Елена Сергеевна стояла перед дверью собственной квартиры, ощущая, как тяжелый пакет с фермерской телятиной и банкой соленых огурцов предательски оттягивает руку. В подъезде пахло жареным луком и кошачьей безнадежностью. Но беспокоил её не запах, и даже не ноющая на погоду поясница. Её беспокоил ключ...
Старый добрый английский ключ, который верой и правдой служил ей двадцать лет, сегодня почему-то в замочную скважину не лез.
— Интересное кино, — пробормотала Елена Сергеевна, поправляя очки. — Немцы в городе, а мы не в курсе?
Она попробовала еще раз.
Металл звякнул о металл, но внутрь не прошел. Елена Сергеевна отступила на шаг, прищурилась, сверяя номер квартиры. Пятнадцатая. Её родная «двушка», купленная потом, кровью и пятью годами без отпуска в начале нулевых. Та самая квартира, в которую она, добрая душа, пустила пожить единственного сына Пашку с его молодой женой Настей.
«Поживите пока, подкопите на ипотеку», — сказала она им два года назад. — «С вас только коммуналка и порядок. А я на даче посижу, мне воздух полезен».
Воздух действительно был полезен, но вот ситуация с коммуналкой сразу пошла по кривой дорожке.
Квитанции Настя оплачивала с таким видом, будто делала Елене Сергеевне личное одолжение, причем с задержкой в два месяца. А слово «порядок» в лексиконе невестки, видимо, означало хаотичное нагромождение вещей, именуемое «творческим беспорядком».
Елена Сергеевна поставила пакет на грязный пол (сердце дрогнуло — там же телятина по тыще семьсот, прости господи, рублей за кило!) и нажала на кнопку звонка.
Тишина...
Она нажала еще раз, настойчивее. Длинный, требовательный звонок, как сирена гражданской обороны.
За дверью послышалось шуршание, потом шепот, и наконец, щелчок глазка.
— Кто? — голос Насти звучал настороженно, как у партизана на допросе.
— Конь в пальто, Настенька, — вздохнула Елена Сергеевна, стараясь держать марку иронии. — И мать твоего мужа по совместительству. Открывай, у меня руки отваливаются, я вам мяса привезла.
Пауза затянулась. Елена Сергеевна успела рассмотреть новую царапину на дерматине соседской двери и подумать, что управдом опять сэкономил на лампочках — в углу было темно, хоть глаз выколи.
Наконец, замок щелкнул. Но не тот, привычный, верхний, а какой-то новый, нижний, лязгнувший жирно, нагло и дорого. Дверь приоткрылась ровно на цепочку. В щели показалось заспанное лицо Насти. На голове у невестки красовалось «воронье гнездо» из немытых волос, а на плечах висел халат, который знавал лучшие времена, еще до того, как на него пролили, кажется, вишневый сок.
— О, Елена Сергеевна? — Настя не спешила снимать цепочку. — А вы чего это без звонка?
— В смысле — без звонка? — Елена Сергеевна опешила, чувствуя, как внутри, в районе солнечного сплетения, начинает закипать педагогическое возмущение. — Я полчаса назад Паше набирала, он вне зоны. А у нас, между прочим, уговор был: я раз в месяц заезжаю цветы свои проверить и показания у счетчиков снять. От вас же не дождешься. Сегодня как раз двадцатое число. Открывай, Насть, ей богу, не май месяц на площадке стоять.
— Паша на объекте, у него телефон сел, — буркнула невестка, но цепочку не сняла. — И вообще, Елена Сергеевна, нам сейчас неудобно. У нас... гости.
— Гости? — Елена Сергеевна хмыкнула. — В два часа дня во вторник? Настя, не смеши мои тапочки. Какие гости, если ты в халате и, судя по амбре, даже зубы не чистила?
Настя поджала губы. Этот жест Елена Сергеевна знала хорошо: сейчас начнется лекция о личных границах. Настя была большим специалистом по границам, особенно когда дело касалось чужой жилплощади и чужих денег. Она вела блог в запрещенной соцсети под названием «Осознанная Я», где учила подписчиков любить себя.
