Найти в Дзене
Истории судьбы

«Для Игорька нужна особенная жена. Такая, как я».

— Ты опять забыла купить мне носки? Серьёзно? Игорь смотрел на меня так, будто я совершила преступление века. Стоял посреди прихожей с телефоном в руке, и я сразу поняла — очередное послание от свекрови. — Я покупала носки неделю назад, — устало ответила я, снимая пальто. — Три пары. Чёрные, как ты любишь. — Мама говорит, что ты всегда что-нибудь забываешь. И вообще, почему дома такой беспорядок? Я обвела взглядом нашу двушку. На столе стояла недопитая чашка кофе — его, между прочим. На диване лежала газета. Ужaс какой. Хаoс и pазруха. — Игорёк, я только с работы. Может, сначала поздороваемся? Он отвернулся, продолжая что-то печатать матери. Наверное, отчитывался о моих преступлениях против чистоты. Всё началось полгода назад, когда мы переехали в эту квартиру. До этого снимали жильё, и Тамара Фёдоровна — так зовут мою свекровь — приезжала редко. Говорила, что в чужие углы не суёт нос. Но стоило нам оформить ипотеку и получить собственные квадратные метры, как она вдруг воспылала невер

— Ты опять забыла купить мне носки? Серьёзно?

Игорь смотрел на меня так, будто я совершила преступление века. Стоял посреди прихожей с телефоном в руке, и я сразу поняла — очередное послание от свекрови.

— Я покупала носки неделю назад, — устало ответила я, снимая пальто. — Три пары. Чёрные, как ты любишь.

— Мама говорит, что ты всегда что-нибудь забываешь. И вообще, почему дома такой беспорядок?

Я обвела взглядом нашу двушку. На столе стояла недопитая чашка кофе — его, между прочим. На диване лежала газета. Ужaс какой. Хаoс и pазруха.

— Игорёк, я только с работы. Может, сначала поздороваемся?

Он отвернулся, продолжая что-то печатать матери. Наверное, отчитывался о моих преступлениях против чистоты.

Всё началось полгода назад, когда мы переехали в эту квартиру. До этого снимали жильё, и Тамара Фёдоровна — так зовут мою свекровь — приезжала редко. Говорила, что в чужие углы не суёт нос. Но стоило нам оформить ипотеку и получить собственные квадратные метры, как она вдруг воспылала невероятной любовью к сыну.

Первое письмо пришло через неделю после новоселья.

— Послушай, мама написала, что ты готовишь невкусно, — сообщил Игорь за завтраком.

Я подавилась омлетом.

— Она что, у нас за столом сидела?

— Нет, но я рассказывал ей про твои эксперименты с курицей.

— Какие эксперименты? Я запекла курицу с травами! Ты сам ел и нахваливал!

— Да, но мама считает, что настоящие хозяйки готовят иначе.

Тогда я ещё смеялась. Думала — ну что ж, классическая свекровь, ничего нового. Но письма продолжали приходить. Каждые два-три дня Тамара Фёдоровна находила повод написать сыну что-нибудь обо мне. То я якобы грубо ответила по телефону. То забыла поздравить с праздником двоюродную тётю его покойного дедушки. То покупаю дорогие продукты и разоряю семейный бюджет.

Самое страшное — Игорь верил. Каждому слову. Не спрашивал мою версию, не пытался разобраться. Просто получал очередное послание и начинал предъявлять претензии.

— Ты понимаешь, мама волнуется за меня, — объяснял он. — Она хочет, чтобы мне было хорошо.

— А я-то, по-твоему, чего хочу? Чтобы тебе было плохо?

— Не передёргивай. Просто прислушайся к её советам.

Советы касались всего. Как готовить борщ — только со свининой, никакой говядины. Как гладить рубашки — исключительно с паром. Как встречать мужа с работы — непременно в платье и с причёской.

Я работала менеджером в строительной компании, восемь часов на ногах, переговоры, сметы, вечно звонящий телефон. Приходила домой без сил, мечтая только о душе и диване. Но нет — нужно было соответствовать стандартам Тамары Фёдоровны образца тысяча девятьсот семьдесят пятого года.

— А почему ты не испекла пирог? — спрашивал Игорь.

— Потому что была на объекте до восьми вечера!

— Мама после работы всегда пекла.

— Твоя мама работала бухгалтером и уходила в четыре!

— Ты просто не умеешь планировать время.

Я начала замечать: он записывает. Всё подряд. Что я сказала, что приготовила, во что оделась. А потом — отчёт маме. Подробный, с деталями. Она, в свою очередь, анализировала информацию и присылала вердикт.

— Мама говорит, ты слишком много времени проводишь с подругами.

— Я раз в две недели хожу в кино!

— Всё равно много. Женщина должна быть дома.

— А мужчина, значит, может зависать с друзьями хоть каждый вечер?

— Это другое.

Конечно, другое. Для Игоря мир делился просто: есть мама, которая всегда права. И есть все остальные, которые должны к маме прислушиваться.

Я пыталась поговорить с Тамарой Фёдоровной напрямую. Приехала к ней как-то в субботу, с пирогом — испекла специально, три часа возилась.

— Тамара Фёдоровна, мне кажется, между нами какое-то недопонимание.

Она изобразила удивление.

— Какое недопонимание, милая? Я тебя очень люблю!

— Тогда почему вы пишете Игорю... ну, такие письма?

— Какие письма? — она моргала невинно, как херувим.

— Про то, что я плохая хозяйка, готовлю невкусно, не слежу за домом...

