Пилик (звук оповещения о переводе средств).
— Это ты перевел?
— Ну я. Чего орешь? Дай поесть спокойно.
— Восемьдесят четыре тысячи, Игорь! Это вся премия. Плюс аванс. Ты перевел всё под ноль?
Я смотрела в телефон, и цифры на экране расплывались. В горле встал сухой, колючий ком. Руки затряслись так, что смартфон едва не выскользнул на липкую клеенку кухонного стола.
— Не ори, сказал. У соседей уши длинные. Перевел маме. Ей нужнее.
Он даже не поднял головы. Сидел, уткнувшись в тарелку с борщом, и чавкал. Громко, с оттяжкой, втягивая в себя алую жижу вместе с куском хлеба. На майке, в районе пупка, уже расплывалось свежее жирное пятно.
— Ей нужнее? Игорь, мне сапоги зимние нужны. У меня подошва отошла, я суперклеем вчера заливала! Мы договаривались! Я три месяца на этом проекте горбатилась, без выходных, чтобы закрыть кредитку и купить одежду!
— Сапоги она заливала. Не развалишься. Еще сезон походишь. А у мамы юбилей скоро. Ей санаторий нужен. Спина, знаешь ли, не казенная.
— Санаторий? За восемьдесят тысяч? А ничего, что у нас долг за коммуналку? Ничего, что Тимке за садик платить нечем?
— Заплатишь. Ты же у нас богатая. Главный бухгалтер. Найдешь где-нибудь.
Он наконец оторвался от тарелки. Вытер рот тыльной стороной ладони, оставляя на щетине оранжевый след. Посмотрел на меня своими мутными, сытыми глазами. В них не было ни грамма вины. Только ленивое раздражение.
— Нарастишь ресницы поменьше в этом месяце. И ногти свои не сделаешь. Вот и на садик наберется.
— Я ногти сама пилю уже полгода, если ты не заметил!
Я швырнула телефон на стол. Он проехал по клеенке и ударился о сахарницу. Крышка слетела, сахар рассыпался белым песком по грязному столу.
— Ты отдал моей маме, то есть своей маме, мои деньги. Без спроса.
— Не твои, а наши. Мы семья. Бюджет общий.
— Общий? Твои двадцать тысяч, которые ты проедаешь за неделю, и мои сто — это общий?
— Не попрекай! — он грохнул ложкой об стол. Брызги полетели мне на халат. — Я мужик! Я работаю! А то, что сейчас в такси не сезон — не моя вина!
— В такси не сезон? Люди пешком ходить стали? Или ты просто спишь до обеда, пока я ребенка в сад тащу?
— Я отдыхаю! У меня график свободный! И вообще, закрой рот. Деньги у мамы. Там они целее будут.
— Целее?
Я шагнула к нему. Внутри все кипело, как в скороварке, у которой сорвало клапан.
— Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Это были деньги на закрытие кредита. Того самого, который ты взял на новый телефон, а потом разбил его по пьяни! Проценты капают, Игорь!
— Мама сказала, кредит подождет. Банки не обеднеют. А здоровье — это святое.
— Мама сказала?
— Да. И вообще. Зачем тебе зарплата? Ты же транжира. Вечно на всякую ерунду спускаешь. Помады, колготки, йогурты какие-то. Отдавай все маме, она лучше знает, как тратить! Она женщина опытная, жизнь прожила. Будет нам выдавать по необходимости. На проезд и хлеб.
У меня потемнело в глазах. Я схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
— Выдавать? Мне? Мои деньги?
— Наши деньги, Лена. Наши. Я глава семьи, я так решил. Карту твою зарплатную я, кстати, перепривязал к ее номеру. Чтобы у тебя соблазна не было.
— Что ты сделал?
— В приложении. Пока ты в душе была. Пароль-то у тебя примитивный, дата свадьбы. Дура.
Он ухмыльнулся. Самодовольно, мерзко. Потянулся за хлебом, сметая рукавом рассыпанный сахар на пол.
— Ты украл у меня доступ к счету?
— Оптимизировал расходы. Скажи спасибо. Теперь хоть накопим на что-то стоящее.
— На что? На очередной «чудо-пылесос» для твоей мамы? Или на дачу, которую она на себя оформила, хотя строили мы на мои декретные?
— Не трогай маму! Она для нас старается!
— Старается? Она нас доит! Как коров! А ты, теленок, только рад!
— Заткнись!
В прихожей лязгнул замок.
Я вздрогнула. У меня ключи были в сумке. У Игоря — на тумбочке.
