— Бз-з-з-ик! — резкий, визжащий звук молнии на чемодане прозвучал в утренней тишине спальни как выстрел.
Я рывком села на кровати, сбрасывая остатки сна. Сердце колотилось где-то в горле. Прямо перед моим шкафом-купе, бесцеремонно сдвинув мои вешалки с блузками в одну кучу, стояла Света — сестра мужа. Ее широкая спина в линялой футболке перекрывала обзор, но я отчетливо видела, как она вытаскивает из огромного клетчатого баула стопки детских колготок и запихивает их на мою полку с бельем.
— Ты что творишь? — мой голос сорвался на хрип.
Света обернулась через плечо, даже не прекращая трамбовать вещи. На ее лице не дрогнул ни один мускул.
— О, проснулась, царевна. А я думала, ты до обеда дрыхнуть будешь. Полку мне освободи, ту, что справа. И вешалки свои убери, у Сережки куртки мнутся.
Я моргнула, пытаясь понять, не сплю ли я. На часах 7:15 утра. Суббота.
— Какие куртки? Света, ты как сюда попала?
— Как-как. Ключом. Пашка дал.
Она пнула пустой баул ногой под кровать — под мою, черт возьми, кровать! — и повернулась ко мне всем корпусом, уперев руки в бока.
— Мы поживем у вас годик. Пока копим на взнос по ипотеке. А то на съеме денег не напасешься, сама знаешь.
Из коридора донесся грохот, звон разбитого стекла и детский визг.
— Ой, блин, вазу, кажется, кокнули, — лениво протянула она. — Паша! Па-а-аш! Убери там, а то дети порежутся!
Я вскочила с кровати, путаясь в одеяле.
— Какой годик? Какой Паша? Паша!
Муж появился в дверном проеме через секунду. В трусах, с веником в одной руке и совком в другой. Вид у него был виноватый, как у побитой собаки, но глаза бегали.
— Алин, ну ты чего кричишь? Детей напугаешь.
— Ты дал ей ключи? — я ткнула пальцем в Свету, которая уже по-хозяйски щупала мой кашемировый джемпер.
— Ну... да. Им же идти некуда. Хозяйка цену подняла, звери просто. А у нас трешка, места всем хватит.
— Места хватит?! — я шагнула к нему, наступая босыми ногами на холодный ламинат. — Это мой кабинет! Это наша спальня! Где они будут жить?
— В кабинете, — вклинилась Света. — Диван там у вас, конечно, дрянь, продавленный, спина отвалится. Ну ничего, мы свой матрас привезем. А стол твой компьютерный на балкон вынесем, место только занимает.
— Стол? На балкон?
Я почувствовала, как в затылке начинает пульсировать тяжелая, горячая боль.
— Это мое рабочее место, Света. Я там работаю. Деньги зарабатываю.
— Ой, да ладно, — она махнула рукой, словно отгоняя муху. — Потыкаешь в ноутбук и на кухне. Не барыня. А детям пространство нужно. У меня их трое, между прочим! Им играть где-то надо!
Из коридора в спальню влетел старший, Артем, лет семи, с перемазанным шоколадом ртом, и с разбегу прыгнул на нашу кровать. Прямо в кроссовках. На белоснежное белье из египетского хлопка, которое я купила с премии неделю назад.
— Убери его! — заорала я. — Убери его немедленно с моей кровати!
— Ты чего орешь на ребенка?! — Света мгновенно превратилась в фурию. — Он же маленький! Ну, запачкал, постираешь! Машинка есть, руки не отвалятся!
— Паша, выведи их. Сейчас же.
Муж переминался с ноги на ногу, сжимая веник до побеления костяшек.
— Алин, ну куда я их выведу? На улицу?
— Мне плевать! В отель, на вокзал, к маме твоей!
— У мамы давление! — рявкнула Света. — И двушка хрущевская. Куда там с тремя? А вы тут жируете. Три комнаты на двоих, совсем зажрались.
Она подошла к туалетному столику, взяла мой флакон духов — "Том Форд", двадцать пять тысяч за флакон — и пшикнула в воздух.
— Фу, тяжелый какой. Старушачий.
