— Где она, Артём? — Наталья стояла посреди кухни, не снимая пальто. Сумка с продуктами, тяжёлая и неудобная, всё ещё оттягивала плечо, впиваясь ремнём в мягкую ткань кашемира.
На месте, где ещё утром стояла новенькая, зеркально-чёрная микроволновка с сенсорным управлением, теперь сияла пустота. На столешнице остался лишь круглый след от чистящего средства — Наташа всегда следила за чистотой.
Артём, развалившись на диване в большой комнате, даже не повернул головы. Он сосредоточенно листал ленту в телефоне, почёсывая затылок.
— Да маме отдал, — буркнул он, наконец, нехотя поднимаясь. — У неё старая совсем заискрила, чуть пожар не случился. Ты же знаешь, у неё сердце слабое, она так перепугалась... А нам что? Мы новую купим. Ты же у нас в своём салоне хорошо заколачиваешь.
Наталья медленно опустила сумку на пол. Внутри что-то тихо звякнуло — наверное, стеклянная банка с соусом песто. Она почувствовала, как внутри, где-то под рёбрами, начинает разгораться холодное, острое пламя. Эту микроволновку она купила на премию за сложное окрашивание «шатуш» для очень капризной клиентки. Пять часов на ногах, ювелирная работа кистью, ноющая спина — и вот, подарок самой себе, чтобы по утрам хотя бы завтрак разогревался за минуту.
— Артём, ты меня спросил? — её голос звучал пугающе спокойно. — Это моя вещь. Я её выбирала, я за неё платила.
— Ой, началось! — Артём вскинул руки, входя в кухню. Его лицо приняло то самое выражение «праведного гнева», которое он всегда использовал, когда знал, что не прав, но не собирался признаваться. — Опять ты за своё «моё-твоё». Мы семья или кто? Мать одна живёт, на одну пенсию. Ей тяжело. Ты должна была сама предложить, если бы у тебя хоть капля совести была.
— Совесть у меня есть, Артём. А вот микроволновки теперь нет, — Наталья развернулась и пошла в прихожую.
— Ты куда? А ужин? — крикнул он ей в спину.
— Ужина не будет. Сегодня и вообще. Пусть тебя кормит благодарность твоей мамы.
Наталья работала в индустрии красоты уже двенадцать лет. Она знала о волосах всё. Сидя в своей комнате в тот вечер, она механически перебирала флаконы на туалетном столике. Она часто говорила клиенткам: «Понимаете, структура волоса как жизнь — если вы один раз пережжёте его агрессивным осветлителем без защиты, чешуйки раскроются и больше никогда не прижмутся обратно. Волос станет пустым».
Сейчас она чувствовала себя таким «пустым волосом». Артём работал электриком в частной конторе. Он был мастером своего дела, мог починить любую проводку, но в человеческих отношениях постоянно косячил. Он считал, что раз он «мужик», то имеет право распоряжаться общим пространством, хотя ипотеку они платили пополам, а на продукты Наталья тратила в полтора раза больше.
На следующее утро началось «шоу». Раздался звонок от Галины Семёновны.
— Наташенька, деточка, — голос свекрови дрожал так профессионально, что впору было давать Оскар. — Спасибо тебе огромное за подарок! Артёмка привез, сказал, ты настояла. Мол, «мама, берите, нам не жалко». Я прямо расплакалась. Вот что значит — воспитала сына человеком! А ты, Наташ, не обижайся, что я вчера не позвонила, давление подскочило, лежала пластом...
Наталья слушала этот поток патоки, глядя на своё отражение в зеркале. Она видела за этими словами маленькие, зоркие глаза бывшей кассирши, которая всю жизнь умела «недодать сдачу» так, что никто не замечал. Галина Семёновна обожала играть роль жертвы. На каждом семейном празднике она заводила одну и ту же пластинку: «Ой, да что я, старая, доживу как-нибудь... Вот Артёмушке трудно, жена-то у него деловая, всё по салонам, а мать забыта».
— Рада, что вам понравилось, Галина Семёновна, — ответила Наталья. — Раз техника у вас теперь первоклассная, значит, Артём у вас сегодня и поужинает. А то у нас плита... как бы это сказать... вышла из строя по причине отсутствия мотивации.
Вечером Артём пришёл домой злой.
— Ты что матери наговорила? Она мне весь мозг вынесла, что ты на неё обижена! И почему в холодильнике шаром покати? Я с объекта пришёл, голодный как собака!
Наталья сидела в кресле с книгой. На ней был красивый домашний костюм, волосы уложены — она никогда не позволяла себе выглядеть замарашкой.
— Артём, я приняла решение. С этого дня мы разделяем бюджет. Свою долю ипотеки и коммуналки я буду переводить на счёт. Продукты я покупаю только на себя. Готовлю — тоже. Раз ты считаешь нормальным раздавать плоды моего труда без спроса, значит, мой труд тебе не ценен.
— Да ты с ума сошла! — Артём начал мерить комнату шагами. — Из-за какой-то железки такой скандал? Да я тебе завтра такую же куплю!