Дверь распахнулась. В квартиру, не разуваясь, вплыла Тамара Павловна. В новой норковой шапке. С пакетами из «Золотого Яблока».
— Ой, детки, вы дома? А я мимо шла, дай, думаю, зайду, порадую!
Она прошла на кухню, шурша пакетами. Запахло дорогими духами — резкими, сладкими, перебивающими запах борща.
— Игорек, сынок, спасибо тебе! — она чмокнула его в макушку. — Перевод пришел. Я сразу в магазин. Смотри, какую прелесть купила!
Она вытащила из пакета коробку с кремом.
— Десять тысяч! Французский! От морщин. И духи, о которых мечтала. «Шанель».
Я смотрела на коробку. Десять тысяч. Это зимний комбинезон для Тимки и мои сапоги.
— Тамара Павловна, — голос у меня сел, стал скрипучим, как несмазанная петля. — Это были мои деньги.
Она повернулась ко мне, будто только что заметила. Улыбка сползла с ее лица, превратившись в куриную гузку.
— Леночка? А ты чего такая всклокоченная? И халат грязный. Пятно вон. Неужели постирать трудно?
— Деньги, — повторила я. — Верните. Сейчас же. Мне кредит платить завтра.
— Какой кредит, милочка? — она картинно закатила глаза. — Опять на тряпки набрала? Игорек говорил, ты шопоголик. Лечить тебя надо.
— Это кредит за телефон вашего сына! Который он разбил!
— Ну разбил и разбил. Дело житейское. Мальчик расстроился, ему утешение нужно было. А ты его пилишь. Деньги я уже потратила. Часть на себя, часть отложила. Вам же на отпуск. Летом в Геленджик поедем. Я уже присмотрела пансионат.
— Я не поеду с вами в Геленджик. Я хочу свои деньги назад.
— Ишь ты, какая прыткая! — она уперла руки в бока. Шуба распахнулась, под ней — новая блузка. Тоже, видимо, с моей премии. — Муж распорядился — значит, так надо. Женщина должна подчиняться. А ты, я смотрю, совсем распустилась. Дома бардак, муж некормленый...
— Он борщ ест! Третью тарелку!
— Борщ пустой! Мяса пожалела! Я в кастрюлю заглядывала!
— Вы лазили в мои кастрюли?
— Я проверяла, как ты о моем сыне заботишься! Плохо заботишься, Лена. Отвратительно. Приживалка ты. Пришла на все готовое, в квартиру мужа...
— Это моя квартира! — я заорала так, что зазвенела ложка в стакане. — Моя! Добрачная! Ипотечная! Я ее плачу! Игорь здесь даже не прописан!
— Ой, не смеши. Ипотека в браке платится — значит, общая. Игорек имеет право на половину. И я, как мать, имею право здесь находиться.
Она плюхнулась на стул — мой стул! — и подвинула к себе вазочку с печеньем.
— Чайку налей, Лена. В горле пересохло от твоих воплей.
Игорь сидел, ухмыляясь. Он чувствовал силу. Мама пришла. Мама защитит. Мама разрешила тратить.
— Налей маме чаю, — бросил он лениво. — И не позорься. Соседи слышат.
Я смотрела на них. На эти две сытые, наглые физиономии. На жирное пятно на майке Игоря. На новую шапку свекрови, лежащую прямо на обеденном столе.
Внутри что-то щелкнуло. Тихо так. Будто перегорела последняя лампочка в темном подвале.
Больше не было обиды. Не было злости. Была только ледяная, звенящая ясность.
— Чаю? — переспросила я.
— Чаю, чаю. И лимончик порежь.
Я взяла чайник. Он был горячий, только что вскипел.
Подошла к столу.
— Лимончика нету. Зато есть кипяток.
Я наклонила носик.
— Э! Ты че делаешь?! — Игорь отпрянул.
Я лила воду на стол. Прямо на рассыпанный сахар. На новую шапку. На телефон Игоря.
— Ты больная?! — взвизгнула Тамара Павловна, вскакивая и прижимая к груди пакет с духами. — Моя шапка! Норка!
— Пошла вон, — сказала я тихо.
— Что?!
— Вон отсюда. Оба.
— Ты кого гонишь, дрянь?! — Игорь вскочил, опрокинув стул. — Это мой дом!
— Документы покажи.
— Мы в браке!
— Это ненадолго. Проваливайте. Сейчас же.
— Я полицию вызову! — визжала свекровь, отряхивая мокрую шапку. — Она буйная! Она нас обварить хотела!
