Воскресный вечер в квартире Елены Сергеевны пах жареным луком, неоправданными надеждами и совсем чуть-чуть — корвалолом. На плите, в чугунной сковородке, доставшейся еще от бабушки (вещь вечная, как и женское терпение), шкворчали котлеты. «Домашние», — как любил говорить Валера. Свинина пополам с говядиной, хлеб, вымоченный в молоке, и щепотка чеснока для остроты чувств.
Елена Сергеевна, женщина пятидесяти трех лет, обладательница устойчивой психики и остеохондроза второй степени, ловко переворачивала котлеты лопаткой. В голове крутилась мысль, что фарш в «Пятерочке» подорожал на тридцать рублей, а Валера снова забыл купить хлеб.
Валерий Павлович, муж, с которым было прожито двадцать восемь лет, сидел за кухонным столом и нервно теребил край клеенчатой скатерти. Скатерть была новая, с лимонами. Елена купила её неделю назад, чтобы «освежить быт». Видимо, освежила слишком сильно.
— Лен, сядь, — сказал Валера голосом, каким обычно сообщают о царапине на бампере новой машины. — Разговор есть.
Елена вытерла руки о полотенце с петухами. Сердце предательски ёкнуло, пропустило удар и забилось где-то в районе горла. Она знала этот тон. Так он говорил, когда его сократили с завода в девяносто восьмом. Так он говорил, когда разбил её любимую вазу.
— Котлеты сгорят, — спокойно ответила она, убавляя огонь. — Говори так. Я слушаю.
Валера набрал в грудь воздуха, словно собирался нырнуть в прорубь на Крещение, и выпалил:
— Я ухожу. Я встретил женщину. У нас... духовное родство.
Елена замерла. Лопатка зависла над сковородкой. В тишине кухни было слышно, как тикают часы в форме совы и как у соседей сверху кто-то яростно катает по полу металлические шары.
— Духовное, значит, — повторила Елена, пробуя слово на вкус. Оно горчило. — И давно у тебя это... просветление?
— Полгода, — Валера опустил глаза. — Её зовут Илона. Она... она другая, Лен. Она меня понимает. Мы с ней на одной волне. А у нас с тобой... ну, ты сама видишь. Бытовуха. Котлеты эти, дача, рассада... Я задыхаюсь, Лен. Мне пятьдесят пять, я жить хочу!
Елена посмотрела на мужа. Лысина, блестящая в свете кухонной лампы, клетчатая рубашка, которая уже плохо сходилась на животе, руки, привыкшие держать пульт от телевизора крепче, чем молоток. «Жить он хочет, — подумала она. — А кто тебе, паразит, мешал жить? Я, что ли, когда ты на рыбалку ездил каждые выходные, а я обои в коридоре клеила?»
Но вслух сказала другое:
— Илона, значит. Красивое имя. Молодая, поди?
— Ей тридцать восемь, — с вызовом ответил Валера. — И возраст тут ни при чем! Это химия!
— Ну, химия так химия, — Елена выключила плиту. Есть расхотелось. — Вещи собирать будешь сейчас или доставку закажешь?
Валера явно не ожидал такой реакции. Он готовился к скандалу, к битью посуды, к крикам «На кого ты меня променял, ирод!». А тут — деловой подход. Это его сбило с толку, и он перешел к главной части своей заготовленной речи.
— Лен, ты женщина мудрая, сильная... — начал он, и Елена поняла: сейчас будет гадость. Когда мужчине что-то нужно, жена сразу становится мудрой и сильной. В остальное время она — «транжира» и «пила». — Давай разойдемся цивилизованно. Без судов и дележки.
— Давай, — кивнула Елена, присаживаясь на табурет. Ноги держали плохо. — Что делить будем? Машину? Дачу?
— Машину я заберу, — быстро сказал Валера. — Она же на меня оформлена, да и мне для работы нужно, к Илоне ездить... Она за городом живет. А дачу... дачу оставь себе. Ты же любишь свои помидоры.
«Щедрый какой, — усмехнулась про себя Елена. — "Рено Логан" пятилетний ему, а мне шесть соток с покосившимся сараем и налог на землю».
— А квартира? — спросила она. — Наша трешка?
— Ну, тут мы оба прописаны, потом разменяем, — махнул рукой Валера. — Я пока у Илоны поживу. Но есть один нюанс.
Он замолчал, собираясь с духом. Елена почувствовала, как холодок пробежал по спине. Нюанс. Самое страшное слово в семейной жизни.