— Поставь на место.
— Жалко, что ли? — она швырнула флакон обратно, он звякнул, ударившись о стекло. — Родной золовке пшика пожалела. Ну и жмотина ты, Алина. Я всегда Пашке говорила — не ту берешь.
Я посмотрела на мужа. Он молчал. Стоял и молчал, глядя в пол.
— Паша, — сказала я очень тихо. — У тебя есть пять минут. Чтобы собрать их вещи и выставить за дверь.
— Алин, не начинай, — заныл он. — Ну правда, ситуация безвыходная. Они всего на год. Мы ужмемся. Денег с них брать не будем, они копят...
— Ах, не будем? — я истерически хохотнула. — А кормить их кто будет? Тоже мы?
— Ну, тарелка супа лишняя...
— Четыре тарелки! Четыре! И три раза в день! Ты зарплату свою видел? Ты ипотеку нашу чем платить будешь, если мы их на шею посадим?
— Мы договорились, — важно заявила Света, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Паша будет давать нам двадцать тысяч в месяц на продукты. Остальное мы сами.
— Что?!
У меня потемнело в глазах. Я схватилась за дверной косяк.
— Двадцать тысяч? Из нашего бюджета? Паша, ты совсем с ума сошел?
— Ну они же родня! — взвизгнул он. — Сестре помочь надо!
— А мне помочь не надо? Я на двух проектах пашу, чтобы мы досрочно гасили! Я себе сапоги зимние не купила, хожу в старых, чтобы ремонт доделать!
— Вот и доделали, — хмыкнула Света, оглядывая стены. — Обои, правда, маркие. Дети разрисуют — не отмоешь. Придется переклеивать.
— Никто ничего не будет переклеивать. Потому что вас здесь не будет.
Я развернулась и пошла в кухню. Там царил хаос. На столе — гора грязной посуды, открытые пакеты с молоком, рассыпанные хлопья. На полу — лужа. Средний, Никита, сидел под столом и методично крошил печенье на пол.
— Эй! — крикнула я.
Он посмотрел на меня пустыми глазами и продолжил крошить.
Я схватила телефон. Руки тряслись так, что я с трудом попадала по буквам.
— Ты кому звонишь? — Паша вбежал на кухню следом за мной.
— В полицию.
— Ты дура? — он выхватил у меня телефон. — Какая полиция? Это моя сестра!
— Это моя квартира! — заорала я. — Моя! Добрачная! Ты здесь прописан, но собственник — я!
— Ну и что? — Света вплыла на кухню, держа в руках надкусанное яблоко. — Муж и жена — одна сатана. Все общее. А если ты такая мелочная, то грош тебе цена.
Она открыла холодильник.
— Пустовато у вас. Паш, сгоняй в "Пятерочку", возьми сосисок, сыра, детям йогуртов нормальных, а не эту ерунду обезжиренную. И пива мне возьми, нервы с вами лечить надо.
Паша дернулся к выходу.
— Стоять! — гаркнула я.
Он замер.
— Если ты сейчас выйдешь за порог за ее пивом, обратно не зайдешь. Я сменю замки.
— Ты не посмеешь, — прошипел он. — Это и мой дом. Я сюда вкладывался!
— Ремонтом? Который мы делали на деньги моих родителей? Или ипотекой, которую я плачу со своей карты, пока ты свою зарплату "копишь"?
Света перестала жевать.
— Чего? — она уставилась на брата. — Ты же сказал, хата твоя. Что ты ее купил.
— Ну... мы вместе... — промямлил Паша, краснея.
— В смысле вместе?! — Света швырнула огрызок в раковину. — Ты сказал: "Светка, приезжай, я хозяин, места вагон". Я поэтому и приперлась! Я думала, ты мужик, а ты примак у бабы?
— Я не примак! — взвился он. — Я глава семьи!
— Глава... — ядовито передразнила я. — Глава, который тайком от жены тащит в дом табор.
— Не смей называть моих детей табором! — взвизгнула Света. — Они ангелы!
В этот момент из коридора раздался грохот и истошный вой. Младшая, трехлетняя Соня, опрокинула на себя обувницу.