— Ах, это! — она махнула рукой. — Так я ж не со зла! Просто делюсь опытом. Помочь хочу. Ты же молодая, неопытная. А я всю жизнь семью вела, знаю, как правильно.

— Но вы же понимаете, что из-за этих писем мы ссоримся?

Тамара Фёдоровна наклонила голову, и в её глазах мелькнуло что-то... Торжество? Удовлетворение?

— Милая, если вы ссоритесь, может, дело не в письмах? Может, вы действительно не подходите друг другу?

Я поняла тогда — она играет. Специально. Это не заботливая мать, переживающая за сына. Это холодный расчёт. Она методично разрушала наш брак, письмо за письмом, претензия за претензией.

— Зачем? — спросила я тихо.

— Что — зачем?

— Зачем вы это делаете?

Она улыбнулась. Тепло так, по-матерински.

— Я просто хочу, чтобы мой мальчик был счастлив. А ты... Ты, конечно, хорошая девочка. Но для Игорька нужна особенная жена. Такая, как я.

Вот оно. Никто не будет достаточно хорош для её Игорька. Потому что мерка одна — она сама. А достичь этого идеала невозможно.

Я вернулась домой и поняла: бороться бесполезно. Тамара Фёдоровна потратила тридцать два года на то, чтобы вырастить идеального сына. Послушного. Зависимого. Неспособного принять решение без маминого одобрения. И сейчас она просто защищала своё творение от посягательств.

Последней каплей стала история с дачей. Тамара Фёдоровна решила, что нам нужно помочь ей на огороде — вскопать грядки, побелить деревья, починить забор. В мае. Когда у меня был дедлайн по крупному проекту, а у Игоря — важная презентация на работе.

— Мама сказала, приезжайте в субботу, — объявил он.

— Игорь, я не могу. Мне нужно доделать смету, до понедельника.

— То есть работа для тебя важнее моей матери?

— Работа — это деньги, на которые мы платим ипотеку!

— Мама говорит, ты меня не уважаешь.

— Мама говорит, мама говорит! — сорвалась я. — Может, хватит? Может, ты сам хоть раз подумаешь своей головой?

Игорь побледнел.

— Не смей так говорить о моей матери!

— Я говорю о тебе! О том, что ты превратился в... в маpионетку! Она дёргает за ниточки, а ты послушно выполняешь команды!

— Убирайся! — он был белый от ярости. — Вон из моего дома!

— Из нашего дома, между прочим! Я плачу половину ипотеки!

— Мне плевать! Я не хочу тебя видеть!

Я уехала к родителям. Просидела там три дня, ревела, названивала Игорю — не брал трубку. На четвёртый день пришло сообщение: "Я у мамы. Подумаю о нашем браке".

Неделя. Две. Три. Он жил у Тамары Фёдоровны. Она, конечно, обхаживала его, как раненого птенца. Готовила любимые блюда, стирала рубашки, приносила газеты. Видимо, нашёптывала про неблагодарную жену, которая не ценит хорошего мужа.

Я ждала. Думала, одумается. Поймёт, что его мать — тoксичная манипулятоpша. Что я не враг, а человек, который его любит. Который хочет строить семью, а не отчитываться перед свекровью о каждом шаге.

Но прошёл месяц. Потом два. Игорь изредка приезжал забрать вещи, говорил односложно, смотрел в сторону.

— Ты правда хочешь разойтись? — спросила я как-то.

Он пожал плечами.

— Мама говорит...

— Пожалуйста, не надо, — я сама удивилась спокойствию в собственном голосе. — Не надо больше цитировать маму. Скажи сам. Ты сам чего хочешь?

Игорь растерянно моргал. Открывал рот. Закрывал. И вдруг я поняла — он не знает. Искренне не знает, чего хочет. Потому что всю жизнь за него решала мама.

— Я хочу... Чтобы тебе нравилось то, что нравится маме.

— Это невозможно, Игорь.

— Значит, нам не по пути.

Он ушёл. Я осталась сидеть в пустой квартире, глядя на дверь. Знаете, в такие моменты ждёшь слёз. Истерики. А у меня было только стpанное oблегчение. Как будто сбросила с плеч тяжеленный рюкзак, который тащила месяцами.

Прошло полгода. Я выплатила Игорю его часть за квартиру — пришлось брать кредит, зато теперь жильё полностью моё. Сделала ремонт. Покрасила стены в любимый бирюзовый — Игорь всегда говорил, что это вульгарно. Завела кота.

Иногда встречаю общих знакомых. Они рассказывают: Игорь так и живёт с мамой. Тамара Фёдоровна в полном восторге — сын снова при ней, никакой невестки, красота. Говорят, она уже присматривает ему новую девушку. Из своих знакомых. "Правильную".

Мне жаль его. По-настоящему жаль. Потому что он так никогда и не узнает, что значит быть свободным. Принимать решения. Ошибаться. Учиться. Любить не потому, что мама одобрила, а потому что сердце велит.

Но знаете, что странно? Я ни капли не жалею о случившемся. Весь этот кошмар со свекровью — показал мне правду раньше, чем появились дети, общая дача и двадцать лет совместного быта. Я успела выскочить. Успела сохранить себя.

А Тамара Фёдоровна... Она получила, что хотела. Сына рядом. Навсегда. Интересно, что она будет делать, когда поймёт: победа оказалась пирровой? Что вместо счастливого мужчины вырастила зависимого ребёнка в теле взрослого?