Звонок раздался в самый неподходящий момент. Вернее, в идеальный. Когда счета накапливаются снежным комом, а перспективы туманны, любое предложение кажется спасательным кругом. Голос в трубке был знакомым — Марина, приятельница со студенческих времен. Говорила бодро, почти весело.
— Слушай, есть отличная подработка! Сезонная. На месяц. Виноград подрезать. Работа легкая — секатором махать. Можно заработать до 150 тысяч. Меньше, конечно, может выйти… но ты же не из слабаков? Я уже там, вкалываю. Мест немного осталось — тебя записать?
150 000. Цифра прозвучала как магический символ. Она решала все. Она закрывала долги, давала передышку. Месяц физического труда — и свобода. Интеллектуальный работник, привыкший к битвам в офисных джунглях, я вдруг увидел спасение в простом, почти примитивном действии: подрезать ветки. Романтика села, чистый воздух, деньги. Гениально.
— Легкая, говоришь?
— Абсолютно! Ходи себе, щелкай секатором. Главное — инструмент купить хороший, аккумуляторный. И батареи запасные, чтобы на весь день хватало. Работаем с восьми до пяти. Оплата — сдельная. 1650 рублей за ряд. Ряд — 200 кустов. Считай сам!
Я считал. 8 рублей 25 копеек за куст. Чтобы выйти на 150 тысяч, нужно… Мозг, привыкший к сложным вычислениям, мгновенно выдал цифру. Нужно обрезать более 18 тысяч кустов. Или около 90 рядов за месяц. По три ряда в день. Звучало… выполнимо. Наивность — лучший двигатель для необдуманных поступков.
Я купил секатор. Дорогой, мощный, с зарядным устройством. Потом — три дополнительных аккумулятора. На всякий случай — ручной секатор, классический. Инвестиция в будущий заработок. Капиталовложения. Я шел на это сознательно.
Первый день. Поле. Бесконечные, уходящие за горизонт ряды лоз. Воздух пахнет пылью и сладковатым гниением перезрелых ягод. Мне выдают участок, показывают, что резать. «Вот эти побеги, старую лозу, всю поросль у корня». И добавляют уже другим тоном: — А сухие кусты — выкорчевывать. Пилу - дадим.
Первые сто кустов. Аккумуляторный секатор жужжит, как злой шмель. Ветки отлетают. Рука ведет его уверенно. Мысль работает четко: «8.25, 16.5, 24.75…» Радость от простого, осязаемого результата. Вот он, куст «до». Вот — «после». Красиво. Я — созидатель, садовник, творец урожая.
Но к полудню ритм сбивается. Лоза — не бумага. Она живая, упругая, коварная. Одни побеги тонкие — щелк, и готово. Другие — толщиной в руку, одревесневшие, секатор вязнет, приходится выдергивать. Третьи сплетены в непролазные джунгли. «Легкая работа» оборачивается постоянным выбором: как подлезть, в какую сторону повернуться, как не упасть, споткнувшись о старую проволоку.
А потом — сухие кусты. Их не один из десяти, как я наивно предполагал. Их — КАЖДЫЙ ТРЕТИЙ. Мертвая, серая древесина. Это уже не 8.25. Это — пятнадцать минут каторжного труда за ноль рублей. Просто потому, что иначе к живым кустам не подобраться.
К концу первого дня я сделал два с половиной ряда. Аж - 4125 рублей. Не дурно! Рука гудела, спина ныла. Осязаемый, пахнущий потом результат. Я был почти счастлив.
День второй, третий… Организм, привыкший к стулу и клавиатуре, начал подавать сигналы бедствия. Мышцы, о существовании которых я забыл, заявили о себе пронзительной болью. Кисть правой руки опухла — даже держать чашку было больно. Неловкое движение — и прострел в пояснице, заставляющий замирать на несколько минут, стиснув зубы.
Но надо. Надо выходить на норму. 150 000. Эта цифра теперь висела надо мной не маяком, а кнутом. С каждым днем я делал все меньше. Не из-за лени. Из-за предательской немощи собственного тела. Аккумуляторы садились быстрее, чем моя воля. Секатор стал тяжелым, как молот тора. Я перешел на ручной инструмент — он оказался надежнее, но еще калечащее для кисти.
