Довольно известный факт о романе «Мастер и Маргарита» состоит в том, что так называемые московский и ершалаимский план романа содержат множество параллелей друг с другом.
Одна из самых очевидных – схожесть Левия Матвея, ученика Иешуа, и Ивана Бездомного, которого к истине приобщает мастер. Отсюда тут же хочется сравнить мастера с самим Иешуа – две фигуры наставника, приобщенного к истине. Но более верным кажется сравнение мастера с Понтием Пилатом: мастер под давлением критиков предает собственный роман и сжигает его, а после сходит с ума – так же, как Пилат приговаривает Иешуа к казни и терзается после этого совестью. Иешуа, таким образом, присутствует в московском плане только как персонаж – романа мастера и (не будем забывать) поэмы Бездомного, которую критикует в первой главе Берлиоз за то, что Иисус у него получился «ну совершенно живой». Есть в московских главах и фигуры предателей, которые можно сравнить с Иудой из Кириафа – это и барон Майгель, возникающий на балу Воланда, и Алоизий Могарыч, который выселяет мастера из подвала.
Но возникает вопрос: а где же в ершалаимских главах Воланд? Тем более, что мы точно знаем, что он там был. Воланд сам признается, что он присутствовал и при допросе Иешуа, и при разговоре Пилата с первосвященником, и при объявлении приговора, «но только тайно, инкогнито, так сказать». За какой же маской он может скрываться?
Одна из версий состоит в том, что Воланд в Ершалаиме притворялся Афранием – загадочным «человеком в капюшоне», «гостем» Пилата, которому прокуратор отдает приказания, который наблюдает за казнью, а потом организует убийство Иуды.
И действительно, Афрания и Воланда с его свитой объединяет множество схожих мотивов:
- Они исполняют роль карающего инструмента для порочных людей. Афраний организует убийство Иуды и подбрасывает окровавленные деньги Каифе, который его подкупил. Воланд наказывает москвичей: Берлиоза – за неверие, зрителей Варьете – за жадность, конферансье Бенгальского – за глупость и ложь, Никанора Ивановича Босого – за взяточничество, и так далее. Причем интересно то, что Воланд, как и Афраний, никогда не исполняет приговор лично – все делают их подручные.
- Отличительная черта Афрания – глаза. Они прикрыты «странноватыми, как будто припухшими, веками», и время от времени он смотрит на собеседника особенным взглядом в упор. Всю дьявольскую свиту так же отличают глаза: у Воланда они разноцветные (правый – черный, левый – зеленый), у Коровьева – «треснутое пенсне», у Азазелло – бельмо на глазу, Абадонна никогда не снимает очки.
- Чуть менее заметный признак – неопрятная одежда. Афраний, организуя покушение на Иуду, одет в темный поношенный хитон. Воланд носит то серый костюм, то черную сутану, то грязную заплатанную сорочку. Клетчатый костюм Коровьева нескладен и короток ему, брюки открывают грязные носки. Азазелло носит в кармане куриную косточку.
- Наконец, выполнив свою миссию, исчезают служители зла тоже схожим образом. Свита Воланда обращается во мрачных всадников. Афраний же тоже надевает плащ наизнанку, достаёт шлем, вскакивает на коня (!) – и из неприметного человека в капюшоне превращается в военного.
Несмотря на все эти доказательства, мы можем сделать и другое предположение – что Воланд присутствует в ершалаимских главах в некой бестелесной форме. И указания на это мы тоже можем найти.
Так, во время допроса Иешуа, перед объявлением главной улики (доноса Иуды) происходит нечто странное: возле арестанта «столбом загорелась пыль», а вместо головы Иешуа прокуратору мерещится другая, произносящая слова: «Закон об оскорблении величества…» Именно страх нарушить этот закон не позволяет Пилату отпустить узника. И можно сравнить эту сцену с тем, как Берлиозу в начале романа мерещится Коровьев.
Но ещё один интересный, на первый взгляд незаметный момент случается намного позже, в 26 главе романа, носящей название «Погребение». Там в наступивших сумерках Понтий Пилат оглядывается на свое кресло, на спинке которого лежал плащ. И «усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле». Эта деталь очень напоминает момент из другого известного романа. В «Братьях Карамазовых» в главе «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» Иван смотрит на диван: «Там вдруг оказался сидящим некто, бог знает как вошедший». Еще интересней то, что черт у Достоевского называется «гостем» (так же, как Афраний во время разговора с Пилатом) и одет в потертую, поношенную одежду. Мог ли Булгаков читать роман Достоевского? Безусловно.
Две эти версии не обязательно отменяют друг друга. Зато дают нам возможность ответить на одну из главных загадок «Мастера и Маргариты».
Замечали ли вы присутствие Воланда в ершалаимских главах? Поделитесь в комментариях и подписывайтесь на наш телеграмм-канал.
🖇️ Материал подготовлен лектором Vita Nuova, Алёной Павловой