Мы все ринулись в прихожую. Обувница лежала на боку, ботинки валялись вперемешку с шапками. Девочка сидела сверху на горе обуви и орала.
— Убила! — заголосила Света, подхватывая дочь. — Идиотская мебель! Кто так ставит?! Ребенок покалечился!
— Она не закреплена была, мы только вчера ее привезли! — крикнула я. — За детьми следить надо!
— Ты еще учить меня будешь?! Своих роди сначала, пустоцвет!
Слово хлестнуло как пощечина. У нас не получалось два года. Паша знал, как мне больно. Света знала.
Я посмотрела на мужа. Он стоял, прислонившись к стене, и молчал. Он снова молчал.
— Вон, — сказала я тихо. — Все. Вон отсюда.
— Щас, разбежалась, — фыркнула Света, ощупывая дочь. — Шишка будет. Лед давай.
— Лед в морге. Вон отсюда!
Я схватила ее куртку с вешалки и швырнула в открытую дверь подъезда.
— Ты больная? — глаза Светы округлились. — Там холодно!
— Мне плевать!
Я схватила тот самый клетчатый баул, который стоял у входа, и вытолкала его ногой на лестничную клетку. Он тяжело перевалился через порог и, накренившись, поехал по ступенькам вниз.
— Мои вещи! — заорала Света.
— Следующими полетят дети, если ты их сама не выведешь! — я уже не контролировала себя. Меня трясло от бешенства.
— Паша! Сделай что-нибудь! — визжала золовка. — Она же бешеная! Она нас убьет!
Паша наконец отлип от стены.
— Алин, прекрати истерику. Подними сумку. Ты переходишь границы.
— Я перехожу?!
Я метнулась в комнату, схватила его ноутбук со стола.
— Это ты перешел границы, когда привел их сюда! Когда решил за мой счет содержать свою наглую сестрицу!
— Поставь комп! — он побелел. — Там работа!
— А мне плевать!
Я замахнулась.
— Нет! — он бросился ко мне, перехватил руку. — Не смей!
Мы сцепились. Он выкручивал мне запястье, я пыталась пнуть его по голени. Света стояла в дверях и с интересом наблюдала, даже орать перестала.
— Бей ее, Пашка! — подзуживала она. — Покажи, кто в доме хозяин!
Это "бей" стало триггером. Я впилась зубами ему в руку. Он взвыл и отпустил меня. Ноутбук с грохотом упал на пол. Экран хрустнул.
Повисла звенящая тишина.
Паша смотрел на разбитый ноут. Потом поднял на меня глаза, полные ненависти.
— Ты... тварь.
— Собирай свои шмотки, — прохрипела я, потирая запястье. — И вали вместе с ними.
— Никуда я не пойду. Это и моя квартира. У меня тут доля.
— Доля? — я рассмеялась, задыхаясь. — Какая доля, Паша? Брачный контракт, забыл? Квартира куплена в браке, но на деньги от продажи бабушкиной сталинки. Юрист тебе еще тогда объяснил: при разводе ты получишь дырку от бублика.
Лицо Светы вытянулось.
— В смысле? — она дернула брата за рукав. — Ты ж сказал, половина твоя! Что ты вложился!
— Я... я ремонт делал... Своими руками...
— Обои клеил? — уточнила я. — Криво? За это я тебе пять тысяч заплачу, так и быть. Валите.
— Мы не уйдем, — уперлась Света. — У нас денег нет даже на хостел. Ты нас на улицу выгоняешь!
— У тебя карта есть, — я кивнула на ее сумку. — Детские пособия. Алименты.
— Это на детей!
— Вот и трать на детей! Отель сними!
— Я полицию вызову! — пригрозил Паша. — Скажу, что ты на меня напала.
— Вызывай. А я покажу им синяки на запястьях. И скажу, что вы вломились толпой и избиваете меня. Как думаешь, кому поверят? Хозяйке квартиры или табору, который без регистрации приперся?
Света посмотрела на меня, потом на брата. В ее глазах щелкнул калькулятор.
— Паш, пошли, — вдруг сказала она. — Она психованная. Еще ночью зарежет.
