захотел поверить, что жертвы, кровь, насилие — все это было не напрасно, что рождается новый, прекрасный мир. Это было страстное, почти религиозное желание обрести веру. В 1929 году он посетил один из самых страшных символов новой эпохи — Соловецкий лагерь особого назначения. Руководство лагеря устроило для него грандиозный спектакль: заключенные были хорошо одеты и накормлены, они рассказывали о перевоспитании трудом, показывали самодеятельные спектакли. Горький поверил этому спектаклю. Он написал восторженный очерк, воспевавший исправительную систему. Этот текст стал одной из самых тяжелых моральных ошибок в его жизни, пятном, которое уже не смыть. Он увидел то, что хотел увидеть, а не то, что было на самом деле. Ходит легенда, что один мальчик-заключенный все-таки шепнул ему правду, но Горький, потупившись, быстро ушел.
В 1932 году он окончательно вернулся в СССР. Его встречали как царя. Его имя гремело повсюду: его родной город Нижний Новгород был переименован в Горький, его именем назвали улицы, заводы, пароходы, даже Московский художественный театр. Он получил роскошный особняк в Москве на Малой Никитской (ныне музей), дачу в подмосковных Горках. Его сделали главным инженером человеческих душ, как тогда говорили. Он возглавил Союз писателей СССР, стал инициатором и редактором грандиозных пропагандистских проектов: "История фабрик и заводов", "Библиотека поэта", "История гражданской войны". Он произносил речи на съездах, писал статьи о величии Сталина, одобрял политику индустриализации. Со стороны казалось, что бунтарь и критик окончательно превратился в придворного одописца, в украшение режима. Его авторитет использовали для оправдания репрессий. Казалось, он стал частью машины, которую когда-то так яростно критиковал.
Но так ли все просто? Даже в этот последний, самый официальный период его жизнь была полна внутренних противоречий и тайн. Его дом, который сейчас кажется дворцом, был для него и золотой клеткой. За ним и его семьей круглосуточно следили сотрудники НКВД, его секретари были приставлены органами безопасности. Он был не совсем свободен. И он пытался, насколько это было возможно, использовать свое положение для добрых дел. Он заступался за писателей, хлопотал о квартирах и пайках для ученых, пытался помочь некоторым опальным. В 1934 году после убийства Кирова и начала Большого террора он пытался вступиться за своего старого друга, бывшего редактора "Известий" Николая Бухарина, но Сталин уже не слушал его. Горький чувствовал себя все более беспомощным и одиноким. Его отношения со Сталиным были странной смесью лести, страха и какого-то внутреннего сопротивления. Он называл Сталина в письмах "дорогой Иосиф Виссарионович", но в душе, наверное, понимал всю трагичность происходящего. Легенда гласит, что вождь очень ценил Горького и часто с ним советовался, особенно по культурным вопросам. Но что чувствовал сам писатель? Возможно, глубокое разочарование и осознание собственного бессилия.
Трагедия окончательно вошла в его дом в 1934 году. При загадочных обстоятельствах, после обеда с друзьями, скоропостижно скончался его любимый сын, Максим Пешков, молодой, полный сил человек. Многие, включая самого Горького, подозревали, что это было убийство. Говорили, что Сталин, опасаясь, что популярный сын знаменитого писателя может стать альтернативным центром влияния, приказал устранить его. После смерти сына Горький словно сломался. Он ушел в себя, много болел. А 18 июня 1936 года не стало и его. Официальное сообщение гласило: смерть наступила от воспаления легких на фоне давней чахотки. Но почти сразу поползли слухи. На знаменитом Третьем московском процессе 1938 года бывших высокопоставленных чекистов Генриха Ягоду и других обвинили, среди прочего, в организации убийства Максима Горького по заданию Троцкистско-бухаринского блока. По версии обвинения, врачи-вредители ускорили смерть писателя. Позже возникла и другая, еще более мрачная версия: что к смерти мог быть напрямую причастен Сталин, для которого старый, уставший, но все еще обладавший огромным моральным авторитетом Горький стал неудобен накануне новых, еще более страшных чисток. Правду мы, вероятно, уже никогда не узнаем. Его смерть, как и его жизнь, окутана тайной. Его мозг был извлечен для изучения в Институте мозга, а прах с почестями помещен в Кремлевскую стену. Так завершилось превращение живого, страдающего, ищущего человека Алексея Пешкова в холодный, неприкосновенный памятник Максиму Горькому.
Так кем же он был в итоге? Героем или предателем своих идеалов? Жертвой или соучастником? Пожалуй, самое точное слово — трагическая фигура. Он был порождением своей эпохи во всей ее чудовищной сложности. Выходец из самых низов, он своим талантом и волей пробился на самый верх. Он искренне ненавидел несправедливость и хотел лучшей доли для простого человека. Он обладал мужеством открыто спорить с Лениным в разгар красного террора. Но он же обладал и слабостью — жаждал признания, тосковал по родине, хотел верить в светлый миф, который ему подсовывали. Он пытался служить искусству и народу, но оказался в услужении у государственной машины, которая использовала его имя для прикрытия своих преступлений. Он был художником, которого поглотила политика. Он был "буревестником", которого приручили и посадили в роскошную клетку. Его история — это не черное и не белое. Это суровый урок о том, как трудно сохранить внутреннюю свободу и чистоту совести, когда вокруг бушуют исторические бури. Это история о цене компромисса и о том, что даже самые великие люди не защищены от ошибок и заблуждений. Максим Горький — это не просто имя в учебнике. Это многогранный, глубоко противоречивый человек, чья жизнь заставляет нас задуматься об отношениях художника и власти, идеала и реальности, веры и предательства. И в этом его вечная, неудобная, горькая правда.