Давайте обратим внимание на некоторые статистические данные времён позднего СССР. На некоторых страницах, посвящённых успехам социализма, вы наверняка увидите демографическую диаграмму — уверенно взлетающую вверх линию, показывающую рост населения.
Это был не просто график, а символ жизненной силы строя, его главное достижение. Вера в то, что советская власть подарила стране «взрывную» демографию, стала аксиомой для многих поколений. Но давайте присмотримся к этой линии повнимательнее. Что, если её взлёт был запрограммирован задолго до 1917 года, а роль государства в этой истории куда более противоречива, чем кажется? Мысль эта может показаться еретической, но она заставляет увидеть знакомый сюжет в новом, более сложном свете.
Представьте себе крестьянскую семью из русской глубинки начала двадцатого века. Не важно, зажиточный ли это хозяин, которого позже назовут «кулаком», или простой середняк. В доме, где живут три поколения, шумно: пятеро, а то и шестеро ребятишек — норма. Такая картина — не изобретение советской эпохи, а многовековая традиция, унаследованная от империи, которая и прослеживается в упомянутом графике на периоде до 1915 года.
В аграрном обществе, где ручной труд — основа выживания, дети были и работниками, и гарантией старости родителей. Высокая детская смертность тоже диктовала свои правила: чтобы выжили двое-четверо, нужно родить семерых. Когда грянула революция, эта мощная демографическая инерция никуда не исчезла. Несмотря на огромную яму 1917-1922 годов, молодое советское государство получило в наследство огромную сельскую массу с её устоявшимися репродуктивными привычками. Первая всеобщая перепись 1926 года зафиксировала, что в среднем на одну женщину приходилось более шести рождений. Так начинался тот самый «взрывной» рост. Но был ли он заслугой новой власти? Нет! Скорее, это был последний, мощный всплеск старого мира.
Власть, конечно, не оставалась сторонним наблюдателем. Её вмешательство в демографию было масштабным, драматичным и часто трагичным. Коллективизация, индустриализация, голод начала 30-х, репрессии — всё это наносило чудовищные удары по населению. Демографическая волна, шедшая из прошлого, наталкивалась на искусственно созданные рифы, и её сила гасилась.
Просто сравните угол подъема демографического роста в период с 1900 по 1914 годы с уровнем роста в период с 1922 по 1935 годы.
И всё же инерция была так сильна, что даже эти страшные потери в период 1914-1922 годов не смогли остановить рост.
Подобный взрывной рост наблюдался и в период после ВОВ. Люди, пережившие войны и голод, в послевоенные годы стремились восстановить семьи, родить «за себя и за того парня». Но компенсационный «бэби-бум» 50-х был общемировым феноменом, и СССР здесь не стал исключением. Просто сравните с данными по любой другой стране.
Вот к примеру Франция
То же самое наблюдалось и в послевоенной Германии.
Советское государство могло похвастаться цифрами, но корни этого бума уходили в глубинные, биосоциальные механизмы выживания и коррелировались со статистикой из других стран.
Однако подлинная демографическая революция, тихая и необратимая, происходила не в родильных домах, а в маленьких квартирках-хрущёвках. СССР стремительно урбанизировался. Деревня пустела, а город наполнялся. Здесь, в тесноте коммунальных квартир, а потом и отдельных, но небольших жилплощадей, многодетная семья превращалась из экономического актива в обузу.
К тому же, женщина, получившая образование и профессию, уже не могла и часто не хотела проводить жизнь у печки на крохотной кухне, занимаясь воспитанием детей. Да и не принято это было, так как существовали сады и ясли. Доступные контрацептивы и легализованные в 1955 году аборты дали ей право выбора. Медленно, но верно жизненный сценарий менялся. Идеальная советская семья к 1970-м годам — это уже не пятеро детей, а двое: мальчик и девочка. «Однодетность» в семьях интеллигенции становилась тревожной социальной нормой для крупных городов РСФСР и Прибалтики. Демографический мотор, раскалённый в деревенской печи, в городской среде остывал.