— Студия, — сказал Валера. — Та, что мы в ипотеку взяли год назад. Для сдачи, помнишь?
Елена помнила. Еще бы не помнить. «Инвестиция в будущее», «прибавка к пенсии». Валера тогда так красиво расписывал, как они будут сдавать эту студию в новостройке и жить припеваючи. Правда, когда дошло до оформления кредита, выяснилось, что у Валеры «сложная кредитная история» из-за старого долга за гараж и «серая» зарплата в автосервисе.
Ипотеку оформили на Елену. Она, главный бухгалтер в бюджетной организации, была для банка идеальным заемщиком. «Белая» зарплата, стаж, кристальная честность. Валера шел созаемщиком, но «без учета дохода».
— И что со студией? — спросила Елена, уже догадываясь об ответе.
Валерий Павлович выпрямился, поправил воротник рубашки и выдал фразу, которая должна была войти в золотой фонд мужской наглости:
— Я не буду платить ипотеку, Лен. Квартира все равно на тебе записана, по документам ты — титульный заемщик. Вот ты и плати.
В кухне стало очень тихо. Было слышно, как муха бьется о стекло, пытаясь вылететь в октябрьскую прохладу.
— Погоди, Валера, — медленно проговорила Елена, чувствуя, как внутри закипает не обида, а холодная, расчетливая ярость. — Мы же договаривались. Мы платим с твоих шабашек, а моя зарплата идет на жизнь и коммуналку за эту квартиру. Там платеж тридцать пять тысяч. У меня зарплата — пятьдесят. Ты предлагаешь мне жить на пятнадцать тысяч?
— Ну, ты же умная, придумаешь что-нибудь, — Валера пожал плечами, вставая из-за стола. — Сдашь её, квартирантов найдешь. А у меня сейчас... новая жизнь, расходы. Илона ремонт хочет сделать, у неё там обои старые. Я не могу сейчас деньги на твою квартиру выкидывать. Она же юридически твоя? Твоя. Ну вот и владей. Я тебе её, можно сказать, дарю. С барского плеча.
Он направился в спальню, доставая из шкафа чемодан. Елена сидела неподвижно. Дарю. С ипотечным долгом в три миллиона на двадцать лет. Спасибо, благодетель. Век не забуду.
Елена встала и пошла за мужем. Он уже скидывал в чемодан носки, не разбирая, где пара, а где дырявые.
— Валер, — сказала она спокойно, прислонившись к косяку двери. — А ты не охренел ли, голубь сизокрылый?
Валера вздрогнул. Матерные слова Елена не употребляла принципиально, но слово «охренел» в её устах звучало страшнее любого проклятия.
— Не начинай, — буркнул он, запихивая свитер. — Я по закону рассуждаю. Договор на тебе? На тебе. Я просто ухожу. Имею право на счастье. А ты... ты сильная, справишься.
— Сильная, значит, — Елена кивнула. — Хорошо. Забирай свои шмотки. И дрель положи на место, это мне папа дарил.
— Дрель мне нужна! — возмутился Валера. — Я у Илоны полку вешать буду!
— Зубами пригрызешь, — отрезала Елена. — Дрель остаётся. И тостер тоже. Ты хлеб не ешь, ты худеешь для молодой кобылы.
Следующие полчаса прошли в унизительной дележке. Валера пытался утащить хороший набор отверток, Елена отстояла его с боем («Я за них премию отдала!»). Он забрал зимнюю резину с балкона, выкатывая грязные колеса прямо через чистый коридор. Елена смотрела на черные следы на ламинате и думала: «Ничего, помою. Зато воздуха больше будет».
Наконец, дверь за ним захлопнулась. Щелкнул замок.
Елена осталась одна.
Она вернулась на кухню. Котлеты остыли и скукожились, потеряв товарный вид. Она села, налила себе чаю. Руки дрожали. В голове крутилась калькуляция.
Зарплата: 50 000.
Ипотека за студию: 35 000.
Коммуналка за трешку: 8 000 (зимой будет больше).
Остаток: 7 000 рублей.
На еду, проезд, лекарства, одежду. На жизнь.
«Нормально, — подумала она, откусывая холодную котлету прямо с вилки. — Пенсионеры же живут. Макарошки по акции, суповой набор из куриных спинок. Похудею, опять же. Может, тоже кого встречу. Принца на социальном проездном».
Слезы всё-таки полились. Не от горя потери любимого, а от обиды за собственную глупость. В пятьдесят три года остаться у разбитого корыта, да еще и с долгом банку. «Инвестиция».