— Куда пошли, Свет? У меня тут вещи, компьютер...
— Компьютер твой уже всё, — она кивнула на обломки. — А вещи потом заберешь. Поехали к матери.
— К матери нельзя, у нее давление...
— Да плевать на давление! Скажем, что твоя стерва нас выгнала. Пусть мать ей мозг выносит. Поехали, такси вызову.
Она начала торопливо одевать детей. Те, притихшие, быстро засовывали ноги в ботинки.
— А ты, — Света ткнула в меня пальцем, уже стоя на пороге, — ты еще пожалеешь. Ты одна останешься, никому не нужная, со своей квартирой в обнимку. А у нас семья! Дружная!
— Забирай свою дружную семью и проваливай.
Паша стоял посреди комнаты, глядя то на меня, то на разбитый ноут.
— Ты мне за это заплатишь, — тихо сказал он. — Я каждый чек в суде предъявлю. Каждую банку краски.
— Предъявляй. Только учти, я встречный иск подам. За все те деньги, что ты тайком мамочке переводил. Я выписки взяла, Паша. Еще месяц назад. Думала, показалось. А нет. Пятнадцать тысяч ежемесячно. С нашей общей карты.
Он дернулся, как от удара.
— Ты... следила за мной?
— Я бюджет вела. В отличие от тебя.
Света уже вытолкала детей на площадку и орала от лифта:
— Паша! Ну ты идешь?!
Он схватил с вешалки куртку.
— Я вернусь за вещами. С участковым.
— Жду с нетерпением.
Он вышел. Дверь не захлопнулась — доводчик мягко притянул полотно.
Я щелкнула замком. Один оборот. Второй. Ночная задвижка.
Сползла по двери на пол.
В квартире стояла оглушительная тишина, нарушаемая только гудением холодильника. На полу в коридоре валялась раздавленная детским ботинком помада. Красное пятно на светлом ламинате, как кровь.
В спальне — развороченная постель. В кабинете — обломки техники.
Я сидела и смотрела на эту разруху.
Телефон пиликнул. Сообщение от свекрови в Вотсапе.
Я открыла.
"Тварь неблагодарная! Будь ты проклята! Чтоб тебе пусто было! Сына моего на улицу выгнала, внуков сиротами оставила! Бог все видит!"
Я заблокировала контакт. Следом полетел в блок номер Светы. Пашин номер пока оставила — надо же договориться, когда он заберет свои трусы и носки.
Встала. Ноги дрожали, колени подгибались.
Пошла на кухню. Наступила в лужу пролитого молока. Чертыхнулась.
Взяла тряпку. Вытерла.
Собрала осколки вазы. Выкинула огрызки и крошки.
Поставила чайник.
Включила воду в раковине, чтобы заглушить звон в ушах.
Я одна.
В большой, пустой, разгромленной квартире.
Мне тридцать два года. У меня нет детей. Нет мужа. Нет идеальной картинки семьи, которую я так старательно рисовала пять лет.
Чайник закипел.
Я налила кипяток в кружку. Пар ударил в лицо.
Подошла к окну. Внизу, у подъезда, стояло такси. Света запихивала детей на заднее сиденье. Паша грузил баул в багажник. Он на секунду поднял голову, посмотрел на наши окна.
Я отступила за штору.
Машина тронулась и уехала, мигнув красными габаритами.
Всё.
Я сделала глоток чая. Горячо.
Слезы, которые стояли комом в горле, вдруг отступили. Вместо них пришла странная, холодная ясность.
Я выгнала их. Я смогла.
Завтра я вызову клининг. Вычищу эту квартиру до блеска. Выкину этот матрас, на котором прыгали в грязной обуви. Куплю новый ноутбук.
А Паша...
Пусть живет с мамой. И со Светой. И с тремя ангелами. В хрущевской двушке.
Я представила эту картину: Паша на раскладушке на кухне, Света с детьми в одной комнате, свекровь с давлением в другой. Очередь в туалет. Крики. Безденежье.
И я улыбнулась. Зло, криво, но улыбнулась.
Я дала им не год. Я дала им вечность. Вместе.