— Вызывайте. — Я взяла свой телефон. — А я пока покажу полиции выписку по карте. И заявление о краже напишу. Вход в банковское приложение с чужого устройства без ведома владельца — статья 158, часть 3, пункт «г». До шести лет, Игорек.
Игорь побледнел. Лицо стало серым, как его жизнь.
— Ты не сделаешь этого. Я твой муж.
— Был. Минуту назад перестал.
Я зашла в приложение банка.
— Что ты там тычешь? — он дернулся ко мне.
— Стоять! — я схватила со стола нож.
Он замер.
— Я блокирую карты. И пишу в чат поддержки о взломе.
— Лена, не надо! — голос Игоря дрогнул. — Там же деньги... Мама не успела все снять...
— Мне плевать. Пусть банк разбирается. А теперь — собирай свои тряпки.
— Лен, ну ты чего? Ну погорячились... Мам, скажи ей!
Тамара Павловна стояла у двери, прижимая к себе мокрую шапку, как убитого щенка.
— Пойдем, сынок. Она неадекватная. Мы ее засудим. Мы ее без штанов оставим. Половину квартиры отсудим!
— Квартира куплена до брака, Тамара Павловна. Брачный договор мы не заключали, но все платежи шли с моего личного счета. Адвокат вас разденет.
Я швырнула Игорю его спортивную сумку, которая валялась в углу коридора.
— Пять минут. Все, что не успеешь собрать, полетит с балкона.
— Ленка... Ну давай поговорим...
— Время пошло.
Он начал метаться по квартире. Хватал джинсы, носки, зарядки. Свекровь стояла в дверях и шипела проклятия.
— Пустоцвет! Никому ты не нужна будешь! Старая, страшная! Кто на тебя посмотрит?!
— Зато богатая, — отрезала я. — И без паразитов.
— Я приставку заберу! — крикнул Игорь из комнаты.
— Забирай. Она все равно в кредит куплена, который ты не платишь. Приставы к тебе придут, по месту прописки. К маме.
— Тварь!
Он выбежал в коридор, пыхтя, с сумкой и приставкой под мышкой. Шнуры волочились по полу.
— Ключи, — сказала я.
— Не дам!
— Я меняю личинку через час. Мастер уже едет. Оставь себе на память. Будешь в носу ковырять.
Он швырнул ключи на пол. Они звякнули, ударившись о плитку.
— Ты пожалеешь. Ты приползешь.
— Иди уже. Мама заждалась. Ей еще крем от морщин мазать.
Тамара Павловна плюнула на коврик.
— Тьфу на тебя! Ведьма!
Они вышли.
Я захлопнула дверь. Щелкнул замок. Потом задвижка.
В квартире стало тихо. Только капала вода с клеенки на пол.
Я сползла... Нет. Стоп.
Я не сползла. Я не буду сползать.
Я пошла на кухню.
Взяла тряпку. Смахнула сахарную жижу со стола.
Подняла телефон.
Зашла в «Сбер».
«Карты заблокированы».
Отлично.
Написала сообщение начальнику: «Виктор Петрович, я завтра возьму отгул. Нужно в полицию и в суд».
Ответ прилетел мгновенно: «Лен, случилось что? Помощь нужна?»
«Нет. Я просто избавляюсь от балласта».
Я подошла к окну.
Внизу, у подъезда, стояли две фигурки. Одна в мокрой шапке, другая с сумкой. Они размахивали руками. Ругались.
Видно было, как Тамара Павловна тычет пальцем в грудь сыну. Наверное, выясняет, кто будет платить за такси.
Я задернула шторы.
Поставила чайник.
Достала из заначки — той самой, про которую Игорь не знал — плитку дорогого шоколада.
Отломила кусочек.
Вкусно.
Никогда шоколад не был таким вкусным.
В комнате проснулся Тимка. Вышел, щурясь от света, в пижаме с машинками.
— Мам? А папа где? И бабушка? Я слышал, они кричали.
Я присела перед ним. Обняла. Он пах сном и детским шампунем.
— Они ушли, зайчик.
— В магазин?
— Нет. В свою жизнь.
— А они вернутся?
Я посмотрела в его глаза. Чистые, ясные. Не испорченные враньем.
— Нет, Тима.
— А мы как без папы?
— Мы? Мы отлично. Мы купим мне сапоги. А тебе — тот конструктор, большой.
— Лего?!
— Лего.
— Ура!
Он убежал в комнату.
Я налила себе чаю.
Зачесался нос. К деньгам, говорят.
Ну уж точно не к расходам на чужих мамочек.