И вот тут мы подходим к главному парадоксу советской демографической статистики. Пока в европейской части страны рождаемость падала до уровня развитых европейских стран, южные республики — Средняя Азия и Закавказье — жили по иному ритму. Традиционная культура, религиозные установки, аграрная экономика здесь демонстрировали удивительную устойчивость. Коэффициент рождаемости в Узбекистане или Таджикистане в 70-е годы мог в два-три раза превышать показатель РСФСР. И когда публиковались общие цифры, они, словно яркое лоскутное одеяло, вышивались из этих контрастных кусков. Это создавало иллюзию общего демографического благополучия, маскируя глубокий кризис модели семьи у, так называемых, титульных наций советского государства.
Для понимания картины обратите внимание на рост числа населения с 1950х годов в Узбекистане, который, как ни в чём не бывало, продолжился и после развала СССР
Так в чём же истинное достижение, а где — миф?
Безусловной заслугой советской системы стали грандиозные успехи в борьбе со смертностью. Всеобщая грамотность, массовая вакцинация, развитие системы родовспоможения и детских поликлиник спасли миллионы жизней. Если в царской России из десяти младенцев до года умирали двое-трое, то к 1970-м годам этот показатель снизился в десять раз. Продолжительность жизни за те же годы выросла более чем вдвое. Вот где лежит реальный, человеческий результат инвестиций в медицину и образование. Но рождаемость — это другая сфера, которая гораздо меньше подчиняется государственным декретам и гораздо больше — культурным кодам, бытовым условиям и личным устремлениям.
Советская власть не создала многодетность — она унаследовала её от аграрной империи. А затем модернизация, которую это же государство неумолимо проводило, эту многодетность и похоронила. Чтобы представить, как могла выглядеть ситуация без непоправимых событий 1917 года, достаточно визуализировать этот график, игнорируя падение 1917 года.
Таким образом, знаменитая восходящая красная кривая на графике, обозначенная советским периодом — это не монолитное «достижение коммунистов». Это сложная нить истории, где переплелись инерция крестьянского уклада, страшные демографические ямы, вызванные политическим вмешательством в общественный уклад, послевоенное исцеление и, наконец, неизбежный переход к малодетной городской модели. Государство могло гордиться тем, что люди перестали умирать так рано, но оно ничего не могло поделать с тем, что они перестали так часто рожать как раньше.
Итак, подведём итог. Демографический рост СССР, особенно в первые десятилетия, в решающей степени опирался на дореволюционную традицию многодетности и общемировой послевоенный «бэби-бум». Главным реальным достижением государства стало радикальное снижение смертности, особенно детской. Однако порождённые самой советской системой урбанизация, образование и эмансипация женщин привели к не менее радикальному снижению рождаемости в развитых республиках.
К 1970-80-м годам единая демографическая картина распалась: общий рост статистики поддерживался в основном среднеазиатскими республиками, в то время как европейская часть страны вступила в демографический кризис. Таким образом, демография продемонстрировала не всесилие плановой системы, а пределы её влияния на глубинные социальные и семейные стратегии людей.
Эта демографическая история закономерно подводит нас к сложному и почти философскому вопросу: а существовал ли для страны иной путь? Можно ли было, сохраняя динамику модернизации, избежать столь резкого спада рождаемости у титульной нации? Ответа у истории нет, но сам этот вопрос — о пределах влияния государства на глубинные социальные процессы — становится невероятно любопытной темой для отдельного разговора в рамках следующей статьи.
Источники:
1 Население СССР. 1922–1991 / Под ред. А.Г. Вишневского. — М.: Наука, 1993
2 Вишневский А.Г. Демографическая модернизация России, 1900–2000. — М.: Новое издательство, 2006
3 Российская империя и Советский Союз: динамика численности населения / Сборник статей под ред. А. Блюма, С. Захарова
4 Всесоюзная перепись населения 1926 года. — М.: Издание ЦСУ СССР, 1928–1933
5 Максудов С. (Бабенышев А.П.) Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерки. — Бостон: Исследования советской истории, 1995
6 Рыбаковский Л.Л. Демографические процессы в СССР 1960–1980-е гг. // Социологические исследования. — 1991.
7 Население Советской Средней Азии / Отв. ред. А.А. Росляков, Р.И. Сифман. — М.: Наука, 1985.
8 Переведенцев В.И. Урбанизация в СССР: исторический опыт // Мир России. Социология. Этнология. — 1992.