Вот только судя по состоянию квартиры, любовь к себе выражалась в горах немытой посуды и пыли толщиной в палец.
— Елена Сергеевна, вы нарушаете мое личное пространство, — начала Настя заученным тоном психолога-самоучки. — Мы с Павлом обсудили этот момент. Ваши визиты... они деструктивны. Вы вносите хаос в нашу энергетику.
— Я вношу телятину в ваш холодильник, — парировала свекровь. — И оплачиваю налог на эту самую «энергетику» в виде квадратных метров. Настя, открой дверь. Я вижу, что замок поменян. Это что за новости?
Настя набрала в грудь воздуха, словно перед прыжком в ледяную воду.
— Да, поменян. Я поменяла замки, потому что вы нам надоели со своими проверками! — выпалила она. Голос сорвался на визг. — Невозможно так жить! Вы приходите, пальцем по полкам водите, смотрите, что мы едим, куда деньги тратим... Это психологическое тиранство! Мы взрослая семья, а не дети... в детсаду!
Елена Сергеевна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не от сквозняка, а от осознания ситуации.
— Так, — она понизила голос, что было страшнее крика. — Значит, тиранство? А когда вы прошлым летом взяли у меня сто тысяч на ремонт машины, который Паша благополучно проиграл на футболе своем — это была гуманитарная помощь? А когда ты, милая, ныла, что тебе не в чем ходить на собеседования, и я купила тебе то бежевое пальто, которое ты ни разу не надела — это был акт благотворительности?
— Не попрекайте! — взвизгнула Настя. — Это были подарки! Подарки не возвращают! А квартира... Квартира — это дом Паши! Он здесь прописан!
— Прописан, — кивнула Елена Сергеевна. — Но собственник — я. И замок, который ты, голуба моя, врезала сюда без спросу, стоит в моей двери. Кстати, на какие шиши? Паша звонил неделю назад, просил три тысячи «до зарплаты» на корм коту. Замок-то, я гляжу, «Чиза», тысяч пятьдесят с установкой, не меньше. Кот поголодал ради безопасности?
Настя покраснела пятнами.
— Это не ваше дело! Уходите, или я... я полицию вызову! Скажу, что вы ломитесь!
Елена Сергеевна рассмеялась. Смех вышел сухим и колючим, как осенняя листва.
— Вызывай. Я им документы на квартиру покажу. А заодно спрошу, почему в моей квартире произведена незаконная перепланировка дверного проема.
В этот момент за спиной Насти, в глубине коридора, мелькнула тень. Елена Сергеевна, обладая зрением снайпера, несмотря на возраст, успела заметить деталь, от которой у неё сердце ухнуло куда-то в район пяток.
На вешалке в прихожей висела мужская куртка. Кожаная, потертая, огромного размера...
Пашка такую не носил. Пашка был субтильным, как подросток, и предпочитал дутые пуховики ярких расцветок. А эта куртка принадлежала мужчине комплекции «шкаф с антресолью». И обувь. Внизу, у порога, стояли стоптанные берцы сорок пятого размера, облепленные свежей грязью.
— Настя, — голос Елены Сергеевны стал ледяным. — А кто там у тебя? Паша же на объекте?
Настя дернулась, попыталась прикрыть щель телом, но было поздно.
— Никого! Это... это Пашины вещи! Старые!
— Старые? — Елена Сергеевна подалась вперед. — Паша в жизни берцы не носил, у него плоскостопие. И куртка эта... Настя, кто в квартире?
Внезапно дверь за спиной невестки распахнулась шире, но не от её руки. Тяжелая мужская ладонь с татуировкой на костяшках легла на плечо Насти, бесцеремонно отодвигая её в сторону.
— Чего шумим, мамаша? — пробасил хриплый, прокуренный голос.
В проеме возник мужик лет сорока. Небритый, в майке-алкоголичке, с глазами цвета мутной воды. Он по-хозяйски опирался о косяк, держа в другой руке надкушенный бутерброд. С тем самым, черт побери, сыром «Пармезан», который Елена Сергеевна привезла детям в прошлый раз как деликатес.