А Марина? Марина работала в соседнем ряду. Ее фигура, сгорбленная над лозой, двигалась не быстрее моей. Но — стабильно. Без сбоев. Как метроном. Вечером она бодро говорила: — Я четвертый ряд заканчиваю! Устала, конечно, но ничего…
Она делала в полтора раза больше. И, как выяснилось позже, ее заработок был в 2.5 раза выше моего. Почему?
Ответ прост до цинизма: специализация и адаптация. Ее организм был приспособлен к такому труду. Ее психика — принимала его как данность, без рефлексии и подсчета «стоит ли оно того». Ее навыки — отточены. Она не тратила силы на борьбу с отчаянием. Она просто резала. Куст за кустом. Ряд за рядом. Ее экономика была эффективной. Моя — нет.
Я же каждый куст оценивал. Не только в 8.25 рубля, а в единицах потраченной боли. Я считал не ряды, а оставшиеся дни до спасения. И с каждым днем цена спасения росла, а его вероятность таяла.
Перелом наступил через две недели. Утро. Я попытался утром встать с койки. Резкая, огненная боль в ноге — от бедра до стопы. Прострел. Седалищный нерв взбунтовался окончательно. Наступить на ногу было невозможно. Точка.
В этот момент произошло главное экономическое открытие всей этой эпопеи. Я осознал цену альтернативных издержек. Заработанные 23 925 рублей я теперь должен буду потратить — и, скорее всего, больше — на реабилитацию: массажисты, врачи, лекарства. Я потерял не две недели. Я потерял месяц, а то и больше, включая время на восстановление работоспособности для своей основной, интеллектуальной деятельности. Я проинвестировал в провальный проект не только деньги на инструмент, но и свой главный актив — здоровье. И получил отрицательную доходность.
Когда я попросил расчет, бригадир лишь кивнул. Он видел таких, как я. Городских, поверивших в сказку о «легких деньгах на земле». Он молча отсчитал купюры. 23 925. Цифра, смехотворная по сравнению с обещанной. Цифра, унизительная по сравнению с затраченными силами.
Я уезжал, глядя в потрескавшееся окно автобуса на уходящие ряды виноградника. Марина махала рукой. Она оставалась. Ее экономика работала. Моя — дала сбой.
Что это была за история? Не просто рассказ о неудачном опыте. Это — микромодель рынка труда без романтики.
- Цена обещаний. «150 000 в месяц» — это не оклад, а маркетинговый ход, максимально возможный теоретический доход для идеального работника в идеальных условиях. Реальность же всегда вносит коррективы: испорченный материал (засохшие кусты), непредвиденные операции (корчевка), физиологические ограничения.
- Миф о легком физическом труде. Его не существует. Есть адаптированность. Для неподготовленного человека любая физическая работа — это экстремальная нагрузка со скрытыми затратами на здоровье.
- Капитальные вложения и их окупаемость. Я вложил в инструмент около 4000 рублей. В высокой квалификации инструмент окупает себя. В низкой — становится дыркой в бюджете.
- Неравенство производительности. Два человека на одной работе могут получать кардинально разный доход не из-за лени, а из-за тренированности, навыка, выносливости. Рынок безжалостно это учитывает. Моя знакомая была «производительным активом». Я — «убыточным».
- Главный урок: Ценность денег всегда относительна. Она измеряется не номиналом на купюре, а соотношением «получено» к «потрачено». Потрачено было: здоровье, время, нервы, перспектива. Получено — жалкая компенсация, не покрывающая убытков.
Виноградная лоза, жесткая и живучая, стала для меня лучшим экономистом. Она безжалостно показала закон спроса и предложения на мои собственные силы. Предложение было неэластичным и быстро иссякло. Спрос со стороны моего кошелька оказался ненасытным. Рынок вынес вердикт: негоден.
И теперь, когда боль в спине напоминает о том опыте, я понимаю: самые честные цифры — те, что написаны не в рекламных объявлениях, а на счетах за лечение. И самая надежная валюта — не рубль, не доллар, а ресурс собственного тела. Его нельзя взять в кредит. Его очень сложно реабилитировать. И его цена — всегда выше любых, даже самых заманчивых, 150 тысяч в месяц.
Спасибо за лайки и подписку на канал!
Поблагодарить автора можно через донат. Кнопка доната справа под статьей, в шапке канала или по ссылке. Это не обязательно, но всегда приятно и мотивирует на фоне падения доходов от монетизации в Дзене.