Мы очень, мы чрезвычайно, мы ужасно сильно спешим. Мы спешим не любить, а спешить. Мы уже этим никого не смешим, это вовсе не смешно, если люди спешат. Это не спешка жизни, это не жажда жизни, это жажда томления по прекрасному будущему. Что там, за новогодним "поворотом", неужели опять прямая? Нет, нет, только не это! Там прекрасная дорога из жёлтого, сказочного кирпича и она выведет нас к самому прекрасному, что суждено, мы верим, каждому из нас — к счастью.
Чем дальше, тем раньше, едва ли не с первого декабря отдельные витрины отдельных магазинов, кофеен, торговых центров, салонов покрываются сыпью новогодних огоньков, гирлянд. Это новогодняя болезнь, краснуха, желтуха, зеленуха, разноцветная сыпь ожиданий.
К середине декабря появляются ёлки, количество их растёт. Это вдох, он длится и длится, новогодний судорожный вдох, долгий-долгий, мы перенасыщены кислородом, он превращается в углекислый газ и как же тяжело выдыхать после новогодней ночи. Ну, может быть, хватает запала на пару-тройку дней, но до Рождества, святого Рождества Христова мы уже почти не дотягиваем. Радости всё меньше.
Я был прозорливым дураком, когда ещё в юности после новогодней ночи, к вечеру 1-го января приветствовал родных словами: "Скоро Новый год". И в самом деле, не успеешь или успеешь оглянуться или позволить себе быть собой, как он уже опять настаёт.
Бабушки мои рассказывали, что когда я был маленьким, то спрашивал, что такое "опять". Я же, как все милые дети Советского Союза смотрел "Спокойной ночи, малыши", в завершающей каждый выпуск песенке есть слова:
"Баю-бай, должны все люди ночью спать.
Баю-баю, завтра будет день опять."
Так что такое "опять", милые бабушки?
Опять — то же, что снова, вновь, паки, вдругорядь, сызнова, ещёжды.
Но не заново? Не с чистого же листа мы начинаем каждый новый год? А почему, собственно, он новый? Может, это старый рядится в новые одежды. О, нет, преступно думать об этом! Новый год — и счастье будет непременно новое.
И вот мы, милые, славные люди, готовится к нему уже за одну двенадцатую часть года, примеряем одежды надежды и пытаемся пригубить напиток радости.
Почему я пишу об этом?
Потому, что грустно, но необходимо признать, что ожидания всегда оказываются тщетными. Всегда, без исключений оказываются тщетными. Потому, что ожидать — значить не жить, а существовать, быть готовым уподобиться грустному музыкальному автомату, проигрывающему одну и ту же песенку или иголке проигрывателя, застрявшей на одной дорожке.
У великого режиссёра Сергея Параджанова была традиция. В новогоднюю ночь он ложился спать рано, до курантов, а наутро к нему приходили гости. Они ели, пили, пели и были счастливы. Возможно потому, что уже не требовалось ничего встречать. Новый год приходит без опозданий, а мы всегда не готовы. Нельзя приготовиться к скачке на необузданном скакуне, который мчится, не разбирая дороги. Но можно отпустить его, благословить его аллюр, пусть скачет, куда хочет, а самим идти так медленно, как хочется, чтобы видеть любимые лица, слышать голоса птиц, видеть рассветы, закаты, предсказывать море, предчувствовать жизнь, как написал один из лучших поэтов моего поколения — "я предчувствую, это жизнь".
И вот тогда, возможно, вы станете интересны скакуну, с карьера он перейдёт на галоп, потом на иноходь, рысь, шаг и замечтается рядом с вами. Куда ж ему скакать, куда ему нестись, если вы — рядом.
Человек — предел мечтаний времени. Но только какой человек? Каким должен быть каждый из нас, чтобы время заинтересовалось вами и взяло мягкими губами яблоко с нашей ладони?