— Не купишь, — спокойно прервала его Наталья. — Потому что ты уже полгода обещаешь починить кран в ванной, но у тебя «нет времени». Зато время отвезти мою вещь маме нашлось сразу. И дело не в железке, Артём. Дело в том, что ты меня не видишь. Ты видишь в доме удобную функцию: «жена, которая готовит, убирает и не отсвечивает».
Через три дня Артём сдался и поехал к матери — та обещала накормить его «нормальными домашними котлетами». Наталья знала, чем это закончится. Галина Семёновна любила жаловаться на бедность, но готовить для кого-то, кроме себя, она давно отвыкла.
Наталья зашла к свекрови через неделю. Ей нужно было забрать кое-какие свои инструменты для укладки, которые она случайно оставила в машине Артёма, а он выгрузил их у матери.
Она вошла в квартиру, открыв дверь своим ключом. В кухне сидели Артём и Галина Семёновна. На столе стояла та самая зеркально-чёрная микроволновка.
— ...Да что она понимает, Артёмушка, — донёсся голос свекрови. — Она же у тебя белоручка. Волосики стрижёт — велика наука! А ты у меня настоящий работяга. Ну, выпила она тебе кровь, ничего. Поживёшь у меня недельку, она и приползёт. Куда она денется? Кому она нужна в тридцать четыре года с таким гонором?
Артём молчал. Он жевал кусок сухого хлеба, запивая его пустым чаем. Наталья видела его плечи — они как-то странно ссутулились.
— Мам, она не приползёт, — тихо сказал он. — Она квартиру на размен выставила. Юрист звонил. Она всё по закону посчитала: сколько я не вложил, сколько она переплатила...
Наталья вошла на кухню. Галина Семёновна вздрогнула, схватилась за сердце и тут же приняла скорбный вид.
— Ой, Наташенька... а мы тут как раз о тебе...
— Я слышала, о чём вы тут, — Наталья посмотрела прямо в глаза свекрови. — Знаете, Галина Семёновна, вы всю жизнь на кассе просидели, привыкли товар по штрих-коду оценивать. Но я — не товар. И Артём — не ваша собственность, хотя вы очень стараетесь его таковым сделать.
Она подошла к микроволновке, нажала кнопку открытия дверцы. Внутри было пусто и грязно — капли жира уже успели засохнуть на стенках.
— Вы даже не удосужились её протереть, — Наталья горько усмехнулась. — Артём, помнишь, я рассказывала тебе, как в девяностые моя мама, чтобы купить мне нормальные зимние сапоги, месяц ела одну пустую гречку?
Артём поднял глаза. В них мелькнуло что-то похожее на стыд.
— Эта микроволновка — для меня символ того, что я больше никогда не буду доедать ту гречку. Что я сама могу заработать на свой комфорт. А ты взял и обесценил не вещь, а мою гордость. Мою уверенность в том, что я в безопасности в своём доме.
У Натальи защипало в глазах. Она вспомнила, как в детстве мама гладила её по голове своими шершавыми от тяжёлой работы руками и шептала: «Учись, доченька, чтобы тебе никогда не приходилось просить хлеба у тех, кто тебя не ценит». Эти слёзы — не обиды, а выстраданного осознания собственной силы — наконец скатились по щекам.
— Знаешь, что самое смешное, Артём? — Наталья вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Я ведь хотела купить Галине Семёновне подарок на день рождения. Точно такую же, только чуть попроще, чтобы ей было легче справляться. Но ты решил, что можно просто украсть у меня мою радость и выдать её за свою щедрость.
Она развернулась и вышла.
Развод прошёл на удивление быстро. Согласно законам РФ, имущество, приобретённое в браке, делится пополам, но Наталье удалось доказать через выписки с банковских счетов, что часть средств была получена ею в качестве подарков от отца (который предусмотрительно оформлял переводы с пометкой «дарение») и личных премий. Артём, подавленный собственным бессилием и вечными жалобами матери, даже не стал спорить.
Прошло полгода. Наталья открыла свой небольшой кабинет. Теперь она сама была себе хозяйкой.
Однажды вечером, закрывая салон, она увидела Артёма. Он стоял у входа, переминаясь с ноги на ногу. Выглядел он плохо: куртка засалена, взгляд потухший.
— Нат, может... поговорим? Мама совсем съела, житья нет. Всё требует, требует... Микроволновка та сломалась, представляешь? Она туда металлическую миску засунула, и всё, сгорела техника.
Наталья посмотрела на него. Внутри ничего не дрогнуло. Ни злости, ни радости от его поражения — только спокойная, чистая пустота.
— Знаешь, Артём, — сказала она, поправляя шарф. — Ты электрик, ты должен знать: если прибор перегорел из-за неправильной эксплуатации, по гарантии его уже не починишь. Так и с людьми. Ты просто нарушил технику безопасности.
Она села в свою машину — маленькую, уютную, пахнущую хорошим парфюмом — и уехала в свою новую жизнь, где на кухне всегда пахло вкусным ужином, приготовленным исключительно для того, кто умеет говорить «спасибо».