Настя вжалась в стену, виновато глядя в пол.
— Виталик, не надо... — пискнула она.
— Цыц, — лениво бросил Виталик и перевел взгляд на остолбеневшую Елену Сергеевну. — Слышь, мать. Ты давай, вали отсюда. Квартира уплачена. У нас договор.
— Какой... договор? — прошептала Елена Сергеевна, чувствуя, как пакет с телятиной выскальзывает из ослабевших пальцев.
— Аренды, — ухмыльнулся Виталик, пережевывая сыр. — На год вперед. Бабки твои молодые получили и, кажись, уже тю-тю. Так что не обессудь. Замки сменили, чтоб ты не шастала.
Елена Сергеевна перевела взгляд на Настю. Та стояла пунцовая, теребя пояс халата.
— Мы хотели как лучше... — забормотала невестка, не поднимая глаз. — Паше срочно нужно было... Долг закрыть. Большой долг. Мы решили, что поживем у моей мамы в деревне полгодика, а квартиру сдадим. Ну а что она простаивает? Вы же все равно на даче...
— Долг? — Елена Сергеевна схватилась за сердце. — Какой долг? Настя, где Паша?
— Нету Паши, — хохотнул Виталик, и от этого смеха Елене Сергеевне стало по-настоящему страшно. — Уехал Паша. Далеко. Сказал, от таких родственничков хоть на край света.
В этот момент телефон в кармане Елены Сергеевны завибрировал. Пришло СМС от банка.
Она медленно, не отрывая взгляда от наглых глаз квартиранта, достала смартфон. Сообщение было не о пенсии.
*"Уважаемый клиент, по вашей карте **4567 (кредитная, лимит 300 000 руб.) совершена операция покупки: Авиабилеты, Turkish Airlines. Сумма: 180 000 руб. Если это не вы..."
Карта лежала дома, в шкатулке. В той самой квартире, ключи от которой теперь не подходили к замку. В той самой шкатулке, про которую знали только она и Паша...
Елена Сергеевна подняла глаза на Настю. В её взгляде уже не было ни иронии, ни житейской мудрости. Там была пустота, в которой зарождалась буря.
— Значит, у мамы в деревне? — тихо переспросила она. — И Паша уехал долги отдавать?
Она вдруг резко выпрямилась, и годы словно отступили. Пакет с мясом остался лежать на полу, как забытый реквизит.
— Значит так, Виталик, — сказала она неожиданно твердым голосом, от которого мужик даже перестал жевать. — У тебя есть ровно десять минут, чтобы собрать свои манатки. Потому что сейчас сюда приедет наряд Росгвардии. У меня тревожная кнопка в телефоне настроена на этот адрес.
— Ты че, бабка, бессмертная? — набычился Виталик.
— Я хуже, — усмехнулась Елена Сергеевна, доставая из сумочки перцовый баллончик, который носила от бродячих собак. — Я злая свекровь, которую кинули на триста тысяч и лишили квартиры. А терять мне, Виталик, кроме своих цепей и варикоза, уже нечего.
Но тут из глубины квартиры, из бывшей детской, которую Елена Сергеевна с такой любовью оборудовала под кабинет, раздался звук, заставивший её замереть с поднятым баллончиком.
Это был не голос Паши. И не звук телевизора.
Это был плач ребенка. Грудного ребенка...
Елена Сергеевна медленно опустила руку.
— Настя... — прошептала она, глядя на абсолютно плоский живот невестки. — Чей это ребенок?
Настя подняла на нее глаза, полные ужаса и злого торжества одновременно:
— А это, Елена Сергеевна, то, ради чего Паша и сбежал. И почему мы замки сменили. Вы же говорили, что внуков хотите? Ну так заходите, познакомьтесь. Только учтите: мамы у него нет. А папа — ваш Паша — только что улетел в Турцию с моей лучшей подругой.
Дверь распахнулась настежь.
Виталик отошел в сторону, делая приглашающий жест рукой с надкушенным бутербродом.
— Велком, бабуля. Теперь это, походу, твоя проблема...
Развязка истории уже доступна для членов Клуба Читателей Дзен ЗДЕСЬ