Она сидела так минут двадцать, жалея себя и проклиная «духовную» Илону, пока взгляд не упал на верхнюю полку кухонного гарнитура. Там, в жестяной банке из-под индийского чая, хранилась их «подушка безопасности». Деньги, отложенные на следующий платеж по ипотеке, который должен быть списан послезавтра. И еще немного — на черный день.
Елена встала, подставила табуретку. Сердце почему-то заколотилось с удвоенной силой. Она потянулась к банке.
Банка была подозрительно легкой.
Дрожащими пальцами она открыла крышку.
Пусто.
Только на дне лежал свернутый листок бумаги. Записка.
Почерком Валеры, размашистым и небрежным:
«Ленусь, извини. Взял на первое время. Нам с Илоной надо обустроиться, в отпуск съездить, нервы подлечить. Ты же бухгалтер, ты выкрутишься, а мне старт нужен. Не поминай лихом. В.П.»
Елена села прямо на пол, сжимая банку. Сто тридцать тысяч. Всё, что было накоплено за полгода строжайшей экономии. Он забрал всё.
— Вор, — прошептала она в пустоту. — Просто вор.
Но это был еще не конец.
Телефон на столе звякнул. Пришло СМС. Елена механически взяла аппарат, ожидая увидеть рекламу такси или суши.
Сообщение было от банка. Не от того, где была ипотека. От другого. «Микрофинанс-Групп».
«Уважаемая Елена Сергеевна! Напоминаем, что вы являетесь поручителем по договору займа № 458/23 на имя Кузнецова В.П. В связи с просрочкой платежа на 60 дней, ваш долг с учетом штрафов составляет 280 000 рублей. Ожидайте выезда группы взыскания по месту регистрации».
Елена перечитала сообщение дважды. Поручителем? Какого займа? Она ничего не подписывала! Или...
Память услужливо подкинула картинку. Полгода назад. Валера пришел пьяненький, веселый. Сказал, что берет новый смартфон в рассрочку, нужен второй контактный номер и простая подпись «для галочки» в планшете курьера, который привез бумаги прямо домой. «Лен, ну это формальность, просто подтверждение, что я женат!» — говорил он тогда, суя ей стилус. Она готовила борщ, руки были мокрые, она расписалась, не глядя...
Смартфон? Он сказал, что подарил его другу на юбилей. А сам, выходит...
Елена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Кредит в микрозаймах. Ипотека. Пустая банка из-под чая. И муж, уехавший в «новую жизнь» на её машине, с её деньгами.
Звонок в дверь прозвучал резко, как выстрел.
Елена вздрогнула. Неужели Валера вернулся? Совесть проснулась? Или забыл что-то?
Она поднялась с пола, вытерла слезы рукавом халата. Злость начинала вытеснять отчаяние. Ну, сейчас она ему устроит «духовное родство». Сейчас она ему эту банку на голову наденет.
Она рванула дверь на себя.
На пороге стоял не Валера.
Там стояла женщина. Крупная, в дорогой шубе (и это в октябре!), с ярким макияжем и лицом, на котором было написано: «Я хозяйка жизни». Рядом с ней стояли два чемодана.
— Здрасьте, — сказала женщина, жуя жвачку. — Вы Елена?
— Я, — опешила Елена. — А вы кто? Коллекторы?
— Какие коллекторы, бог с вами, — женщина шагнула через порог, бесцеремонно отодвигая хозяйку бедром. — Я Кристина. Дочь Валерия Павловича от первого брака. Папа сказал, что освободил квартиру и я могу пожить здесь с сыном, пока у нас ремонт. Кстати, где моя комната? И почему у вас так луком воняет?
Из-за спины женщины выглянул подросток лет четырнадцати с телефоном в руках и посмотрел на Елену как на пустое место.
— Папа сказал? — переспросила Елена, чувствуя, что реальность начинает трещать по швам. — Дочь? У Валеры нет детей от первого брака. Он мне говорил...
— Ой, да мало ли что мужики говорят, когда жениться хотят, — усмехнулась Кристина, скидывая шубу прямо на тумбочку, где лежали ключи Елены. — Короче, теть Лен. Папа мне дарственную на свою долю в этой квартире оформил неделю назад. Так что мы теперь — соседи. Чайник поставьте, а? С дороги пить хочется.
Елена смотрела на «новую родственницу», на её чемоданы, перекрывшие выход, и понимала: ипотека — это была только разминка.
Настоящий ад начинался прямо сейчас...
Развязка истории уже доступна для членов Клуба Читателей Дзен ЗДЕСЬ